ЭПИЛОГ

Зимин вернулся с боевых стрельб лишь через сутки к исходу ночи. Удивился, что в комнате сына горит свет, и сразу прошел к нему. Вовка встретил его виноватой улыбкой. Глянув на строгое, повзрослевшее лицо сына и почувствовав тоску в его всегда ясных, а тут вдруг запечаленных глазах, Зимин с тревогой спросил:

— Ты что же это, и не спал еще?

Вовка поднялся отцу навстречу, произнес извинительно:

— Прости, папа, только сейчас дочитал. Вот лег и не могу заснуть. Все думаю, думаю.

Зимин присел на стул у кровати, положил руку на горячий лоб сына.

— Переутомился?

— Да нет. Просто сразу все это… Столько мыслей! Никак не могу уложить их по порядку.

— Может, я помогу?

Вовка приподнялся на локтях, спросил:

— А где сейчас Перминов, тот, что командовал разведчиками?

— Живет в Москве.

— А другие?

— Все разбрелись по стране. Многие, правда, живут в Киеве, в Иванкове. Да ведь встречаться приходится редко. У каждого работа, семья…

— Погоди, папа, — остановил его сын. — Скажи, а кем был ты? Ведь о себе ты ни слова не написал. Кем же был ты там, в отряде?

Зимин хотел было обратить все в шутку, но тут же подумал, что вопрос этот естествен.

— А как ты думаешь? — в свою очередь, спросил он. — Кем был я?

— Командиром партизанского отряда, — выпалил Вовка.

Зимин рассмеялся:

— Ну, нет. Для этого я был слишком молод.

Вовка не смутился и высказал новое предположение:

— Комиссаром.

— Нет, Вовка, нет. Я был тем разведчиком, который встретил Петьку в лесу, у костра. И было мне в ту пору восемнадцать лет. Шустрый я был тогда. И вот за эту расторопность назначили меня связным при подпольном райкоме партии. Э! Сколько я прошагал по украинским лесам! И в оккупированном фашистами Киеве был, с секретарем подпольного обкома компартии Украины встречался. Лично от него приносил распоряжения и в райком и в отряд. И неправда, что я о себе не написал. Тут, — указал он на папку, — несколько раз упомянут Николай, разведчик. Вот это я и есть.

Зимин подтолкнул сына в бок:

— Ну, отворачивайся к стенке и спать. А то проспишь, на экскурсию опоздаешь.

В комнату заглянула Нина, улыбнулась и прикрыла дверь.

— А мама? — спросил Вовка.

— Что мама?

— Слушай, папка, не хитри. Я, кажется, все понял. — Вовка счастливо улыбнулся и заговорил с нотками торжества в голосе, прямо глядя в широко открытые отцовские глаза: — Ты ее иногда называешь Дятлом. Не отпирайся, я слышал. Только я все думал, почему Дятел? Она такая маленькая, нежная. Уж лучше бы Синичка… Но теперь я понял. Так, значит, мама…

— Сдаюсь, Вовка! — воскликнул Зимин, рывком поднимаясь со стула. — Твоя взяла. Мама была той радисткой, которую спас Петька. Ну, теперь все. Спать, спать!

— Слушай, папа, погоди, — попросил Вовка. — Скажи, а что же случилось с Петром Зайченко? Он так и не вернулся домой?

— Нет, не вернулся, — ответил Зимин. — Был я в Коленцах после войны, наведывался и в Иванков, в районный центр, разговаривал со старшим братом Петра — с Василием Зайченко. Не вернулся Петр в свое село, и никаких о нем сведений не было. Вроде как пропал без вести. Одно только сказал мне Василий, будто видели Петра под Берлином.

— Об этом у тебя написано.

— Я написал все, что знал.

— Все? — нетерпеливо спросил Вовка.

— Все, что сказал мне Василий Зайченко, — уточнил Зимин. — Долго искал я, где затерялся след моего партизанского друга. Все безуспешно. А вот совсем недавно встретил одного фронтовика. Прошел он боевой путь от Волги до Берлина. Разговорились. Рассказал он о своих боевых делах, а я — о своих. И конечно, упомянул о Петре Зайченко, посетовал, что не могу никак разузнать, что с ним сталось на последнем отрезке войны. И припомнил тот фронтовик, что был у них в подразделении ефрейтор Петр Зайченко, автоматчик. «Лихой парень, — сказал он. — И погиб геройски».

Вовка склонился к отцу:

— Так это тот самый Зайченко?

Зимин не сразу ответил.

— Понимаешь, сынок, — сказал он, — не берусь утверждать наверняка, тот ли это Петр Зайченко, что служил у нас в отряде. Если б я его сам видел. А фронтовик тот не все знал, не все помнил. Сказал, что родом Зайченко вроде бы с Украины. Это сходится. Что бывал он в партизанах. Это тоже сходится. Вот и все. И еще рассказал он про подвиг бойца Зайченко. И по тому, как дерзко вел он себя в бою, тоже выходило, что это наш Петр. Я все собираюсь подробно описать его подвиг.

— Расскажи, папа, — попросил Вовка.

— Да ведь время позднее, попадет нам от мамы, — сказал Зимин.

— Ничего. А так я все равно не усну. Хочу знать все о Петре, до конца.

Зимин откинулся на спинку стула, припоминая все, что он узнал о последнем подвиге Петра Зайченко.

— Это случилось весной, примерно за месяц до победы, — начал он. — Наши войска штурмовали Зееловские высоты на подступах к Берлину. Бои шли тяжелые. Фашисты называли Зееловские высоты замком Берлина. Ефрейтор Петр Зайченко шутил в окопах с бойцами: «Откроем, ребята, замочек?»

Но в первой же атаке подразделению пришлось туго. Сплошной стеной стояли вражеские укрепления. Не подступишься. Петр понимал, как важно ворваться в траншею противника. Но какую-то сотню метров мешал преодолеть фашистский дзот. Укрытый в нем пулемет бил по нашим бойцам, не давал подняться.

«Надо уничтожить этот пулемет, — сказал командир взвода. — Забросать его гранатами. Кто пойдет?»

«Я», — вызвался Петр Зайченко.

В подразделении все знали его лихость, знали, что он не отступится, пока не выполнит задачу. Но тут и нужен был лихой наскок и презрение к смерти. Командир согласился.

«Иди», — сказал он Петру.

И Зайченко ужом пополз к дзоту. Все произошло на виду залегших перед дзотом бойцов. Петр подполз и бросил в амбразуру дзота одну за другой две гранаты. Махнул рукой, дескать, пошли вперед. Но когда бойцы поднялись в атаку, вражеский пулемет вновь открыл огонь. Зайченко бросил еще гранату, но не попал. Граната взорвалась недалеко от амбразуры, взметнув столб огня и земли. Петр поднялся и крикнул: «Вперед!»

Но из дзота вновь резанула по нашей цепи огненная очередь пуль. Петр упал на землю. Что было делать? Выходит, он не выполнил приказание командира, не уничтожил фашистскую огневую точку, и теперь под вражеским огнем погибнет много наших бойцов. Я представляю, каково было в этот момент состояние Петра Зайченко. Вообще парень нетерпеливый, горячий, не привыкший долго раздумывать, он искал мгновенного решения, готов был на самые крайние меры, только бы заставить замолчать ненавистный ему фашистский пулемет. Он никогда не думал о себе, о своей безопасности. С детства привык выручать товарищей в беде, подставляя себя под удар. И он решился на дерзкий поступок.

Конечно, это я сейчас так долго обо всем этом рассуждаю, а тогда у Зайченко для принятия решения оставались секунды. Бойцы лежали под огнем, гибли от вражеских мин и снарядов. Зайченко приподнялся, рванулся вперед и кинул свое тело на амбразуру вражеского дзота. И тотчас же фашистский пулемет замолчал. Поднялись и пошли в атаку каши бойцы. Зайченко уже не видел, как они ворвались во вражеские траншеи, в рукопашной схватке отбросили фашистов и пошли дальше — на Берлин.

Когда бой затих, командир батальона послал бойцов на то место, где совершил свой последний подвиг Петр Зайченко. Но около вражеского дзота, преградившего во время боя путь нашей пехоте, они никого не нашли. Подобрали ли его санитары, или похоронила огромная авиационная бомба, упавшая рядом с дзотом, — этого никто так и не узнал.

Зимин замолчал. Вовка сидел удрученный.

— Вот и все, — сказал отец.

— Погоди, — попросил опять Вовка. — У тебя когда отпуск?

— В июле, наверное. Если не случится чего-нибудь непредвиденного. Ты же знаешь…

— Знаю, — согласился Вовка. — А ты куда поедешь отдыхать?

— Еще не решил.

Резким движением откинув одеяло, Вовка приподнялся с постели, горячо зашептал:

— Папка! Слушай, давай поедем на Киевщину. Побывали б в Коленцах, на Тетереве, прошли б по тем местам, где ты воевал. А? Можно было бы и ребят из нашего пионерского отряда взять. Вот бы они обрадовались! А еще — собрать бы деньги или заработать в колхозе на уборке да обелиск поставить в память о тех ребятах, что помогали партизанам. Как ты думаешь?

Зимин с удивлением смотрел на сына. Кажется, он не замечал за ним раньше такой предприимчивости.

— Что ж, — сказал он. — Неплохая мысль. Только зачем так сразу — обелиск. Где ты денег наберешь?

— Наберем, папка, наберем, — уверял Вовка. — В газете объявим.

Зимин не стал спорить:

— Хорошо. Детали потом обсудим.

Он вышел на балкон. В небе гасли далекие звезды. А Зимин думал, что он обязательно еще побывает у ребят в пионерском лагере и расскажет им о партизанском отряде и о разведчике Петре Зайченко. Ведь это очень важно, чтобы сыновья знали, как жили их отцы, как они воевали. Теплая рука легла на его плечо. Зимин улыбнулся.

— Разгласил тайну? — спросила Нина.

— Разгласил.

— Ну и хорошо.

— Ты бы видела, как он на меня с вопросами налетел! — не утерпел, похвастал Зимин. — Знаешь, он, оказывается, догадывался, что неспроста я называю тебя Дятлом.

— Вот видишь. Посмотри-ка, как ты растревожил его.

Вовка, разметавшись на кровати, что-то бормотал во сне. Иногда вырывались слова погромче, и можно было различить:

— Первая — пуск! Я — Дятел, я — Дятел!

Зимин поднес палец к губам.

— Тс-с! Ракетчик растет, — с гордостью произнес он.

— Радист, — поправила его Нина.

Стараясь не шуметь, они на цыпочках вышли из спальни. Занимался рассвет.