Глава III. Что происходило в Калмыцкой АССР
Значительная часть территории нынешней Калмыцкой Автономной Социалистической Республики (Калм. АССР) в давние времена входила в Калмыцкое ханство. После исторических перипетий в конце XVIII века Калмыкия была присоединена к Российской империи. Еще накануне революции 1917 г. большая часть коренного населения калмыцких степей вела кочевой образ жизни. Скотоводство было основным источником существования этого немногочисленного народа. Весьма сложным было положение Калмыкии после Октябрьской революции, так как калмыки оказались в центре белого движения, за которым пошла часть населения, прежде всего из зажиточных слоев. Кульминационным пунктом явилось восстание 1919 года во главе с националистическими элементами. После ликвидации восстания в Калмыкии наступила политическая стабилизация и началось хозяйственное восстановление.
В 1920 г. была образована Калмыцкая автономная область, преобразованная в 1936 г. в Автономную республику. Ломка старых патриархальных отношений с их традиционными отношениями (по родовому признаку) в период коллективизации происходила болезненно. К концу 1929 г. было экспроприировано 315 крупных скотоводческих хозяйств, к лету же 1931 г. экспроприированных насчитывалось около 1200 хозяйств. К 1937 г. коллективными хозяйствами было охвачено 95 % всех хозяйств автономии[176]. Во время коллективизации в Калмыкии грубо нарушалась законность и совершались насилия. Они завершились массовыми репрессиями конца 30-х гг., жертвами которых стали также и бывшие руководители Калмыцкой автономии, проводившие в свое время коллективизацию. Попытки сломить в кратчайший срок веками укоренившиеся обычаи оказались не только неудачными, но и опасными. «… Представления, обычаи, привычки прошлого оказывались значительно более живучими, чем условия, их породившие. К тому же в Калмыкии не все подкулачники, зайсанги, гелюнги[177] были выселены за пределы республики. Оставшиеся в степи представители ликвидированных эксплуататорских групп в какой-то мере сохранили свое влияние на отсталую, недостаточно утвердившуюся на позициях новой идеологии часть населения, не избавившуюся от религиозных и улусистских предрассудков», — пишет известный калмыцкий исследователь М. Л. Кичиков[178]. Его заключение важно для нас, так как помогает понять причины сотрудничества некоторой части калмыков с немецко-фашистской армией.
Накануне войны все население Калмыкии и прилегающих районов составляло, согласно официальным данным переписи населения 1939 г., 220.684 чел. Калмыки составляли 48,6 % от этого числа[179], т. е. около 107.250 чел.
Грамотность населения Калмыкии возросла с 2 % в дореволюционное время до 91 % накануне войны. Значительное количество школ, сеть здравоохранительных и ветеринарных учреждений, просветительные учреждения и пр. указывали на рост культуры калмыцкого общества.
В глазах центральной власти калмыки долгое еще время после восстания 1919 года считались ненадежными.
До 1927 г. калмыки в Красную Армию не призывались. В 1927 г. впервые было призвано 90 калмыков. Спустя 10 лет количество призванных калмыков возросло почти в 20 раз — 1746 (в целом по Калмыкии было призвано 2845 чел. всех национальностей); в 1938 г. сохранился примерно тот же уровень — 1728 калмыков из 2963 призванных. В 1939–1940 гг. по республике прошел призыв четырех возрастов — 4200 человек. М. Л. Кичиков, приводящий эти данные, сообщает затем, что общее количество находившихся в Красной Армии к началу войны калмыков превышало 5 тыс. чел.[180]
Война приблизилась к Калмыкии еще осенью 1941 г. в связи с боями за Ростов-на-Дону, переходившим из рук в руки, но затем отбитым Красной Армией.
Враг оказался на территории Калмыкии в начале августа 1942 г.
Часть территории Калмыкии была занята при незначительном сопротивлении со стороны Красной Армии, а некоторые улусы и вовсе не защищались. Это важно иметь в виду для того, чтобы оценить умонастроение населения, внезапно оказавшегося под чужеземной оккупацией.
Советские документы донесли до нас отзвуки этой трагической ситуации:
1-5 августа 1942 г. незначительные силы вражеских войск при отсутствии серьезного сопротивления со стороны наших воинских частей заняли Западный и Ямалтинский улусы. 10–12 августа 1942 г. были заняты Приютное и северная часть Малодербетовского и Сарпинского улусов и 12 августа 1942 г. — г. Элиста.
В течение 2–3 недель июля-августа вражеские самолеты безнаказанно совершали налеты на села указанных выше улусов и г. Элисту, обстреливали и бомбили их, зажигали степь и посевы хлеба. Отдельные разведывательные группы танков противника расстреливали население Западного, Малодербетовского и Сарпинского улусов. Этим самым противник дезорганизовал уборку урожая, вывоз хлеба, шерсти и кожсырья, перегон скота к Волге.
По железной дороге Ворошиловск — Дивное противник продвигался на Элисту безо всякого сопротивления, т. к. в этом районе отсутствовали части нашей армии…[181].
Еще до вступления гитлеровских войск на территорию Калмыкии в ряде улусов стали распространяться враждебные советской власти слухи, оказавшие вероятное влияние на умонастроение населения. Кичиков сообщает, что бывший гелюнг М. Базиров распространял, например, слух, что в 1942 г. победит Гитлер, иначе весь народ погибнет. Другие слухи варьировались вокруг неизбежности победы Германии, лояльного якобы отношения немцев к беспартийным и беспощадного по отношению к коммунистам и комсомольцам[182].
В докладной записке секретаря Приютинского улускома ВКП(б) в обком партии сообщалось, что в результате действий враждебных элементов в августе 1941 г. возник пожар в совхозе № 4 и восемь степных пожаров. Некоего бухгалтера Бабенко, в прошлом сына бывшего помещика, обвиняли в том, что пожары возникли не без его влияния, так как «он открыто выражал свои антисоветские настроения»(!)[183]. Эта формула обвинения очень напоминает средневековые обвинения в колдовстве…
Партийная организация взяла «под наблюдение социально опасные элементы» — бывших кулаков, гелюнгов, белогвардейцев и националистов[184]. Однако о количестве «социально опасных» не сообщается.
После первых отступлений Красной Армии в калмыцких степях появились и первые дезертиры. Они начали объединяться в небольшие банды, занимавшиеся грабежами и насилиями. Позднее появились и более крупные вооруженные отряды, такие, например, как банда Бассанга Огдонова, насчитывавшая от 70 до 90 человек[185].
В 1942 г. в связи с быстрым продвижением немецкой армии в южном направлении количество дезертиров возросло. Появились вооруженные группы в неоккупированных улусах: Юстинском, Приволжском, Черноземельском, Уланхольском. Согласно официальному сообщению, эти группы нападали на партийных и советских работников. По мере отхода советских частей к Волге количество дезертиров продолжало расти. В том же документе руководства Калмыцкой АССР от 15 августа 1942 г. говорится, что «… в калмыцких степях, в камышах по Манычу и Куме и в Приволжском улусе скрываются дезертиры различных национальностей»[186]. Однако не упоминается, ведут ли они вооруженную борьбу против советской власти или нет. Скорее всего дезертиры в то время просто притаились, выжидали дальнейшего оборота событий, не желали рисковать и были озабочены исключительно сохранением собственной жизни.
Поздней осенью 1942 г. установилось сотрудничество банд с оккупантами. Бандиты останавливали население, уходившее за Волгу и угонявшее скот, и выдавали их немцам[187].
Несомненно, что банды были ободрены слабостью частей Красной Армии, оборонявших Калмыкию. Признаки этой слабости были налицо. 1 августа 1942 г., за пять дней до прихода гитлеровских войск, на станции Дивное были взорваны советскими подрывными командами нефтебаза и склады сырья и продовольствия; большое количество бензина было вылито на землю, вопреки возражениям руководства Калмыцкой АССР.
Правительство и обком Калмыкии пытались обратить внимание военных советов Северо-Кавказского и Сталинградского военных округов, что дорога на Элисту и Астрахань открыта для врага. В военные округа были посланы секретари обкома ВКП (б). Устные и телефонные просьбы дать оружие, вооружить коммунистов, беспартийный актив, местные истребительные отряды наталкивались неизменно на отказ. У военного командования не было резервов оружия[188].
Степная Калмыкия была обречена.
В этих условиях действия руководства республики были сбивчивыми и противоречивыми. С одной стороны, 2 августа было принято решение провести эвакуацию всего скота за Волгу[189]. Эвакуации подлежало население угрожаемых улусов. С другой стороны, первый секретарь обкома П. В. Лаврентьев, как сообщает Кичиков, требовал от секретарей улускомов ВКП(б) в Бешанту, Яшалту, Троицком, Приютном приостановить эвакуацию, чтобы продолжить уборку хлеба, и обвинил руководителей улусов в паникерстве и трусости. «Такие противоречивые указания, — констатирует М. Л. Кичиков, — создавали неразбериху и неорганизованность, а тем временем моторизованные отряды противника и бандитские группы… пересекали трассы прогона скота, разгоняли гонщиков и забирали скот»[190].
Западный и Яшалтинский улусы были заняты немцами к 5 августа. К 1 ноября 1942 г. из 13 улусов 5 было оккупировано полностью, 3 частично и в 5 сохранилась советская власть[191].
Немецкая армия захватила 670 тысяч голов скота, 711 тракторов из имевшихся в Калмыкии 963, 410 комбайнов из 445, а также много неходовых машин, так как не было горючего, чтобы их вывезти. Немцам досталось также 4 млн. пудов хлеба, большая часть запасов шерсти и кожсырья[192].