Г Л А В А XI

Дома Настю встретили «фирменным обедом». Мария ухитрилась подкопить талонов на мясо и нажарила свои знаменитые котлеты с чесноком.

— Роскошествуем в честь твоих успешных экзаменов! — пояснил Михаил, потирая от удовольствия руки.

Настя лукаво хмыкнула.

— Почему, собственно, вы уверены, что я сдала? — спросила она.

— Ну, при твоих-то данных... Правда, Марусенька? — обратился он к жене.

Мария в переднике, раскрасневшаяся, хлопотала в прихожей около гудящего примуса.

Сели за стол, и тут выяснилось еще одно приятное для Насти обстоятельство, кроме «фирменного обеда», ее ожидал второй сюрприз: поездка в Мишин театр, где впервые перед спектаклем разыгрывалась коротенькая постановка на политическую тему. В роли президента Пуанкаре — ученик студии Михаил Карпов, как значилось в афишах. Одна из них, где-то раздобытая Марией, - висела над столом.

Настя, переводя взгляд с афиши на зятя, уважительно протянула деятелю искусства руку.

— Ну, здорово, Миша, очень здорово!

— Да, растем, как видишь, — заметила Мария, употребив любимое выражение мужа.

Теперь за столом все говорили сразу, «несли восторженную околесицу», по определению Михаила, хохотали над собой, но не могли остановиться, пока Мария не схватилась за голову.

— Батюшки, а время-то!

Пора было собираться в театр.

Приехать до сбора публики всегда очень нравилось Насте. Безлюдное фойе с еще неопущенными на окнах гардинами и как-то по-особенному, на одну нее смотрящие со своих фотографий актеры театра, паркетный в два цвета пол, до блеска натертый, всегда вызывающий ребяческое желание прокатиться по нему. Потом сходить за кулисы, где уже гримируются, примеряют парики, поговорить с важным пожилым пожарником, повидавшим на своем веку множество знаменитостей и потому считающим себя большим театралом...

Настя подгоняла сестру с зятем: «Быстрее, быстрее», — и, ничего не убрав со стола, они вышли с большим запасом времени.

Дорогой в трамвае сестры стояли, а Михаил сидел: Мария усадила его на освободившееся место и, расставив локти, словно наседка крылья, охраняла мужа от толчков пассажиров — пусть сосредоточивается и входит в роль.

Занавес в театре поднялся под звуки песенки «Мальбрук в поход собрался», и это сразу определенным образом настроило публику.

Пуанкаре сидел, развалясь в золоченом кресле, преисполненный самодовольства и воинственной прыти. Лощеные министры в черных фраках в угодливых позах стояли по бокам.

В зале во время исполнения несколько раз вспыхивали аплодисменты, предназначенные персонально Михаилу Карпову.

Мария благодарными глазами оглядывала публику, дарившую вниманием ее Михаила.

А когда опустился занавес, а потом трижды поднимался на вызов, сестры стиснули друг другу руки. В эту минуту они знали, что готовы вытерпеть все: и подслеповатую каморку, приютившую их в Москве, и ненасытный котел, требующий неизменную порцию угля через каждые три часа, и многое, многое другое.

В начале октября у Насти начались занятия в училище. С первых же дней учеников разбили на бригады. Они были созданы по принципу «сильный помогает слабому». Что касается отметок, то они выражались в процентах: высшая отметка — сто процентов, низшая сорок пять. Отметки за семестр выставляются на групповых собраниях путем голосования. В училище бригадный метод проработки материала: бригадой сообща можно решать задачи, писать сочинения — не жизнь, а рай земной!

Анастасия Воронцова по результатам экзаменов относится к сильным, она бригадир. Слабая — Клава Кузнецова.

Клава, как и Настя, приезжая. Она жила и училась в деревеньке под Угличем, слыла там коноводом. Невысокая ростом, коренастая, с добродушным круглым лицом, Клава поначалу растерялась в городе, а потому побаивалась, как бы бригадир, причислив ее к неотесанной деревенщине, не стала бы помыкать ею.

Занятия в училище чередовались: день — теория, день — практика.

Для практики ученикам выдавали черные ворсистые куртки. На черный воротник спецовки девушки выпускали белый, перетягивали талии ремешками и щеголяли в свое удовольствие.

Сегодня — день теории, занятия с девяти, а не с восьми, когда бывает практика. Настя приехала за целых полчаса до звонка. Зеркала свободны, глядись сколько душе угодно. Она подошла, поправила волосы.

— Ба, и Настенька уже пожаловала! — раздался за ее спиной голос Клавы Кузнецовой. — Нас хоть с напарницей, — она показала на стоящую рядом одноклассницу, — с вокзала чуть свет турнули, а ты чего?

— Почему же с вокзала? — спросила Настя.

— Пассажиров дальнего следования из себя изображали. Кочевали с лавки на лавку, покемарили немножко. Представляешь, у родственников полна коробочка, не решились дальше обременять. Ждем общежития...

Настя с упреком покачала головой: вот отчаянные, у нее могли бы переночевать!

Весь этот день главной заботой бригады была погода. С самого начала месяца дождь не пропускал ни одного дня. Едва светало, как он принимался то моросить, то нахлестывать изо всей силы.

Строительство барачного городка приостановилось: завезенные опилки прели под дождем, штабеля молочно-кремовой фанеры приобрели свинцовый оттенок. Месиво грязи, поглотив весь строительный мусор, хлюпало под ногами.

Часам к одиннадцати в раскрытую фрамугу окна донесся дружный стук топоров.

— Слава тебе господи, — дождались, наше общежитие строят, — подтвердила Клава, сидевшая у окна. — Плотников сегодня согнали видимо-невидимо...

Каркас барака рос на глазах от урока к уроку. К концу занятий его стали обшивать фанерой и одновременно засыпать привезенными сухими опилками, утрамбовывая их большими деревянными молотками.

— Тепло нам загоняют, — радостно комментировала Клава, высовываясь из окна.

После уроков все отправились на субботник. Работали всем классом дотемна и, как подвел итог староста, на совесть.

— Уж будьте уверены, рабочий класс не подведет! Всем очень льстила принадлежность к классу-гегемону, чем ребята невольно гордились перед плотниками, нанятыми лишь на сезон.

Когда расходились по домам, барак, разделенный на комнаты, стоял под толевой крышей, оставалось навесить рамы и двери, сложить печи.

— Оседаем тут, хватит нам по вокзалам мытариться, — заявила Клава, заручившись согласием своей бездомной напарницы. — А ты, Настя, не сердись, — продолжала она, — ты сама у зятя живешь.

Стали уговаривать Настю поужинать с ними: люди они запасливые, в чемоданах найдется кое-что.

— Эх, если бы было можно предупредить сестру, непременно бы осталась у вас ночевать! — проговорила Настя.

Ее провожали шуточками о неожиданном комфорте на свежем воздухе, но Насте было почему-то грустно смотреть, как, свернувшись калачиками, девчонки устраивались на ночлег в недостроенном бараке.

Особенно нравился членам бригады день практики.

Инструктор по слесарному делу — молодой, щеголеватый, с блондинистым чубчиком из-под синего берета, всегда спокойный, доброжелательный — сразу завоевал расположение группы.

На вводном уроке он увлекательно рассказал, в чем заключается работа слесаря и что они за первый год обучения в ФЗУ должны освоить под его руководством.

Расположение к инструктору росло день ото дня. Не прошло и недели, как все кепки с мальчишеских голов словно ветром посдувало — на практику ученики являлись только в беретках, которые Настя прозвала вслух «аля-инструктор».

В первые дни очень уставали, особенно девушки. Сказывалось отсутствие привычки к физическому труду: работа напильником с восьми до двух — дело нелегкое. Ныли лопатки, болела спина.

Вечером, едва поужинав, Настя укладывалась спать.

— Втянется — войдет в норму, — говорил Михаил жене, замечая тревогу в ее глазах. — Вспомни-ка себя. Ты только корми ее поплотнее при рабочей-то карточке, — добавлял он.

— Стараюсь, кормлю. Отсутствием аппетита Настя не страдает!

— Ну, стало быть, дай срок, выйдет из нее рабочий человек.

Срок этот пришел незаметно, а больше всего для самой Насти. Не верилось даже — давно ли после практики в книжку заглянуть не было силы, а теперь хоть во вторую смену оставайся, если бы разрешили.

Инструктор в цехе не делал никаких исключений для девушек, а уж если хвалил, то по заслугам.

После учебной плитки, поверхность которой обрабатывалась напильником, а потом просматривалась под железную линеечку, нет ли просветов, или, как шутил инструктор, ухабов, ученики получили болванку молотка.

Сделать молоток — первое настоящее задание, заказ завода для ширпотреба, и его нельзя было сравнивать с учебной плиткой!

Благоговея и улыбаясь, Настя рассматривала свои руки: узенькие ладони, длинные пальцы. Удивительно ловко они научились держать напильник и с плавной равномерностью водили им по молотку. Затем оставалось зашабрить, после чего поверхность металла можно было смело сравнивать с зеркалом, а Насте хотелось говорить — с зерцалом!

Вокруг тисков на верстаке оседала мельчайшая пыльца, совсем непохожая на металлическую, — такой тончайший слой снимался надфилем, а под конец наждачной бумагой.

Широкий верстак разделен сеткой, напротив Насти — Клава.

За спиной огромные, чуть не до пола, окна во двор. Начало ноября — не в пример октябрю — стоит сухое и ясное, солнышко до обеда пригревает затылок, освещая верстак.

Никогда раньше Настя не думала, что создавать вещи, а в особенности из металла, пусть всего-навсего незатейливый молоток, — истинное наслаждение.

Не у всех шло все гладко. Некоторые ученики по третьему разу запарывали деталь.

Настя тоже споткнулась на одной стороне, спилила чуть лишнее. Стараясь не смотреть на расстроенное лицо ученицы, инструктор принес Насте новую заготовку.