Замки всех дверей открывались по определённому, необыкновенно простому и надёжному коду. Достаточно было положить пальцы на дверную ручку, надавить, и, считав кожный узор, электронное устройство убирало запор. Как была, в одежде, Лора заскочила в душевую кабину, закрыла за собой дверь (теперь открыть её могла только она), включила воду и начала поспешно раздеваться. Грозди стекляшек, костюм, бельё, туфли (к счастью всё целое, хотя и залитое кровью), лохмотья, оставшиеся от колготок. Застирав кровь на одежде и отполоскавшись сама, девушка выключила воду, накинула длинный халат с капюшоном (обязательная принадлежность каждой душевой кабины) и, смыв все розовые капли, вышла в «предбанник», где рассовала грязную одежду по ячейкам. Колготки сразу пошли в утилизатор, костюм — в чистку, бельё — в стирку, туфли — в сушилку для обуви. Позже она принесёт и бросит в стирку мокрый халат и заберёт чистую, сухую одежду.
Держа уток за лапы, (рюкзачком тоже занималась машина) Лора дошла до своей двери и собралась открыть её, когда услышала оклик: «Лора? Ты? Так поздно? Откуда?». «Привет, Джин. Видишь какие? — Лариса подняла уток повыше, демонстрируя их как таковых и как вещественный ответ на последний вопрос. — Сейчас поджарим и попробуем». В глазах у Джин блеснул голодный огонёк:
— Жирные. С картошкой бы их…
— Конечно, естественно и само собой разумеется, с картошкой. Сейчас. Только достану из ящика.
— Погоди. Давай сюда. Ты из душа?
— Ну.
— Ну и кончай начатое, а я утку пока разделаю и картошку почищу. Вторую утку на мороз?
— Ага, на мороз. Я сейчас картошку принесу…
Через час девушки дружно, почти наперегонки уплетали мясо с картошкой, не забывая хлеб, а ещё через пол часа, вытерев мякотью хлеба последние капли жира из тарелок и кастрюли и убрав все косточки, с которых они сгрызли всё, что только можно было сгрызть, Лариса и Джин блаженствовали, наслаждаясь терпким вкусом и ароматом свежезаваренного чая.
— … Сытный ужин, чашка мятного чая для доброго сна… Горожанам этого не понять, — философствовала довольная и разнежившаяся Джин. — Да и утки этой хватило бы как минимум на четверых, а мы, смотри-ка, вдвоём её «приласкали».
Вздрогнув, Лора отвлеклась от жутких воспоминаний, ответила, стараясь, чтобы слова её прозвучали как можно равнодушнее:
— Как поели, так и поработаем.
— Слушай, Лор, сегодня говорили, что тебе опять десятку сверху начислили. Как раз две утки и картошка к ним… Я ещё слышала, что мастер будет просить всех, кто сможет, поработать в выходной. Согласишься?
— Угу. Всё равно пропадёт день. Что за смысл всё воскресенье на койке валяться. И чулки порвала…
— Новые?
— Новые.
— Ужас! Надо опять чулки покупать. Я тоже соглашусь. На развлечения — денег нет, а спать весь день — для здоровья вредно.
Пустая болтовня — болтовня за чаем. Лора потянулась к ножу. От буханки осталась самая малость, но воспитание не позволяло ей забрать весь остаток целиком. Она надавила на нож… Джин вдруг толкнула её под руку. Лезвие соскользнуло с корки, порезав палец, но края раны уже сомкнулись, слипаясь без следа. Ни струпа, ни шрама.
— Ты чего?! — Лора вскочила, опрокинув табурет, попятилась от приятельницы. Нож она стиснула обеими руками за лезвие и прижала его к груди.
— А что? — С почти естественным удивлением откликнулась та. — Ну, толкнула нечаянно, так извини, я не хотела. Сильно порезалась? Да погоди же, дай сюда нож!
Пряча порезанную руку, Лора бросила нож на стол. Джин взяла его, примерилась, напоказ резанула по руке. Капли крови выступили вокруг раны, но края её тут же слиплись, срастаясь.
— Вот видишь? А ты боялась. Просто мы одной крови, сестрёнка.
— Какой одной крови? Я не знаю… — продолжала пятиться Лора.
— Древней. Самой древней. Мы — местные, здешние, коренные. Мы — истинные хозяева этой планеты. Да не бойся ты! Я не МИЛИ. Эти безумцы уже один раз чуть не погубили наш народ. Это по их вине нас так мало, что мы вынуждены скрывать от людей сам факт нашего существования. Нет, нет, я не из них. Прошу, не пугайся, сядь. Зачем нам прятаться друг от друга? Разве не достаточно того, что мы ежечасно вынуждены лгать людям? Мы скрываемся, боимся. Чего? Мы же живём на своей земле, честно трудимся, не нарушаем ни одного закона. Неужели быть другим — преступление?
От последнего слова по спине Лоры побежали мурашки: «преступление»? А что те, трое, не преступление? Каждое приземление боевых кораблей заканчивается несколькими изнасилованиями. Каждый раз власти ищут виновных и никогда не находят…
[1] *Лицензия — документ, свидетельствующий о том, что гражданин Рары отбыл пятилетнюю трудовую или воинскую повинность и дающий право приобрести на льготных условиях участок земли или готовую ферму.