- Было глупо с нашей стороны ожидать от Се7мерки разумных действий, учитывая их планы на тебя, - вставляет Преподобный. - Я недооценил их неутолимую жажду власти.
Я качаю головой.
- Се7мерка не раз спасала мне жизнь. Если кто и пытался спасти меня, так это они,- говорю я, хотя не уверена, что верю в собственные слова. Тем не менее, я не хочу, чтобы эти засранцы думали, что их вмешательство приветствуется.
- Так может показаться на первый взгляд. Но разве тебе не интересно, почему они были так непреклонны, чтобы держать тебя подальше от нас - организации, которая в течение многих столетий принимает страдающих и успешно борется с известным нам злом.
- Эм, вероятно, чтобы ты не просверлил дыру мне в голове, - закатив глаза, отвечаю я.
Преподобный игнорирует мое замечание, словно идея пыток - не более чем надоедливый комар, жужжащий под ухом.
- Варварские эксперименты, предпринятые первыми из Посвященных много-много десятилетий назад. Уродливое пятно на нашей истории, но, уверяю тебя, ни один человек не пострадал под нашей защитой в последние годы.
Наклонившись вперед, он ставит локти на стол, и пальцами подпирает подбородок.
- Ты ведь способна определить лгу я или нет. Прошу, можешь убедиться в этом сама.
Прищурившись, я самодовольно улыбаюсь. Это именно то, чего он хочет. Его друг, Крисиз, обманул меня и заставил думать, что он обычный нормальный парень, только чтобы позже блокировать мое принуждение. Откуда мне знать, что, как только я коснусь его разума, меня не пронзит в ту же секунду изнурительная боль? Он может предложить совершить самоубийство.
К черту его.
- Так чего ты от меня хочешь? - спрашиваю я, откинувшись на спинку кресла.
- Хочу от тебя? - нахмурившись, переспрашивает Преподобный.
- Да, просто у каждого есть своя повестка дня, как только дело доходит до меня. Какая у тебя?
Он качает головой.
- Никакой. Мы просто хотим уберечь тебя от тех, кто хочет навредить тебе. Мы наблюдаем за тобой всю твою жизнь, Иден, надеясь, что зло не настигнет тебя. Мы держались в тени, потому что хотели, чтобы ты жила нормальной, человеческой жизнью. Но теперь, когда ты подружилась с теми самыми силами, которые хотят манипулировать твоими уникальными способностями, мы считаем необходимым расширить нашу помощь.
Я скрещиваю руки перед грудью и сжимаю губы, прежде чем сказать:
- Нормальной, человеческой жизнью? Если как ты говоришь, наблюдал за мной, то должен знать, что в моей жизни не было ничего нормального.
У Преподобного хватает наглости, выглядеть полным раскаяния, и он опускает вниз темно-карий взгляд от стыда.
- Знаю и прошу прощения. Ты не знаешь, как сильно я хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Каждый день молюсь о прощении. Молюсь за тебя.
Какая чушь.
Уже в двадцатый раз, как только приехала сюда, я закатываю глаза и раздраженно вздыхаю.
- Оставь свои молитвы при себе. Кроме того, не похоже, что это ты во всем виноват.
Он долго смотрит на меня, прежде чем переводит глаза на папку перед собой.
- Твоя мать...когда ты последний раз видела ее?
- Не знаю, - пожимаю я плечами. - Несколько лет назад. Может больше.
- Ты не частый посетитель в больнице? - слегка нахмурившись, спрашивает он.
- С чего бы мне им быть? Она не хотела меня видеть. А когда она была в ясном уме, то вспоминала кто я и винила за то, что она оказалась в больнице.
- Ты веришь, что она может стать лучше?
Я отворачиваюсь от его любопытных глаз, обращая свое внимание на пыльные полки, забитые книгами.
- За двадцать два года она ни разу такой не была. Можно с уверенностью сказать, что этот поезд ушел давно.
- На все воля Божья, Иден. Ты должна только просить Его милости.
- Да? - поворачиваюсь я, чтобы зло посмотреть на него. - Было бы мило с Его стороны даровать мне немного этой милости, когда я носила дырявую, поношенную одежду и спала на грязном матрасе. Но я думаю, Он был слишком занят, раздавая эту милость другим детям.
- Я...- сглатывает Преподобный, его темно-карие глаза остекленели. - Прости меня. Я могу лишь только представить, как трудно было расти при таких ужасных обстоятельствах.
- Трудно? - фыркаю я. - Зимой мне приходилось пакетами оборачивать ботинки, чтобы дойти по снегу до школы. Я никогда не пропускала уроки, даже когда болела. Потому что знала, что бесплатный обед будет моей единственной настоящей едой на целый день. Сотрудницы кафетерия даже упаковывали остатки еды по пятницам и отдавали ее мне, чтобы мне было хоть что-то поесть на выходных.
Он морщится, как будто я только что плюнула ему в лицо, его черты окрашены сотней оттенков сожаления. Это было несправедливо с моей стороны. Это не его вина, что моя мама надеялась, что я в конечном итоге умру с голода, и избавлю ее от задачи убить демона. Но когда мой юный дух оказался слишком сильным, она перешла к плану Б. Под видом Божьей воли утопила меня в ванной. Однако именно Адриэль, замаскированная под бродячую собаку, вернула меня к жизни.
После этого, маме стало лишь хуже.
- Послушайте, это даже не имеет значения, - заверяю я. - Я не останусь с Се7меркой сейчас. Я просто пытаюсь наладить свою жизнь и оставить все это дерьмо позади. Я никому не угрожаю. А теперь могу я пойти домой?
- А этот трюк сегодня ночью? - надменно встревает Крисиз. - Разве это не угроза? Тот факт, что твой демон заклеймил тебя было нашей единственной спасительной благодатью.
Заклеймил меня?
Заклеймил меня?
Какого черта?
- Не знала? - спрашивает он, очевидно радуясь моему замешательству. - Конечно, ты этого не знала.
- Сверхъестественные существа, такие же как животные, могут заклеймить людей, - объясняет Преподобный, после того как сурово посмотрел на Крисиза. - Это знак собственности - средство контроля. Он хочет отпугнуть других от того, что он считает своей собственностью, и, по сути, отнять у тебя свободу воли.
"Он не прикоснется к тебе".
Меня сбило с толку то, как Легион это произнес, словно чтение из Евангелие. Но это была не ревность. Речь шла о собственности. Вот. Ублюдок. Но давайте на чистоту...если бы Легион не появился, кто знает, что бы я сделала. Хотелось бы думать, что я бы вовремя остановилась, но не буду лгать...Люцифер тоже оставил свой след. И от одной мысли я должна прийти в дикий ужас и испытать отвращение.
- Он не контролирует меня. А если бы и контролировал, то вам не кажется, что сейчас я была бы под его крышей?
Преподобный пожимает плечами.
- Возможно. Или, может, он просто хочет, чтобы ты думала, что все контролируешь сама.
- Или, может быть, он не монстр, в которого вы хотите верить, - отвечаю я, прежде чем раздраженно выдохнуть. Думать, что Легион мог забрать меня без моего ведома, уже очень плохо. Но их архаичное убеждение, что я беспомощная девица, которая не может сама о себе позаботиться, приводит в бешенство.
- Послушай, я знаю, что тебе хотелось бы верить, что Се7мерка имеет какие-то странные, сверхъестественные влияния на меня, но это не так. Все, что я сделала - хорошее или плохое - было потому, что сама того хотела. Я отвечаю за свои действия, какими бы разрушительными они ни были. Во всяком случае, Се7мерка пыталась помочь мне - помочь человечеству. И это больше, чем я могу сказать о ком-либо другом. Ты смотрел на улицу в последнее время? Преступность в Чикаго вышла из-под контроля. И это не работа семи демонов-изгоев. Люди уничтожили этот город. Люди сражаются, убивают и причиняют боль друг другу каждый день по всему миру. Может, пришло время взять на себя ответственность за это.
Преподобный обдумывает мои слова несколько долгих мгновений, прежде чем кивнуть головой в дипломатической отставке.
- Не могу с этим поспорить. Этот мир и его люди имеют множество недостатков. Но я верю, что мы сможем получить искупления, к которому стремится Альянс посвященных. Мы заслуживаем второго шанса, чтобы все исправить.
Я поднимаю бровь.
- Распространяется ли эта милость на все божьи создания, даже те, в которых не осталось веры? Даже те, которые сбились с пути?
Я вижу, что он не хочет признавать это, но вера в прощения выжжены в его мозгу и на сердце. Он один раз кивает, но не произносит слов.
- Тогда, возможно, Альянс больше похож на Се7мерку, как бы вам не хотелось в это верить.
Мы смотрим друг на друга, пока Преподобный наконец не моргает и не отводит взгляд. Преподобный перебирает бумаги перед собой, чтобы просто занять руки и избежать моего выжидательного взгляда, и он по-прежнему молчит.
- Что я здесь делаю? - устало спрашиваю я.
Уже поздно, и я уже давно протрезвела, а значит, что устала как собака. Если он планирует держать меня здесь, я бы хотела уже покончить с этим разговором и пусть меня уже отведут в темницу.
- Мы бы хотели предложить убежище и защиту, Иден, - отвечает Преподобный. - Знаю, у тебя была тяжелая жизнь, но мы можем помочь тебе. Мы не только успешно излечиваем пострадавших, но и помогаем им приспособиться к жизни после Призыва. Мы можем сделать то же самое для тебя.
- Правда?
- Да. Я вижу, что ты настроена скептически, но когда будешь готова, я рад буду показать тебе то, чем мы здесь занимаемся. - Он наклоняется вперед, и в голосе его слышится искренность. - Знаю, что ты чувствовала себя потерянной - словно тебе здесь не место - всю свою жизнь. Может быть, потому что ты создана, чтобы помогать таким же, как ты. Здесь ты не будешь чувствовать себя изгоем. На тебя не будут смотреть как на ошибку или обузу. Твои шрамы не будут характеризовать тебя, они станут твоим достоинством.
Я нервно сглатываю, принимая его слова, которые стреляют прямо в сердце.
- Я...- снова сглатываю, на этот раз ком в горле. - Я не знаю.
- Подумай об этом, - улыбается он. - Иди домой и отдохни. Тебе нужно время, чтобы во всем разобраться. Мы знаем, что ты предана Се7мерке, но я хочу заверить тебя, мы никогда не станем манипулировать или контролировать тебя. Мы лишь хотим принять тебя - тебя настоящую. Здесь, Иден, мы как одна большая семья. И для нас будет честью, если ты станешь частью ее.