А хозяйка и хозяин, несмотря на радостное событие, не переставали ссориться. Но прислуга могла только догадываться об этом, так как все перепалки происходили за закрытыми дверьми — чаще всего поздно вечером или ночью.

В семье депутата Кханя действительно было неладно. Как-то вечером после ужина мать с дочерью ушли к себе раньше, а Тыонг остался с отцом пить кофе. Кхань молча курил сигарету и потягивал коньяк, а сын, быстро покончив с кофе, принялся нервно ходить по комнате, украдкой наблюдая за отцом.

— Ты хочешь мне что-то сказать?

— Да! — Тыонг остановился и в упор посмотрел на отца. — Я хочу с тобой поговорить об одном деле.

— Хорошо, мы уже можем говорить с тобой как взрослые люди: не сегодня-завтра ты женишься. Присаживайся. Кури.

Депутат подвинул сыну серебряный портсигар. Тыонг взял сигарету, прикурил и уселся напротив отца.

— По-моему, отец, не следует смешивать твой капитал с деньгами этой… Ми Лан… из Хайфона!

Кхань искоса бросил взгляд на сына и дернул себя за ус.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я имею в виду плантацию До, которую ты собираешься купить на паях с Ми Лан. Так, мне кажется, дело не пойдет! Матери, конечно, не по душе эта твоя любовная связь, она ревнует, я же мужчина и не вижу в этом ничего особенного. Но считаю, что с плантацией так поступать не годится!

Кхань продолжал сидеть вполоборота к сыну и, зажав сигарету в зубах, улыбался уголком рта.

— Ну а что ты скажешь, если у меня не хватает денег на покупку этой плантации?

— Это ты решил, что их не хватает! А если бы ты действительно захотел купить ее один, мы бы нашли деньги. В крайнем случае можно было бы призанять немного. Да впрочем, до этого и не дошло бы.

Губы депутата снова искривила презрительная усмешка:

— Ну и что ты предлагаешь?

Тыонг отбросил сигарету и поднялся. Сейчас на его худом бледном лице не осталось и следа почтительности. Он был взбешен, рот его исказила такая же презрительная улыбочка, как и у отца.

— Я предлагаю или совсем не покупать эту плантацию, или если уж покупать, то документы должны быть оформлены на наше с матерью имя. А можно только на мое.

Кхань с нескрываемым удивлением воззрился на сына:

— Значит, на свое имя ты мне запрещаешь покупать что-либо?

— Я ничего не запрещаю, но… если документы на плантацию будут оформлены на твое имя и если эта Ми Лан произведет на свет младенца — еще неизвестно, от тебя ли, но она, конечно, станет утверждать, что он твой, — может случиться, что мы и не заметим, как потеряем плантацию!

— Я смотрю, ты становишься дельцом!

И Кхань опять отвернулся. Тыонг побелел:

— Я не советую тебе продолжать обращаться со мной как с ребенком! Я уже достаточно взрослый человек, вот уже и семьей обзавожусь, а до сих пор вынужден каждый раз выпрашивать у вас с матерью деньги на карманные расходы! Было бы только справедливо, если бы ты оформил эту плантацию на меня.

— Куда ты так торопишься? Я еще не собираюсь умирать!

— Зачем преувеличивать! Просто ты всегда поступал со мною так, будто я сам ни на что не способен. Даже губернаторскую дочку подобрали мне в жены, не спросив, нравится ли она мне. Воспользовались родительским правом!

— А она что, слепая, хромая или еще с каким-нибудь изъяном? Из хорошей семьи, образованная. Чего тебе еще нужно?

— Конечно! — Тыонг иронически улыбнулся. — Вполне достойна быть вашей невесткой! Но мне-то на нее смотреть тошно! Соан, служанка, и то приятней! Ну да ладно. Это дело решенное, и я не хочу его расстраивать. А что касается плантации, то я прямо скажу: если только в это дело будет замешана Ми Лан, мать примет серьезные меры. Да и я помогу ей!

— Что же ты предпримешь? Подашь на меня в суд?

— Что я, дурак? Есть немало способов добиться своего и без шума. Например, агенты полиции могут найти у нее товары с черного рынка, продажа которых запрещена. На что Ан По у Южных ворот был крупный коммерсант, и того посадили за торговлю запрещенным товаром. А то еще могут к ней пожаловать из японской военной полиции…

Отец и сын несколько секунд молча смотрели друг другу в глаза. Потом депутат отвернулся и снова подвинул сыну портсигар:

— А ты, я смотрю, не дурак! Но предупреждаю: если ты хоть пальцем тронешь Ми Лан, я тебя… — Депутат надавил ногтем большого пальца на стол, будто расправляясь с каким-то насекомым. Тыонг вскочил. Кровь бросилась ему в лицо, глаза злобно сверкали. Но депутат, словно ничего этого не замечая, продолжал: — Однако хочу тебя успокоить. Еще не известно, куплю ли я эту плантацию. Француз заломил за нее слишком высокую цену. Надо выждать, когда их еще больше подопрет, и, если он назначит цену, которая будет нам по карману, тогда почему бы и не купить! Что же касается оформления документов на твое имя, то, если я это сделаю, от плантации тут же ничего не останется, ты ее живо спустишь! Привык проматывать чужие денежки! Сделаю тебя пока управляющим. Женишься, начнете привыкать к самостоятельной жизни, тогда видно будет.

Кхань поднялся, давая понять, что разговор окончен, но потом вспомнил что-то и снова опустился на стул.

— А ты что же, с японской военной полицией связался?

— В Ханое с кем только не свяжешься!

— Советую тебе быть поосторожней. Что будет с французами и с японцами — темное дело. Еще неизвестно, кто возьмет верх. Если вести себя по-умному, то, кто бы ни пришел к власти, можно всегда оказаться полезным человеком, понял? Мы люди состоятельные, нам ни к чему ввязываться в драку, пусть простонародье дерется.

В комнату вошла Соан, чтобы убрать посуду. Отец и сын замолчали. Тыонг не сводил с девушки глаз. Сейчас, в новой одежде, она была еще красивее. Кхань выпил еще чашку чаю и взглянул на часы.

— Почти восемь! Соан, принеси мне горячей воды для ног.

Депутат поднялся и неторопливо вышел из столовой.

Была уже полночь, когда Соан разделалась наконец с делами. Она сидела в кухне у очага и, почти засыпая, дожидалась, пока сварится корм для свиней. В дверь заглянул Тыонг в пижаме и накинутом на плечи пальто. Потом во дворе появился Прыщавый Лонг, он вошел в кухню, заглянул в котел с варевом для свиней и удалился к себе. Когда Соан добралась к себе домой, глаза у нее слипались от усталости. В темноте она повалилась на постель и тут же заснула мертвецким сном.

И вдруг сквозь сон она почувствовала, как на нее навалилась какая-то тяжесть. Она хотела вскочить, крикнуть, но чья-то рука зажала ей рот, а потом заткнула его платком. Соан попыталась вырваться, но тут же получила такой удар кулаком по голове, что у нее круги поплыли перед глазами. Она собрала все силы, пытаясь подняться, но ее держал не один, а двое… Она слышала их хриплое дыхание… Кто-то с силой сдавил ей горло и швырнул на кровать. Сознание ее на мгновение затуманилось, но она продолжала сопротивляться. Шаря рукой в темноте, она нащупала ворот пижамы и рванула ее, ткань затрещала. «Собачий сын!» Соан узнала злодея. Но она уже не могла ни дышать, ни кричать, только слезы лились по лицу. Разбить бы сейчас голову. «Мама! Мама!» Соан что есть силы дернула головой. Разбить бы сейчас голову о косяк и умереть! Больше она уже ничего не слышала, ничего не чувствовала, сознание померкло…