— Ты не видел его, — напомнил Рэй. — Я видел. Он устал. И хочет все завершить. И ты прав, я тоже. Потому прочь с дороги. Ты, Дэшон, тоже.
— Ладно, — Дал поднял руки. — Ладно. Вперед. Помогай врагу убить тебя. Я соберу людей…
— Не лезь в это!
— А я не в это лезу! Хочешь — погибай в своем поединке, сколько влезет. Я соберу людей, чтобы защитить Даар, когда монстры перейдут в нападение.
Рэй двинулся было к двери, явно попытался намеренно и бессмысленно — просто назло — задеть Риирдала плечом, но тот легко сдвинулся, пропуская мимо.
— Каарэй! — строго позвал Дэшон.
— Да что еще?! — Рэй круто развернулся на пороге. — Ты все слышал, ты все знаешь! Ты сам передал мне пророчество отца! Я запомнил! Враги — это несущественно, истинные враги — монстры, Йен — монстр. И я смогу победить! Так он сказал! Всё так и есть! И вот я! Иду побеждать! Что я опять делаю не так?!
— Дались вам эти пророчества… — пробормотал Дэшон себе под нос. И спросил громче. — А сможешь? Это же Йен…
— Придется, — пожал плечами Рэй.
И жестко усмехнулся — так, как никогда раньше.
Так, как когда-то усмехался его отец перед битвой.
Хлопнул дверью.
Громко протопал прочь.
— Я соберу людей, — тихо сказал Дал, задумчиво глядя в закрытую дверь. — Он не пойдет один.
— Он будет против.
— Мы не будем ему мешать. Но если что-то пойдет не так… — Дал качнул головой, на мгновение рассредоточил взгляд, будто задумался, а потом уставился прямо в глаза Дэшону так же остро, как всегда. — Зверь приведет с собой и свою армию. В любом случае, при любом исходе поединка — они будут драться. Звери не понимают людских договоренностей. Не исполняют обещаний. Мы должны быть готовы.
— Согласен, — кивнул Дэшон, понимая, что сейчас точно так же, как Дал, смотрит сам. Изучает. — Но зачем идти следом? Кто только что говорил о тактическом преимуществе?
— Оно нужно было, когда мы собирались воевать с противником, — презрительно скривился Дал. — Звери — не противники. Со зверями не воюют — на них охотятся.
— И все же…
— И Рэй не пойдет один, — припечатал Дал. Уставился в глаза пристально, упрямо, почти с вызовом. Почти как делал Рэй. Почти как Йен.
Все дети похожи, в конце концов.
— Хорошо, — кивнул Дэшон. — Собирай. Всех.
Дал коротко кивнул и стремительно вышел.
Дэшон подумал, не бежит ли вновь от ответственности, так просто передав командование всем войском очередному ребенку. Так просто вручив в его руки судьбу Даара. Один не потянул — другому передадим, так, Дэшон?
С другой стороны, кажется, сейчас ребенок лучше знает, что делать. Всегда знал, если на то пошло.
К тому же — он не оставит Рэя. Даар Дааром — но не оставит Рэя.
Идиот.
И этот — туда же.
Но почему-то именно это убедило Дэшона в том, что он делает верный выбор.
Дэшон развернулся к ящику с оружием и вдруг понял, что сегодня как-то особенно холодно. И надо бы надеть штаны потеплее и сапоги на меху. Если погибать в битве, по глупости потеряв очередное тактическое преимущество, потому что ему посчастливилось связаться с ненормальными северянами — если погибать, так хоть красиво и героически, а не замерзнуть насмерть где-нибудь по пути.
***
Нивен с трудом открыл глаза. Попытался сесть, но тело слушалось плохо — пришлось хвататься за то, что рядом. Оно, мягкое и ворсистое, скользнуло вниз вместе с рукой. Ковер? Шкура?
Нивен хватился выше. Еще одно мягкое, но теперь — теплое, дышащее. Грифон. Тот глухо рыкнул, коротко и слабо.
И через касание Нивен почувствовал, в рыке услышал — животное устало не меньше, чем он сам. Животное, возможно, больше не взлетит. Сил не хватит. Ему и самому приходится хвататься за что-то, чтобы просто сесть. Сон не был сном — не дал отдыха, не принес облегчения.
Впрочем, когда у Нивена сны были просто снами?
Только однажды. В Запретному лесу.
Как только сел — с него самого упало одеяло или даже два. Кажется, пока спал, Итан укутал их обоих.
Итан!
Нивен с трудом поднял голову, нашел взглядом мальчика. Тот сидел неподалеку, на каком-то подобии пня, подобрал ноги под себя и задумчиво мерил взглядом.
Хмыкнул, как только Нивен уставился на него, и сердито проговорил:
— Не помер. А я сижу тут думаю: помер, нет? Думаю: как эльфов хоронить? Жечь, копать, так оставить… — и злобно сверкнул глазами.
Кажется, и впрямь думал, что Нивен больше не поднимется — так почему-то часто думают все, кому не лень — и, возможно, даже переживал. Еще бы — столько всего притащить на поляну, а оказалось, что зря.
— Спасибо, — пробормотал Нивен.
Язвительно — не получилось. Никак на самом деле не получилось. Губы слушались плохо — едва шевельнулись, голос, кажется, и вовсе остался где-то во сне: слишком много Нивен кричал на Йена — и всё выкричал.
Теперь получались какие-то невнятные хрипы.
— Только я не…
Эльф.
В конце концов, у него больше ничего нет.
Кроме этого слова, у него нет ничего: ни времени, ни сил, ни идей.
Есть лишь кривая тень Ух’эра за спиной и пустота внутри. Так что не время спорить с собой, не время продолжать доказывать что-либо, себе ли, рогатой ли лесной богине, эльфам, людям, монстрам, да кому угодно…
Хватит спорить: со всеми и с собой.
Здесь не Запретный лес, это место не кричит, не сверкает, не швыряет в лицо ветром и огнями — но и здесь Нивен слышит, как шепчут деревья и травы, как дышит ветер, как летит в вышине быстрая птица и вздыхает в чаще косматый северный зверь.
Итан ждал, продолжая глядеть в глаза пристально и сердито.
Нивен чуть было не улыбнулся ему, но вспомнил, что лучше так не делать. Эльф-не эльф, а людей все равно не стоит пугать. Тем более тех немногих, кто все еще с какого-то перепугу помогает ему.
“А стоит ли? — прошмыгнула едва различимая мысль. — Стоит ли помогать мне? Стоит ли помогать Йену? Ведь по сути он прав. Все правильно: монстры погибают, люди — остаются”.
Нивен отогнал эту мысль: если сейчас начать думать — он точно ничего не сделает.
В голову вдруг не вовремя пришло еще одно: что Йен обязательно бы запомнил это, обязательно потом издевался бы, говорил бы, что Нивен может что-то одно: либо думать, либо делать. Нивен ведь, по его мнению, дурак, и думать ему тяжело, потому все силы на это уходят…
Но чтобы Йен так говорил, чтобы было еще кому говорить, сейчас Нивену нужно спешить. И обязательно рассказать ему потом обо всем.
И пусть говорит.
— Итан, — сказал Нивен. — Уходи.
— Здрасьте! — возмутился тот.
— Ты помог, — напомнил ему Нивен. — Теперь уходи.
— Помог? — как-то неуверенно переспросил тот.
— Да, — Нивен кивнул и нетерпеливо повторил в третий раз. — Уходи!
— А ты? — спросил тот, продолжая упрямо сидеть на месте, мерить сердитым взглядом и хмуриться.
— А мне надо лететь дальше.
— Надо?
“Да что ты переспрашиваешь?!” — чуть не рассердился Нивен и тут же чуть не улыбнулся: сам ведь такой.
Впрочем, нет.
Их нет смысла сравнивать. Он — эльф. Напротив — человеческий детеныш.
— Я просто думаю, — заговорил детеныш, не дождавшись ответа, — может, тебе еще посидеть? А то упадешь, как вот сейчас упал, только с птицы своей. Или птица упадет…
Нивен дернул плечом, будто хотел отмахнуться от детеныша, от его слов, взгляда. Но не завершил жест: не было времени. Ни спорить, ни отмахиваться.
Ему нужно лететь. Грифону нужно лететь. И им обоим нужно набраться сил, совсем немного, на последний бросок.
Нивен положил ладонь на мелкую, редкую, колючую траву под рукой. Закрыл глаза.
Он — эльф.
Ему не нужны никакие Мертвые боги, бормочущие в голове. Ему не нужны темные силы, скрытые внутри. Ему хватит своей, светлой.
Он — светлый.
И все, что нужно — разрешить себе быть светлым. Дать тьме уйти, рассыпать окончательно. Дать грузу прошлого свалиться с плечей, запекшейся на руках крови — осыпаться придорожной пылью под ноги.
Стать собой.
Вдохнуть наконец, впитать, вобрать в себя силу леса и воздуха, и трав, и птиц, и зверей. Дыхание каждого — все одно. Одно дыхание — его дыхание.
Он и есть лес. Он и есть ветер.
Он — эльф.
И он — Нивен.
Удерживая одну ладонь прижатой к земле, Нивен впечатал вторую в мягкий бок лежащего рядом грифона. Тот тоже вздохнул — глубоко и шумно, заворочался, пытаясь встать.
— Вот так, — шепнул ему Нивен.
И поднялся на ноги первым.
Бросил быстрый взгляд на Итана.
Тот так и не пошевелился. Только хмуро пробормотал:
— Не нравится мне это.
— Я вообще редко кому нравлюсь, — ухмыльнулся Нивен и подмигнул.
Потянул грифона за шкирку — и тот тоже наконец поднялся. Нехотя, но твердо. Потянулся, разминая мышцы.
Нивен легко запрыгнул ему на спину.
— Курьер! — окликнул вдруг мальчик. — Ты вернешься?
— Сюда? — удивился Нивен.
— Вообще… — Итан неопределенно взмахнул рукой. — Куда-нибудь. Вернешься?
— Странный вопрос, — хмыкнул Нивен.
— У тебя сейчас такие глаза, — неуверенно сказал Итан, — будто не вернешься.
— Глупости, — пожал плечами Нивен. — Я всегда возвращаюсь.
И коснулся грифоньей холки, приказывая лететь.
Грифону лететь не хотелось.
Но выбора у него не было.
“А у меня? — подумал Нивен. — Был ли выбор у меня?”