- А где Лева сейчас? – поинтересовался Кехшавад.
- Где обычно – в трюме, упражняется в перекладывании тяжестей с места на место.
Обогнув корабль, они подошли к опущенному грузовому трапу. Заглянув в ярко освещенный зев распахнутого люка, Иган обнаружил, что и здесь предыдущие владельцы «Сапсана» изрядно потрудились. Они демонтировали значительную часть внутренних переборок, увеличив объем грузового трюма, который теперь занимал почти все внутреннее пространство яхты, оставив лишь минимум места для кабины с необходимыми удобствами и двигателей. Такие переделки позволяли за один присест брать на борт существенно больше груза, нежели обычно, и сейчас внутри без особого труда разместился полноценный транспортный катер.
- Лева! – окликнул Кехшавад человека, копошащегося возле сложенных у дальней стены ящиков, - подойди на минутку!
Из-за увеличенного размера трюма Иган не сразу смог оценить габариты упруго шагающего к ним мужчины, но когда тот подошел ближе, стало ясно, что он просто огромен. Ростом определенно более двух метров и почти метр в плечах, он наверняка испытывал проблемы со стандартными дверными проемами, а его мощные руки вполне могли согнуть железный рельс. Если изящную фигурку Парвати можно было назвать точеной, то Лева появился на свет не иначе, как посредством литья в земляную форму.
«Грузчик» - сказала она про него, но цепкий, оценивающий взгляд глубоко посаженных холодных глаз, и кошачья плавность движений подсказывали, что Лева, возможно, не так прост, как кажется. Люди, которые так двигались, обычно специализировались на оптово-розничной отгрузке трупов.
- Вот, познакомься, - адмирал хлопнул Игана по плечу, - господин Бросковец, о котором я тебе рассказывал.
- Можно просто Иган, - ладонь Зверолова крепко, но осторожно стиснул живой гидравлический захват.
- Леонард, но можно просто Лева, - голос «грузчика» оказался на удивление тихим и мягким.
- И каковы Ваши обязанности? – полюбопытствовал Иган, - а то Парвати, кажется, загребла все под себя.
- Погрузка-разгрузка, обеспечение безопасности, медицинская помощь, - четкий и лаконичный ответ Левы окончательно убедил Игана в правильности первоначального предположения.
- Морская пехота? Десант?
- Антитеррор. Ударно-штурмовая группа.
- Что ж, за безопасность я теперь спокоен, - Иган театрально вздохнул, - вот только с такой командой я, глядишь, сам не у дел останусь.
- О! Не волнуйся, на твою долю работы хватит! – Кехшавад жестом отпустил Парвати и Леву и, подхватив Игана под руку, направился к ведущему в рубку трапу, - мы всего лишь создаем для тебя все необходимые условия, но, увы, в решении основной задачи помощники из нас никудышные. Так что скучать никому не придется.
- А Вы уверены, что двух человек достаточно?
- Видел бы ты их в деле – не задавал бы таких глупых вопросов.
- Ладно, Вам видней.
- Тем более что каждый дополнительный член команды – это потенциальный шпион, - адмирал снова придвинулся к Игану почти вплотную, - к нашей затее, знаешь ли, с разных сторон тянутся очень и очень длинные руки. Они не особо расстроятся в случае ее провала, но вовсе не прочь поживиться плодами нашего успеха, а ими я ни с кем делиться не намерен. Так что чем меньше народу – тем спокойней.
- А этим двоим, - Иган мотнул назад головой, - Вы доверяете?
- На сей счет можешь не беспокоиться, мы с Левой и Парвати прошли сквозь огонь и воду. Да и с медными трубами, если придется, как-нибудь справимся. Временами я доверяю им даже больше, чем себе самому.
После нескольких безуспешных попыток самостоятельно собрать и настроить автономный глубоководный зонд, Иган раздраженно оттолкнул от себя непослушное устройство. Предательская память в очередной раз его подвела, так что, похоже, придется обратиться к помощи документации. Лучше как следует отработать все здесь, в тиши и комфорте, чем лихорадочно пытаться сообразить что-то потом, в чистом поле.
Все инструкции, описания и схемы он хранил в железном шкафу, что стоял в самом дальнем углу подвала. Его приверженность старомодным бумажным версиям документов в эпоху голографических проекторов и персональных виртуальных ассистентов могла показаться странной, но ровно до тех пор, пока во время очередной вылазки на охоту не выходил из строя основной электрогенератор. Тут уж хочешь - не хочешь, а вспомнишь, как пользоваться обычным компасом и согреваться у потрескивающего костра. Так что Иган бережно хранил все бумаги, аккуратно складывая их на полки, но почти никогда не открывал его для того, чтобы что-нибудь, наоборот, достать. Когда-то он еще мог удержать всю требуемую информацию в своей голове.
Он подтащил стул к шкафу и сел прямо перед его распахнутыми створками. Вид забитых полок поверг Зверолова в уныние. Чтобы отобрать те документы, которые следует захватить с собой, придется перелопатить их все.
Когда он, регулярно чихая от поднявшейся в воздух бумажной пыли, вынимал бумаги со второго стеллажа, ему в руки упал втиснутый между книгами и задней стенкой шкафа пухлый потрепанный альбом. Иган непонимающе уставился на него, пытаясь вспомнить, откуда он здесь взялся, и почему оказался закопан так глубоко, словно был приговорен к забвению. Он положил его на стол перед собой и перевернул несколько страниц.
Внутри обнаружились бесчисленные изображения различных животных. Одни представляли собой быстрые наброски, очерчивающие только внешние контуры и основные детали, другие же отличались более тщательной проработкой, вплоть до отдельных усиков на задранных настороженных мордочках. Все рисунки отличало прекрасное знание предмета, от особенностей анатомии до характерных повадок.
Иган сразу опознал руку, что рисовала здесь – свою собственную. Звероловам часто приходилось прибегать к помощи рисунков, когда описание того или иного зверя ограничивалось лишь словесным портретом, да и то поверхностным и невнятным. Далеко не всегда удавалось сфотографировать выпорхнувшую прямо из-под ног птицу либо прошмыгнувшего перед самым носом зверька. Чтобы описать увиденное для других охотников и звероловов и попытаться выяснить, кого же ты повстречал, приходилось браться за стило или карандаш. Волей-неволей, но каждому Зверолову приходилось по совместительству быть еще немного и художником.
Вот только почему альбом? Иган всегда рисовал на планшете, и рисунки свои хранил в базе данных, из которой их легко и удобно пересылать всем интересующимся. Он никак не мог вспомнить, когда и почему он вдруг обратился к бумаге.
Иган перелистнул еще пару страниц и вдруг вздрогнул так сильно, что ударился коленкой о ножку стола. Размашистые, нервные линии, образующие множество острых зубцов, тянущиеся от них бледные шлейфы, углы, изломы… Это был даже не рисунок, а, скорее, выплеснутая на бумагу эмоция, яростная и безудержная. Она словно вонзилась ему прямо в мозг, вспоров какую-то защитную оболочку и выпустив его память на волю.
Он вспомнил – этот альбом скрашивал его однообразную тюремную жизнь. Спасаясь от скуки, Иган иногда рисовал в нем, по памяти воспроизводя внешний вид животных, которых ему доводилось встречать. Что же касается вот этого…
Освободившиеся от сдерживавших их оков воспоминания метались в голове, вызывая резкую боль в висках. Эти сны! Кошмары, что порой не давали ему спать по несколько ночей подряд! Безумные образы, расцарапывавшие оборотные стороны век всякий раз, когда он закрывал глаза!
Не в силах больше терпеть, Иган скатывался с койки на пол. Волоча за собой все еще плохо слушавшиеся ноги, он подползал к столу и открывал свой альбом. Он ломал грифели, рвал бумагу, пытаясь изобразить на ее листах видения, что пылали в его мозгу. Его рука, словно утратив все художественные навыки, судорожно дергалась, покрывая листы размашистыми ломаными линиями. Зубами обгрызая затупившийся карандаш, Иган выплевывал щепки и продолжал исступленно терзать измочаленные страницы, пока не засыпал прямо за столом. После того, как он таким вот образом немного сбрасывал пар, ему удавалось несколько ночей поспать без тревожащих сновидений. Потом все начиналось сначала.
Постепенно интенсивность приступов начала снижаться, и Игану все реже приходилось раскрывать альбом посреди глубокой ночи. Сны и по сей день навещали его, но теперь то были просто кошмары, после которых он, вытерев пот, еще мог перевернуться на другой бок и заснуть снова. Он затолкал свои рисунки в дальний угол шкафа и постарался забыть все, что с ним происходило в заключении. Воспользовавшись известными ему приемами самовнушения, он почти в этом преуспел.
Что ж, настало время вспоминать. Иган перевернул очередной лист. Созерцание его эмоциональных выбросов, выраженных в сумбурной графике, причиняло почти физическую боль, но он продолжал смотреть, неторопливо перелистывая пожелтевшие страницы.
Шипы, когти, развевающиеся ленты, плавно переходящие в струи тумана, плавные изгибы чешуйчатой брони и снова рога, когти, клыки … С черно-белых рисунков буквально хлестала неудержимая ярость, так и рвущаяся преодолеть пределы бумажной плоскости и дотянуться до него, до Игана. Он знал причину этого сумасшедшего бешенства, у него в ушах до сих пор стоял оглушительный рев, полный злобы и отчаяния, раздавшийся в тот миг, когда Иган шагнул с обрыва. В тот миг, когда он ускользнул от предначертанной ему судьбы.
Эрамонт его не забыл, не простил и продолжал преследовать везде, где только мог. Даже во снах.
Взглянув на следующий рисунок, Иган испытал чувство, будто под занесенной ногой не оказалось очередной ступеньки. В то время как предыдущие наброски пылали жгучей, яростной агрессией, тут, напротив, царила почти умиротворенная тишина. Все те же исполинские иглы, вздыбившиеся наслоения чешуи и ряды острых как скальпели зубов, но все это неожиданно замерло, точно осознав бесплодность всех попыток что-либо изменить. В четких уверенных линиях, техника которых была Игану совершенно несвойственна, проступала огромная, чуть повернутая голова. В самой середине листа, в окружении крошек от поломанных грифелей, сверкал огромный бездонно-черный глаз. Казалось, что в играющих на нем бликах, если присмотреться, можно разглядеть отражение скрюченной человеческой фигурки. Все изображение дышало скрытым напряжением, странным образом напоминая сжатую до предела пружину. Этот, последний рисунок олицетворял собой одно-единственное слово.