Идея!

– Если хочешь, с ним могу посидеть я, – предложил я немедленно, и она, подняв голову, уставилась на меня с приоткрытым ртом. – Клэр, серьезно, я буду счастлив провести с ним немного времени.

Спустя сорок минут, когда Клэр перечислила все мелкие предметы, которые он может засунуть в рот, заставила меня восемь раз повторить телефон неотложки после отравления ядом и с помощью нарисованных на куске туалетной бумаги схематичных человечков, объяснила, как делать сердечно-легочную реанимацию, мы с Гэвином поцеловали ее на прощание, сели ко мне в машину и отправились в библиотеку на чтение сказок.

В публичное место, битком набитое детьми и родителями, умеющими о них заботиться – на случай, если у меня возникнут проблемы и вопросы. Ну, что тут могло пойти не так?

***

– …что касается секса, то можешь попрощаться с ним прямо сейчас. До рождения сына моя жена была грязной маленькой шлюшкой. Делала мне минеты, пока я был за рулем. Наряжалась развратной медсестрой и в таком виде встречала меня с работы. И каждый раз, возвращаясь из гостей, мы останавливались на полпути и трахались на переднем сиденье.

Мужчина, сидящий рядом со мной на диванчике, испустил тяжкий вздох. Он тоже был отцом и пришел в библиотеку с сыном-трехлеткой и восьмилетней дочерью. Дочь была от предыдущего брака, а сын от нынешней жены. Когда наши мальчики уселись с остальными детьми в кружок, а библиотекарь начала читать сказку, мы с ним разговорились, и я, вкратце рассказав о своих отношениях с Клэр и Гэвином, попросил его поделиться родительским опытом, раз уж он был папашей намного дольше, чем я. Кто бы мог подумать, что я нарвусь на речь «Как дети испоганили мою жизнь».

– Но после того, как наш сын появился на свет, мой пенис попал в черный список. И, если прислушаться, то можно услышать, как мои яйца тихонько назвякивают похоронный марш, – добавил он шепотом, а потом, улыбнувшись, помахал своему сыну рукой.

Иисусе. Мы с Клэр еще даже не добрались до секса. Неужели все будет именно так? Я уже собирался потребовать срочно рассказать мне что-то хорошее, чтобы ночью меня не преследовали кошмары, но в этот момент к нам подбежала его дочь Финли.

– Папочка, почитаешь мне про лошадок? – умильным голосом спросила она, забираясь с книжкой к нему на колени.

– Конечно, лапочка, – ответил он, обнимая дочь.

Видали? Именно такими и должны быть хорошие дети. Пускай они иногда шалят, зато у них золотые сердца. Нет ничего трогательней, чем наблюдать, как отец общается со своей дочерью.

– О, Иисус, Мария, Иосиф… где ты это взяла? – воскликнул мой сосед по дивану, и несколько родителей оглянулись и неодобрительно на него посмотрели.

Я решил посмотреть, в чем проблема, и, увидев у него в руках нечто под названием «Большой сборник рассказов о лесбиянках и лошадях», начал с отвалившейся от ужаса челюстью озираться по сторонам, проверяя, не заметил ли кто-нибудь, что в детском отделе библиотеки оказалось порно.

– Детка, выбери какую-нибудь другую книжку, – спокойно сказал он, пряча книгу за спину.

– Но я хочу про лошадок, – начала канючить она.

– Это взрослая книжка. Ты еще слишком маленькая, чтобы читать ее.

Финли закатила глаза и, фыркнув, вручила ему вторую принесенную с собой книгу – «Едоки какашек40».

На сей раз глаза закатил ее папа.

– «Едоки какашек»? Опять? Финли, серьезно, найди уже себе другое увлечение.

Отобрав у дочери и вторую книжку, он объяснил мне:

– У нее зацикленность на какашках. Когда она была совсем маленькой, то с помощью пальца рисовала на стенах какашками из подгузника.

Пока он, негромко посмеиваясь, предавался воспоминаниям, мне пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы не блевануть. Я уставился на руки девочки, практически не сомневаясь, что увижу на них дерьмо.

– Иногда, когда мы гуляли в парке, она могла подбежать и сказать, что приготовила мне подарок. А потом протягивала ладошку, и на ней лежала кошачья какашка из песочницы. Ах… вот были времена… – качая головой, протянул он.

Иногда? То есть, такое случалось не один, а несколько раз? Рисование какашками? Какашка в подарок? Разве дети не должны с самого рождения понимать, что прикасаться к какашкам нельзя? Знает ли Гэвин, что существует такое правило и что нарушать его строго запрещено?

Я нашел его взглядом. Он рылся в коробке с книжками, которую кто-то поставил возле читательского кружка. Вдруг он найдет там какашку и принесет ее мне? Вдруг он попытается разрисовать ею меня? Я заору. А в библиотеках орать не разрешается. Что делать? ЧТО ДЕЛАТЬ???

– Ладно, чувак. Удачи тебе со всеми этими отцовскими делами, – попрощался со мной отец Финли и, поднявшись, ушел.

Я сидел, замерев, на диванчике и пытался остановить надвигающуюся паническую атаку. Мне был необходим бумажный пакет, чтобы подышать в него. Какого хрена я не захватил с собой бумажный пакет? О боже. Руки в какашках. РУКИ В КАКАШКАХ!

– Картер! Эй, Картер! – крикнул Гэвин и, окруженный шиканьем взрослых, побежал мне навстречу.

Я молил небеса о том, чтобы на его руках не оказалось дерьма. Как мне потом объяснить Клэр, что я вел нашего сына из библиотеки до самого дома пешком, потому что не хотел, чтобы в салоне моей машины появились коричневые отпечатки его ладошек? Весь съежившись, я смотрел, как Гэвин несется ко мне, и морально готовился получить в лицо тортом или снежком из какашек. Он бежал так быстро, что не успел притормозить и с громким «ой» врезался мне в коленки.

О черт, пожалуйста, только бы на мои ноги не попало дерьмо.

Он вскарабкался ко мне на колени, стараясь не выронить то, что прятал у себя за спиной. Ну конечно. С пригоршней дерьма лишняя осторожность не помешает.

Я зажмурился так крепко, что заболела голова. О, боже. Сейчас начнется. Сейчас он заставит меня притвориться, что я откусываю какашку, как делают дети, когда играют с печеньем из пластилина. И выражение «как дерьма наелся» приобретет для меня самое что ни на есть буквальное значение.

– Картер, я тебе кое-что принес, – взбудоражено сообщил он. – Угадай, в какой руке?

Боже, умоляю, не заставляй меня выбирать. Это ведь обязательно будет рука с какашкой.

В ответ на мое молчание Гэвин нетерпеливо заерзал.

– Картер, ну давай, открывай глаза. Что ты как нюня.

Я нервно сглотнул, перебирая способы, с помощью которых можно продезинфицировать кожу после какашек. Интересно, а отбеливатель жжется? Наверняка – если сначала снять верхний слой кожи наждачкой. Я медленно приоткрыл один глаз.

– Давай, выбери руку и посмотри, что я тебе принес, – потребовал он.

– Ух ты-ы, выберу-ка я, наверное, эту, – вяло откликнулся я, тронув его правую руку.

Прощай, чистая необкаканная рубашка. Я буду вспоминать о тебе с нежностью.

Гэвин запрыгал у меня на коленях и выпростал из-за спины руку.

– Ты выбрал правильную! Держи! – с энтузиазмом воскликнул он.

Я нервно опустил глаза вниз и испустил шумный вздох облегчения.

В руке у него была книга. Просто книга. Чудесная, новенькая – не испачканная какашками и не слепленная из них – библиотечная книга под названием «Давайте будем счастливыми!». Я взял ее из его детской ручонки и поднял вверх, чтобы рассмотреть обложку, на которой были изображены резвящиеся в поле щенки.

– Просто отличная книжка. Почему ты выбрал именно ее? – спросил я, когда он положил освободившуюся ладошку на мое плечо и посмотрел мне в глаза.

– Потому что ты мне нравишься. А еще мамочка говорит, людям надо делать приятные вещи, и тогда они станут счастливыми. Я хочу, чтобы ты был счастливым.

Я онемел. Я мог только сидеть и смотреть на него. И все. Внезапно я понял, почему беременность не сломила Клэр, почему она бросила колледж и всю себя посвятила этому малышу. Я понял, что на коленях у меня сидит мое сердце, и, пусть первые четыре года меня не было рядом, я безотчетно люблю его просто потому, что он мой. Плоть от моей плоти, за которую я без раздумий отдам свою жизнь. Я крепко обнял его маленькое тельце, надеясь, что он уже не считает меня незнакомцем и разрешит мне себя обнять.

Он, не колеблясь, приник ко мне, и я прижался лбом к его лбу и тихо сказал:

– Дружок, я уже самый счастливый парень на свете.

Несколько минут Гэвин смотрел на меня, потом вытащил из-за спины и вторую руку.

– Хорошо, тогда потом почитаешь мне эту.

Я отдвинулся от него и, посмотрев вниз, увидел, что он держит «Монологи вагины».

***

После библиотеки я купил Гэвину мороженое, и мы выдвинулись обратно к Клэр. Верный себе, Гэвин всю дорогу без остановки болтал, напоминая испорченный проигрыватель с заевшей пластинкой, по которому надо стукнуть, чтобы заставить его замолчать.

Я справился с искушением. Но с трудом.

Когда мы вернулись домой, я сел на диван, а Гэвин достал из ящика стола фотоальбом и вместе с ним устроился у меня на коленях. Листая страницы, он рассказывал мне обо всех фотографиях. Я увидел все дни рождения, все праздники Рождества, все Хэллоуины и все пропущенные мной моменты, и комментарии Гэвина подарили мне ощущение, словно я почти побывал на них сам.

Вдобавок я узнал несколько новых фактов о Клэр. Например о том, что у нее есть кузина, которую она не выносит.

– Это Хизер. Мамочкина кузина. Мамочка говорит, она шлюха. – Гэвин ткнул в групповое фото, которое, судя по всему, было снято на каком-то крупном семейном сборище.

Еще я узнал, что у Гэвина есть склонность раскидывать вещи. Этой его привычке было посвящено не меньше пяти страниц. Наверное, чтобы пополнить коллекцию, мне стоило заснять его недавний инцидент с зубной пастой.

– Гэвин, почему здесь столько фотографий, на которых ты устраиваешь бардак? – спросил я, когда перевернул очередную страницу и увидел снимок, где он сидел на полу кухни в окружении кофейных зерен, хлопьев, овсянки и чего-то похожего на сироп. – Надеюсь, ты убираешься за собой, чтобы мамочке не приходилось расстраиваться.