Филькин указывает, что с началом войны «остатки разбитых, но недобитых классово враждебных элементов» «усилили сопротивление, перешли к совершению террористических актов над лучшими представителями советского и колхозного актива, к подрыву колхозного строя»[134]. В вооруженные группы, подчеркивает Филькин, были вовлечены «несознательные элементы»[135], т. е. речь идет об участии в вооруженных группах представителей различных слоев местного населения.
С 1940 г. начала свои нападения вооруженная группа Шерипова. Затем появился отряд Израилова, в прошлом коммуниста. Позднее обе группы объединились. Были и другие вооруженные группы или отряды, «возглавляемые, — как писала газета «Грозненский рабочий», — матерыми антисоветчиками, предателями и дезертирами — Бадаевым, Магомедовым, Байсагуровым, Гачировым, Шериповым, Мусостовым, Алхасговым, Магомедовым, Дакиевым и другими»[136]. Одно лишь перечисление фамилий главарей как будто указывает на то, что вооруженная борьба в горах не носила единичного или эпизодического характера[137]. Вооруженные группы не ограничивались лишь налетами на колхозы, государственные учреждения, не довольствовались ограблением тех и других, но терроризировали население, срывали мобилизационные мероприятия властей и пр.
В конце 1941 г. Чечено-Ингушский обком ВКП(б) «поставил перед всеми партийными организациями задачу обуздания кулацко-мулльских элементов»[138]. В 80 крупных колхозах были введены штатные должности парторгов обкома ВКП(б), председатели крупных колхозов были включены в номенклатуру обкома, что означало усиление центральной власти и одновременно наделение председателей колхозов более широкими правами и привилегиями. 150 человек были направлены из городов в колхозы для проведения агитационно-массовой работы сроком на три месяца. В ноябре 1941 года по исполнению постановления ЦК ВКП(б) о создании политотделов при МТС и совхозах в сельскую местность было направлено более 100 коммунистов[139]. Однако, несмотря на эти чрезвычайные меры, спустя год вооруженная борьба в горах, если верить официальным сведениям, была еще в полном разгаре.
Так, 22 ноября 1942 г. в селении Гуни Веденского района отряд из 34 человек напал на колхозную ферму «Красный животновод». Бой, в котором принимали участие колхозники, продолжался два часа, были убитые. 23 колхозника — участника боя — были награждены почетными грамотами Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР[140].
Против банд и дезертиров были приняты решительные меры — созданы специальные оперативные отряды госбезопасности, повсеместно мобилизован актив для выявления и ликвидации «бандитских групп и различных других контрреволюционных элементов»[141].
Согласно более позднему сообщению газеты «Грозненский рабочий», советское командование было вынуждено снимать с фронта соединения Красной Армии и бросать их против вооруженных групп. Известно, что соединение — это войсковая единица крупного масштаба, от бригады начиная. Отсюда легко сделать заключение и о масштабах борьбы, завязавшейся в горах.
В августе 1973 г. секретарь Чечено-Ингушского обкома КПСС (позднее председатель Верховного Совета ЧИ АССР) Х. Х. Боков говорил на обсуждении «Очерков истории Чечено-Ингушской АССР»: «Для патриотического воспитания трудящихся нашей республики важно показать не только образцы, достойные подражания, но и гневно осудить предателей, дезертиров, врагов народа, стремившихся помешать борьбе советских людей с иноземными захватчиками»[142].
Откликаясь на этот призыв, В.И. Филькин выступил со статьей[143], в которой попытался определить позицию Чечено-Ингушского общества во время войны 1941-45 гг. Он категорически утверждает, что социальной базой «политического бандитизма» были кулаки, а также муллы, шейхи и… буржуазные националисты (как будто «буржуазные националисты» образуют какую-то особую социальную прослойку!).
По мнению В. И. Филькина, среднее крестьянство, составлявшее значительный процент населения, поддерживало все мероприятия советской власти и оказывало ей помощь в борьбе с «антисоветскими элементами». Другая часть среднего крестьянства, более зажиточная, будто бы соблюдала нейтралитет, но порой оказывала антисоветским элементам «прямую поддержку». Однако эта схема носит довольно абстрактный характер и очень походит на известную схему «Краткого курса» истории ВКП(б) о роли «кулака» и «середняка». Остается открытым лишь один вопрос, куда же подевались «бедняки», если на Чечне было столь явно выраженное классовое расслоение? Им места в схеме В. И. Филькина не нашлось.
Уже осенью 1941 г. неудачи советской армии на юге начали болезненно отзываться на положении на Кавказе. Опасения, что Турция может внезапно ударить с юга, ускорили проведение мобилизационных мероприятий. События под Москвой и в самой Москве 15–16 октября, когда десятки и сотни тысяч людей покинули столицу из опасения, что она может вот-вот быть занята гитлеровцами, еще более усилили напряжение.
22 октября в Грозном был создан Городской комитет обороны во главе с первым секретарем Чечено-Ингушского обкома ВКП(б) В. И. Ивановым. Тысячи людей вышли на строительство оборонительных рубежей вокруг Грозного. Из военнообязанных была сформирована отдельная саперная бригада. Эти усилия не пропали даром: осенью 1942 г. Грозный не пустил немцев, их наступление затормозилось и выдохлось на подступах к городу. В середине ноября 1941 г. началось формирование 255-го отдельного ингушского кавалерийского полка и резервного дивизиона. Следует иметь в виду, что часть военнообязанных была призвана в Красную Армию еще до начала войны и уже сражалась на различных участках гигантского советско-германского фронта. Формирование новых частей происходило в нервозной обстановке, вызванной вооруженной борьбой в горах. В. И. Филькин, в ту пору один из секретарей обкома партии, пишет, что «отдельными» райвоенкоматами были допущены «серьезные извращения». Призывалось в армию все мужское население, включая абсолютно не пригодных к военной службе стариков и инвалидов. Призванные зачастую сидели на голодном пайке и иногда самовольно покидали казармы, чтобы дома вдоволь насытиться. В результате дезертирство приняло такие широкие масштабы, что вызвало тревогу, и в марте 1942 г. призыв в Красную Армию военнообязанных чеченцев и ингушей был прекращен. Позднее это распоряжение было признано ошибочным и, конечно, приписано козням Берии[144].
В августе 1942 г. было разрешено провести добровольную мобилизацию чеченцев и ингушей в Красную Армию, вторая мобилизация была проведена 25 января — 5 февраля 1943 г., третья — в марте того же года.
В постановлении обкома партии и Совета народных комиссаров Чечено-Ингушетии с удовлетворением отмечались «стойкость, мужество и бесстрашие», которые проявили чеченцы и ингуши, мобилизованные в сентябре 1942 г.[145] В мае 1943 г., подводя итоги второй и третьей мобилизаций, специальная комиссия Закавказского фронта дала вполне благоприятный отзыв о поведении чеченцев и ингушей на фронте, и обком констатировал с удовлетворением, что «призыв добровольцев чеченцев и ингушей в Красную Армию сопровождался проявлением подлинного советского патриотизма»[146].
Кроме того, в рядах народного ополчения было обучено военному делу 13.363 чеченца и ингуша, что составляло около 40 % всех обученных из числа населения автономной республики[147].
В. Филькин приводит данные, которые он считает неполными, о количестве чеченцев и ингушей, призванных в действующую армию. Он называет цифру более 18.500, не считая призванных до начала войны[148].
Несколько сот чеченцев и ингушей было в гарнизоне легендарной Брестской крепости. Но до сих пор об этом стараются умалчивать…
Немедленно после изгнания немцев с Кавказа начались восстановительные работы и в Чечено-Ингушетии, а вместе с тем и чистка рядов партии, государственного аппарата. Выступая на пленуме Грозненского горкома ВКП(б) 19 февраля 1943 г., секретарь горкома Бердичевский требовал «решительно усилить массово-политическую работу среди женщин, молодежи, комсомольцев и в особенности среди чеченцев и ингушей, активно отбирать в ряды партии лучших, до конца преданных делу партии людей»[149]. Важность этого заявления очевидна, ибо в нем фактически содержится положительная оценка роли чеченцев и ингушей в обороне Кавказа. Эта тенденция легко прослеживается и по страницам «Грозненского рабочего» за 1943 год.
В конце года газета опубликовала как итоговою статью Г. Борисова и М. Грин «Дружба народов — источник силы нашей партии», в которой вновь подтверждается самоотверженная борьба всех без исключения народов Кавказа против гитлеровской армии[150]. Газета напомнила о героях войны и о том, что собрано 14 миллионов рублей на строительство бронепоезда имени героя гражданской войны Асланбека Шерипова[151].
23 февраля 1944 г. День Красной Армии. Мужчины повсюду приглашены на митинги к зданию сельсоветов. Никто не подозревает, что беда рядом. Подъезжают «Студебеккеры», полученные по ленд-лизу от американских союзников для помощи Красной Армии. Появляются солдаты с автоматами. Чеченцев держат под их дулами. Повсюду, в каждом ауле, зачитывается Указ Президиума Верховного Совета о поголовном выселении чеченцев и ингушей за измену, за сотрудничество с врагом. Разрешается взять по 20 кг багажа на семью.
Прощаются с родной землей старики, губы шепчут слова молитвы. Велик Аллах! Плачут женщины, одни дети радуются, что их покатают на машине, а другие недоумевают и жмутся к взрослым… При выселении происходили страшные трагедии. Об одной из них поведал чеченский писатель.