СЛЕДОВАТЕЛЬ

Я думала, Боря забыл про Тамару. Даже досадовала: вот мальчишки — с глаз долой, и из головы вон. А он каждый день писал ей письма. Каждый день. А вернее, каждую ночь. И с утра бегал к почтовому ящику отправлять. Потом я у Тамары спрашивала, о чем он писал. О самом обыкновенном: как живем, что делаем. Жалел, что она не поехала. А в конце обязательно: не беспокойся, не подведу.

Вскоре в колхоз приехал следователь. Борю он не застал. Провозившись день с комбайном и разобрав некоторые его узлы, он оставил все на мое попечение и с новым своим приятелем Николаем уехал в соседнюю деревню. Они повезли туда связки книг, которые школа прислала в подарок колхозным ребятам. Следователь погоревал сначала, но потом, пожалуй, решил, что это даже лучше, если он поговорит с ребятами без Бори. Они, мол, будут откровеннее. Я так поняла.

Конечно, никого из нас следователь не знал. Но он сам был для нас человеком знакомым. Как-то с полгода назад Ольга Федоровна, увлеченная новыми веяниями о правовой пропаганде, пригласила его в класс, чтобы провести беседу. Беседа всем понравилась. Следователь сообщил тогда много интересного. А главное — нового, необычного, о чем с нами не говорили ни на уроках, ни в кружках.

О приезде следователя я узнала от вездесущей Светы. А потом и сама увидела его, столкнувшись с ним в тесной комнатке парткома колхоза. В полдень на дверях клуба появилось объявление, извещавшее о предстоящей встрече с ветераном Великой Отечественной войны К. П. Скороходовым. К началу я опоздала. Выполняла Борино задание — промывала керосином детали комбайна. Когда вошла в зал, на трибуне стоял пожилой уже человек с поседевшими висками — наш следователь. Это и был К. П. Скороходов. Второй раз слушала я его, и опять с интересом.

Он вспоминал о войне. Она застала его совсем еще молодым, студентом первого курса юридического факультета. С одним из эшелонов уехал на фронт. Попал в роту разведчиков. Всяких людей повидал он. Не раз сам был на краю гибели. Он видел, как оступившиеся кровью и жизнью своей искупали старые преступления, как малодушные побеждали страх и становились героями. Под Минском, сброшенный на парашюте в тыл противника, три часа уходил от преследователей, с каждой минутой ощущая, как ближе и ближе слышится лай идущих за ним по следу овчарок. На берегу петлявшей по мелколесью речушки он запутал след, сбил с толку собак. А на рассвете неожиданно столкнулся лицом к лицу с другой группой фашистских солдат, не подозревавших о его присутствии.

Он отстреливался до последнего патрона и, наверное, ушел бы опять, если б гитлеровцы не догадались вызвать подкрепление. Прибывшие на мотоциклах солдаты обложили его со всех сторон, и, когда, израненный, обессиленный, он скатился в овраг, гитлеровцы еще с полчаса не осмеливались подойти к нему, опасаясь, что «рус» опять оживет и начнет кидать гранаты и поливать их свинцовым дождем из их же, трофейного, автомата.

Его отправили в село и там весь день пытали, спрашивая, кто он и откуда. Ничего не узнав, фашисты расстреляли его на вечерней заре за околицей села вместе с группой неизвестных ему, мужественно перенесших гитлеровские пытки людей — молодых парней, женщин и стариков.

Ночью два мальца (они разыскивали своего деда) нашли его, на дне глубокого, заросшего бурьяном оврага и, обнаружив, что парашютист еще дышит, спрятали на своем дворе в подвале за пустыми бочками из-под квашеной капусты.

Назло врагу расстрелянный солдат выжил и через два месяца вместе с ребятами, у которых после гибели их деда не осталось никого на свете, ушел к партизанам.

Из партизанского отряда его вывезли на Большую землю. Подлатали, и опять в тыл врага, теперь как опытного и видавшего виды разведчика. На этот раз он сам искал встречи с мальчишками. И опять другие уже ребята выручали его, проникая в такие места, куда не отважился бы пройти и самый храбрый солдат, и уходя от преследования даже в тех случаях, когда, казалось, спасения нет. Вот когда он полюбил мальчишек. Их неподкупную честность и безрассудную храбрость. Их беспредельную верность и бесшабашную удаль. Качества, которые не раз спасали его от неминуемой смерти и помогали успешно выполнять задания командования.

Однажды замухрышка-девчушка, припадающая на одну ногу, принесла из города к партизанам в специально наращенном каблуке ботинка важные оперативные донесения. Трижды ее останавливали гитлеровцы и трижды отпускали, уверовав, что бедняжка заблудилась, собирая ягоды в лесу, и теперь боится, что мама ее прибьет. А в туеске под вторым дном у нее лежала граната. На случай, если ей все-таки не поверят и придется бежать, а может быть, и отбиваться от врага.

Она беспрепятственно прошла все вражеские заслоны, но настолько привыкла к своей роли, что, уже переобувшись, долго еще прихрамывала на одну ногу.

Я ждала, что же еще Кирилл Петрович расскажет о себе, о том, как он воевал, от чего поседели его волосы. А он вспоминал своих фронтовых товарищей. В Сталинграде их поредевший взвод две недели оборонял стены разбитого и обгоревшего дома. Гитлеровские генералы доносили в Берлин, что дом защищает отборный коммунистический полк. А их было всего двенадцать. Вместе с пятнадцатилетним пареньком, жильцом этого дома, комсомольцем Ваней Козыревым. Ваня не успел переправиться на левый берег Волги. Да и некуда ему было переправляться. Здесь, в сталинградской земле, остались лежать его мать, отец, рабочий тракторного завода, и сестренка. Ваня надел красноармейскую гимнастерку, научился бросать гранаты прямо под гусеницы фашистских танков, стал заправским защитником родного города.

Накануне бойцы отпраздновали его день рождения. Открыли последнюю баночку свиной тушенки и согрели в старом котелке чай. А наутро фашистские танки снова пошли на штурм их крепости. Первую атаку они отбили гранатами. Когда фашисты, пополнив поредевшие ряды, опять пошли в бой, лейтенант предупредил, чтобы берегли гранаты: до вечера пополнения не ожидается. Как на грех, у Вани осталась только одна противотанковая. О, он не хотел потратить ее впустую! За гранату не меньше танка. И когда фашисты ринулись на наши позиции, Ваня пополз вперед, навстречу врагу, и с гранатой в руке бросился под головной фашистский танк.

Взрыв на некоторое время скрыл вражеский танк в облаке дыма и пыли. А когда дым рассеялся, все увидели фашистскую громадину, замершую на месте и подставившую свой бок под снаряды наших орудий. Из подбитой машины спешили выбраться гитлеровские вояки. А колонна танков, только что браво шедшая в атаку, медленно повернула назад, пытаясь уйти из зоны противотанкового огня.

…Беседа понравилась и взрослым, и нам, подросткам. Весь вечер только и разговору было что о войне. Хозяйка дома, где мы ночевали со Светой, достала последнее письмо мужа с фронта и читала его нам, украдкой смахивая слезы.

Наутро Света сказала, что следователь будет вызывать нас по одному и снимать допрос. Но получилось, что я сама напросилась к нему на разговор. И виной всему мое любопытство. Захотелось узнать, остался ли жив тот парнишка, что с гранатой на танк пошел. Я подкараулила Скороходова, когда он вечером возвращался в гостиницу. Спросила.

— Ваня, к сожалению, погиб, — ответил он. — А в памяти моей так и остался пятнадцатилетним.

— А девчонка? Та санитарка, замухрышка?

— Девочка жива. Теперь у нее у самой два сына. Два богатыря.

— А о себе вы мало рассказали. Так интересно!

— Милая моя, — сказал Кирилл Петрович, — о себе и о других можно рассказывать бесконечно. Были бы слушатели.

— А вы очень торопитесь?

— Не так чтоб очень…

Мы присели на завалинку. И вот что я узнала еще о Кирилле Петровиче.

В Сталинграде фашистский снайпер чуть не оборвал его жизнь. С тяжелым ранением в голову Кирилла пытались переправить на левый берег Волги. Никто не знал, удалось ли сделать это. В дивизионной газете появилась заметка о подвиге защитников дома и о гибели Кирилла.

Но Кирилл и на этот раз выжил. В самый последний момент один из оставшихся в живых защитников дома перенес его на приставшую к берегу лодку. Кирилла переправили на левый берег, а затем и в госпиталь. Когда в госпитале он пришел в себя, врачи решили, что он воскрес из мертвых. Молодость взяла свое. Кирилл снова возвратился в строй и подоспел к решающим боям на Курской дуге. Он испытал себя в сражении с новейшими немецкими танками — «тиграми». И ничему уже не удивлялся. Знал: человеческая воля крепче любой стальной брони.

Это были чудовищно тяжелые дни. Он мог сравнить их разве что с днями и ночами Сталинградской битвы. Иногда казалось, что они не выдержат. Фашистские танки прорвались через заградительный огонь нашей артиллерии. Устрашающей лавиной они ползли на окопы, уже вышли на ротный укрепленный пункт. Кирилл высунулся из окопа, бросил гранату под гусеницы «тигра». Не попал. Через секунду тяжелая машина уже навалилась на его окоп, стиснула податливую землю, заслонила свет. Но едва танк перевалился через окоп, засыпая его песком, Кирилл усилием воли заставил себя подняться и метнул вторую гранату. Грохот взрыва заглушил рев машины. А когда дым рассеялся, Кирилл увидел мертвенно застывшую громаду танка и выскакивающих из него гитлеровцев. Взметнув автомат, он стал поливать их горячим свинцом. Поразил ли он врагов или нет, разглядывать было некогда. На позиции надвигалась новая лавина танков. Но бойцы уже видели, как расправился с «тигром» Кирилл. Они стали подражать ему.

И все же один из «тигров» засыпал Кирилла в окопе. И когда рота, преследуя отступающую пехоту противника, ушла вперед, он остался лежать бездыханный, придавленный слоем земли.

Его нашла санитарка, которой показалась подозрительной выступавшая из земли каска. Под каской она обнаружила чернявую, обрызганную кровью и измазанную глиной голову и, больно раздирая о твердую землю руки, откопала бойца по плечи, а потом выкопала и всего.