Скороходов спросил меня, знаю ли я Мухина-старшего. Я кивнула: «Конечно».

— Покажешь.

Он присел на скамейку рядом с бабкой. Ждать пришлось долго. Менялись мужчины за столиками, менялись бабки на скамье. Я сбегала домой пообедать, а он все сидел, все ждал.

Прошел вихляющей походкой небрежно одетый мужчина.

— Ванька Косолапый, — проворчала очередная соседка Кирилла Петровича. — Не берет его лихоманка.

— А что ж домовый комитет не приструнил его? — вставил Скороходов.

— Не дело это домового комитета, — отпарировала бабка. — На то милиция есть. Чего она смотрит?

Держась за стенку, появился пожилой, но крепкий еще мужчина.

— Вот он, Мухин, явился, — прокомментировала все та же бабка. — Под мухой.

Разговор с Мухиным не получился. Узнав, что интересуются его сыном Борисом, он начал шуметь, стучал кулаком по скамейке, грозил:

— Что он еще натворил? Не потерплю, прибью. Мало я их учил. Это все жена, распустила, разнежила. А их надо в руках держать, не позволять.

Скороходов пытался объяснить, что его интересуют отношения отца с сыном и, в частности, влияние отца на сына.

— Отношения! — гремел Мухин. — Я им покажу отношения. Выгоню к чертям собачьим. Голодом заморю. У меня — порядок. Я… не гляди, что я… У меня…

Кирилл Петрович оставил для Мухина повестку с приглашением явиться в следственный отдел. Попрощался со мной и ушел.