Над нашими головами снова запели птички. Я осмотрелась: мужчины, игравшие в домино, куда-то исчезли, как и старушки, еще недавно восседавшие на лавочках. Я посмотрела на время, которое как, оказалось, двигалось к обеду, а, следовательно, нашему скорому расставанию с Ярославой. Я поторопила ее, напомнив о том, что у нас мало времени.

— Так вот, — продолжила девушка, — Денис принял мой отказ со всей мужественностью. Мы негласно договорились, что эта тайна останется между нами, и Дима об этом никогда не узнает. Все же я надеялась, что в наших с ним отношениях что-то изменится, да и Денис, несмотря ни на что, не хотел рушить многолетнюю дружбу с Димой.

Чертов любовный треугольник.

— … мы вели себя, как обычно: ходили вчетвером в кино, кафе, в конце концов, просто гуляли… Конечно, потом Лиза часто намекала мне, что наше общение ни во что хорошее не выльется, так как у парней совершенно несерьезные намерения, в отличие от нас. И нам следует быстрее делать ноги, пока все не зашло слишком далеко. Лиза успела «убежать», даже нашла себе действительно любящего ее человека, а я… как наивное дитя я решила понадеяться на судьбу. И вот, к чему она меня, в конце концов, привела, — она кивнула на инвалидное кресло, описала взглядом пространство вокруг себя.

— Потом, когда все дошло до критической точки, и я сделала то, что сделала, со мной остались лишь родители, Лиза, и… Денис. Я совершенно не ожидала его увидеть через несколько дней, после того, как очнулась. Он умудрялся приходить ко мне в такое время, что никто не мог узнать о его походах сюда. Поначалу он был очень злым, но старался скрывать злость, и излишнее раздражение оправдывал загруженностью в университете и какими-то проблемами с семьей. А потом в какой-то момент его злость сменилась… радостью, что ли. Казалось, что он решил все свои проблемы, и ничто его не беспокоит больше.

Я ловила каждое слово, сказанное Ярой, и мысленно повторяла одно и то же: «Нет, нет, нет». Этого не может быть, но… все так четко складывается, что иного сценария лучше придумать и нельзя. Так неужели Денис…? Я категорически отказывалась верить в то, что мой мозг собрал в, казалось бы, единый паззл.

— Как ты думаешь, почему он не сказал мне о смерти Димы? — Ярослава подняла на меня свои красные глаза.

— Ярослава, ты не думаешь, что Денис мог… мог отомстить Диме за то, что с тобой случилось?

Девушка опустила голову и прикрыла глаза ладонями. Я поняла, что с нее на сегодня хватит потрясений. Слишком уж много информации за короткое время на нее свалилось. Отчасти, я почувствовала свою вину, но на данный момент меня занимали совершенно другие мысли. Я думала, что когда узнаю, кто жестоко убил моего брата и лишил будущего нашу семью, я найду этого человека и задушу собственными руками. Но, что в итоге? Сейчас я чувствую смятение и тошноту; недоверие и сомнение в отношении собственного рассудка. Меня накрыло странное безысходное спокойствие. Возможно потому, что часть меня до сих пор не желает верить в то, что на самом-то деле имеет право на существование.

Денис то уводил меня в сторону, указывая на Руслана, то предупреждал, что мои поиски могут закончиться чем-то плохим для меня. Последнее вполне себе можно воспринять как угрозу. Но в то же время он помогал нашей семье в самое трудное для нас время. Он был рядом со мной, когда мне было плохо. В конце концов, он был лучшим другом моего брата. Неужели в одном человеке может скрываться две личности: преданный друг и убийца?

Я сжала пульсирующие виски пальцами; голова была готова расколоться на несколько частей от того бардака, что в ней творился, после сегодняшнего разговора. Я почувствовала острую необходимость в душе и сне. Первое помогло бы мне смыть всю грязь, налипшую на меня за все время пребывания здесь, а второе — привело бы в порядок мои мысли, чтобы я здраво могла смотреть на вещи и только тогда, подтверждать или опровергать собственные теории.

Да и какие к черту теории? Любое обвинение не имеет никакой силы, когда под ним нет существенных доказательств.

— Ярослава, что с тобой, детка?

Прямо над моей головой пронесся достаточно высокий голос, с обеспокоенными интонациями. Даже не открывая глаза, я сразу поняла, что попала: Крыса пришла за Ярой.

— Кто эта девушка? — она с недовольством посмотрела на меня.

А Андрей правду говорил: эти маленькие, почти темные отверстия вместо глаз, и чересчур длинный нос придавали ей сходство маленькому зверьку.

— Она чем-то обидела тебя?

Ярослава покачала головой.

— Валентина Иосифовна, все хорошо. Это моя подруга.

Женщина в медсестринских одеждах, так неудачно сидевших на ней, отчего была видна каждая складочка ее несовершенного тела, с сомнением проделывала дыру в моей голове.

— Я не знала, что у тебя есть еще подруги, кроме Лизочки. И вообще, милая, — уже обратилась она к Яре, — ты же знаешь, что тебе сейчас любое беспокойство, даже самое незначительное, только может нанести вред. А ты, я вижу, чем-то расстроена.

— Я просто устала, Валентина Иосифовна.

Но Крыса пропустила ее слова мимо ушей и снова уставилась на меня, прищурив свои глазенки, отчего они стали похожи на щелки:

— Я думаю, вам не стоит приходить сюда больше, — ледяным тоном произнесла она. — Я отвечаю за Ярославу и ее душевное спокойствие. Дабы она быстрее выздоровела, ей не следует встречаться с людьми, которые, так или иначе, причиняют ей страдания. Вы меня поняли?

От тона ее голоса, мне стало не по себе, но я все же кивнула, а затем достала из рюкзака одну из принесенных мною фотографий и положила ее в книгу, которую Яра до сих пор держала у себя на коленках. «Анна Каренина». Забавно.

Крыса лишь презрительно посмотрела на мои действия, но не стала отбирать у Яры книгу и проверять, что я ей туда засунула.

Прежде чем уйти, я попрощалась с Ярославой:

— Прости, что так вышло. И знай: я уверена, что в глубине души, он любил тебя.

Затем я развернулась и побрела прочь, еще некоторое время слушая рыдания девушки и скрипучие, неловкие утешения медсестры.

Как я добралась до дома — я не помню, и не желаю вспоминать. Единственное, чего я хотела в тот момент, это отдыха.

Но как только я вышла на своей остановке из автобуса и практически добралась до калитки нашего забора, я увидела знакомую ухмылку и настороженные глаза, внимательно впившиеся в мое лицо:

— Привет, Майя.