11

На закате, как и сотни лет назад, медленно плыл колокольный звон пагоды Нгай. Только в этот вечер звуки колокола казались почему-то особенно печальными. Они лились, протяжные, щемящие, и уплывали к далеким холмам, погружавшимся в вечерний сумрак…

При этих звуках Куен крепче прижала под мышкой нон и зашагала быстрей мимо раскачивавшихся под ветром сосен.

Когда она подходила к пагоде, уже совсем стемнело. Девушка отодвинула плетеный притвор у входа и вошла во двор. Пагода стояла погруженная в тишину, Куен почувствовала чуть слышный запах мелии… В храме однообразно зазвучал мо, отбивая ритм молитвы.

Из кухни во двор вышел Хьеу — узнать, кто пришел.

— Никак, Шау пришла? — тихо спросил старик, в его голосе слышалась радость. — Что тебя так долго не было? Мы уже который день оставляем тебе по вечерам ужин. Наша настоятельница беспокоиться начала. Только что опять спрашивала о тебе.

— Есть что-нибудь для меня?

— А как же. Давай сюда кошелку.

— Кто был на этот раз?

— Та же женщина, что приходила на Новый год.

— А-а, знаю…

За ужином перед Куен поставили целую плетенку красного риса с вареными бамбуковыми побегами, приправленными соленым пряным соусом. Хьеу для приличия взял себе немного риса, но тут же отложил палочки и стал угощать гостью. Когда Куен поела, он тихо сказал:

— Говорят, в ваших краях много народу погибло с голоду.

— Да… — Куен тяжело вздохнула. — Сейчас голод повсюду.

— Может, помочь, что-нибудь сделать… — старик остановился, словно не решаясь продолжать.

Именно над этим Куен ломала голову последние дни.

— Да! — вспомнил старик. — Сегодня вечером сюда, наверное, приедет Чыонг, хотел встретиться с тобой, поговорить кое о чем. Шайка старосты Туи предупредила, что скоро они «навестят» соседнюю деревню. Последнее время они распоясались, грабят уже средь бела дня.

— А вы слышали: бандиты появились возле поста До?

— Неужто?

— Позавчера утром больше сотни прошло по поселку До, некоторые вооружены автоматами, на лошадях. Солдаты с поста носа не посмели высунуть, ворота заперли и ни гу-гу!

Старый Хьеу только головой покачал. А Куен ушла в себя. Вдруг глаза ее сердито блеснули. «Сколько это будет продолжаться?! И главное, почему мы сидим сложа руки и ничего не предпринимаем!»

Куен через огороды прошла к поваленному надгробию, где связная обычно прятала для нее литературу и почту, если приходила в ее отсутствие. Забрав пакет, она ушла к себе в маленькую каморку — одну из келий, отведенных для ночлега прихожан. Войдя, она зажгла небольшой светильник, заправленный маслом, закрыла дверь на засов и стала распаковывать почту, тщательно завернутую в промасленную бумагу и завязанную бечевкой.

В пакете оказалось письмо от Каня, который просил ее постараться разделаться со срочными делами к началу месяца, так как предполагается важное совещание, на котором будет присутствовать товарищ «сверху». Куен бегло просмотрела несколько номеров газеты «За спасение Родины», потом ее внимание привлекла небольшая, величиной с ладонь, голубая брошюрка. На обложке при тусклом свете лампы она прочла: «Борьба за власть между японцами и французами и наши задачи».

При тусклом, колеблющемся свете Куен читала крохотные строчки, напряженно нахмурив брови, позабыв обо всем на свете… Она читала директивы Секретариата Центрального Комитета.

Удары в мо прекратились, значит, настоятельница закончила вечернюю молитву и сейчас позовет ее к себе. Придется прочесть еще раз брошюру попозже. Куен торопливо собрала все со стола, сложила в плетеный лакированный ларец, потом засунула ларец подальше под топчан и вышла в приемную для гостей.

Беседа была в самом разгаре, когда послышался лай и у ворот пагоды замелькали факелы. Монашка-прислужница пошла открывать.

— Наверное, приехал Чыонг Конг!

Да, это был он. Двое сопровождающих его юношей несли зажженные факелы. Чыонг Конг вошел во двор. Юноши удалились на кухню, а хозяин прошел в гостиную.

На нем была простая крестьянская одежда, голова повязана тюрбаном из выцветшего от времени фиолетового тюля. Густые брови, косой разрез глаз, черная борода — точь-в-точь командир из отрядов Де Тхама[23]. Он снял с плеча старинное кремневое ружье, сложил перед грудью ладони в знак приветствия и, откинув полы одежды, сел на скамью. После вопросов вежливости и первой пиалы чая они приступили к беседе.

— Я слышала, — начала Куен, — что староста Туи грозит разграбить село. Это правда?

— Да. Они осмелели после того, как купили несколько винтовок у солдат, сбежавших из Тиениена. К тому же они вошли в шайку главного бандита Лыонг Вана, так что им теперь море по колено, ни с кем не считаются. Прислали своих людей объявить, что если село не откупится семью центнерами риса и десятком быков, то на будущей неделе придут и дочиста разграбят его. Что же касается пагоды, то ее по бедности они пощадили — решили взять только два центнера. Хм!

У Чыонга от ярости лицо налилось кровью, густые брови сошлись у переносицы, глаза метали молнии.

— А зи да фат! — испуганно воскликнула настоятельница. — Это что же, семенное зерно отдать?

Она смотрела на Чыонг Конга, словно умоляя о защите. Чыонг Конг, опустив глаза, задумчиво поглаживал бороду.

— Послушай, Шау, — встрепенулся он, — мои ребята недавно вернулись из Бакзянга, рассказывали, что и там теперь действуют люди Вьетминя. Народ тысячами собирается под их красные знамена, разбивает склады, раздает рис голодающим. Во многих местах уже и комитеты созданы… как их…

— Комитеты национального освобождения, — улыбнулась Куен. — У нас они тоже скоро будут.

Настоятельница и ее гость внимательно слушали девушку, пристально глядя ей в лицо. А Куен продолжала:

— Скажите откровенно, Чыонг, как бы вы отнеслись к тому, чтобы наша организация поручила вам кое-какие важные дела?

Чыонг Конг поднялся и поклонился, сложив ладони перед грудью.

— В моем доме сейчас есть два вот таких ружья, две лошади, несколько быков, есть также немного рису и девятьсот донгов денег. С вашего разрешения я оставлю себе сотню донгов, а все остальное жертвую на дело революции. Ребята мои — и сын и дочь — неплохо владеют оружием, если пригодятся, забирайте хоть завтра!

Куен улыбнулась.

— Я могу только приветствовать ваши благородные чувства, Чыонг Конг! Садитесь, пожалуйста, давайте поговорим. Молодежь в вашем селе по-прежнему упражняется с оружием? Сколько их у вас?

— Семеро, ребята все здоровые, смелые. Я занимаюсь с ними почти каждый вечер.

— Можно мне завтра попозже зайти поговорить с ними?

— Пожалуйста! Вечером я пришлю сына с лошадью, он проводит вас.

— Не беспокойтесь, дорогу я знаю, сама дойду.

Уже за полночь, а Куен все сидит над маленькой книжицей в голубой обложке. «Разбивайте склады, спасайте людей от голода! Поднимайте народ на борьбу с японскими оккупантами! Не медля, готовьтесь к всеобщему восстанию!» Правильно! Последнее время Куен чувствовала, что они все точно скованы — так медлительно и робко действовали они у себя в провинции, в то время как растет бандитизм и народ умирает с голоду, тщетно ожидая помощи революционеров. А те два товарища из исполкома, с которыми Куен встречалась, все толковали о систематической пропаганде, о последовательной организации, точно не видят, что происходит в стране! А недавно один партийный работник, вернувшийся из тюрьмы, решил действовать открыто, как во времена «национального фронта», так японцы его тут же замели. Казалось бы, прекрасный урок, так эти руководители из исполкома сделали свои выводы: без конца твердили Куен, что рисковать нельзя! Правильно, зря рисковать нельзя. Но ведь люди умирают с голоду! Чего еще ждать! Надо открывать японские склады, отбирать у врага рис! Это же ясно как день. И нечего тут тянуть! Сегодня во время разговора с настоятельницей и Чыонг Конгом Куен подумала, что сейчас главное — захват склада и расправа с бандитом Туи…

Подготовка к всеобщему восстанию… Организация партизанского отряда… Создание опорной базы у них в провинции… Создание Комитета освобождения и Народно-революционного комитета… Сколько важных дел выдвигается в директивах Центрального Комитета! Куен даже не представляла себе, как к ним подступиться… Видимо, на совещании товарищ «сверху» даст соответствующие разъяснения. Но что бы там ни было, сейчас ясно одно: они в состоянии захватить склад на рынке Ша в ближайший базарный день и разделаться с бандитом Туи тоже сумеют. Удастся ли ей найти Каня на руднике Даокхе? Ей было бы спокойней, если бы она смогла с ним посоветоваться. Но медлить нельзя: не сегодня-завтра склад попадет в руки бандитов!

Есть отряд самообороны в селе Дам, и он неплохо вооружен, да еще на плантации, и в районе моста Ха по отряду. Может, присоединить к ним ребят Чыонг Конга?.. Послезавтра надо будет обсудить все с товарищами. Куен, загибая пальцы, подсчитывала, сколько у них людей, и обдумывала операцию по захвату склада. Склад охраняется четырьмя солдатами. Тоже охрана! Только и знают, что шнырять по рынку да к бабам приставать! Надо будет подослать к ним девушек, чтоб они отвлекли солдат, тогда хоть ружья у них с плеча снимай — не заметят. Кстати, эти ружья им очень пригодились бы. Завтра же надо послать человека к Каню, непременно нужно посоветоваться с ним.

Крик лани, донесшийся из лесу, заставил Куен вздрогнуть. Она загасила лампу и легла на топчан. Ее немного знобило. Не хватало еще заболеть, тогда вообще все сорвется!

Куен сдержала вздох, стараясь отогнать от себя грустные мысли. Нет, она по-прежнему любит Тху и не забыла о священной для нее просьбе Кхака, она вырастит девочку, но теперь Куен стала смотреть на вещи шире. Можно считать, что по сравнению с другими детьми Тху еще повезло. Тот баньян, который Куен видела у причала Гом, ей не забыть до конца жизни! Однажды какая-то мать привела и оставила своего ребенка под этим баньяном в надежде, что найдется сердобольный прохожий, который сжалится над малышом и усыновит его. И вот каждую ночь под баньяном стали появляться дети. Их нашли уже более десятка от двух до десяти-двенадцати лет. Одни еще могли как-то передвигаться, другие уже почти не шевелились, изможденные старческие личики, неестественно расширенные огромные глаза, в которых застыла мольба. Каждое утро сельские стражники подбирали несколько новых трупов, складывали их на повозку и увозили хоронить…