Тейт опустил глаза и поморщился.
— Прости, чувак.
— Все в порядке.
Тейт покачал головой.
— Нет, не в порядке. Она ушла. — Из него вырвался громкий звук, пронзивший меня. Я поняла, что никогда в жизни не смогу забыть этот звук. — Она ушла, чувак.
Ник вздохнул, опустив руку ему на плечо.
— Давай отведем тебя внутрь.
Они потащились по дорожке. Я не спросила, нужна ли Нику помощь. Если и нужна была, это не имело значения, потому что я чувствовала себя пустой, словно из меня вытащили все кости.
Я смахнула свои глупые слезы. Я не имею никакого права плакать. На меня волнами накатывала дрожь, пока я ждала, и я все время подкручивала отопление. Это не помогало. Мне казалось, что я больше никогда не смогу согреться.
Глава 12
Ник везет меня домой, в машине еле слышно играет радио. Мы практически не разговариваем. Я говорю ему, где повернуть, он спрашивает, есть ли кто дома.
Подъезжая к обочине, он говорит:
— Позволь мне тебя проводить.
— Нет, спасибо, — я сказала ему. — Это, наверняка, выведет из себя моих родителей.
Это не совсем так, но прошло уже 20 минут комендантского часа и я, действительно, не хочу больше давать им повод задавать мне вопросы про ходячую рекламу компании «Адидас», который подбросил меня домой.
Ник выключает двигатель. Становится как-то таинственно и тихо, и я не знаю, что сказать или сделать, поэтому я тянусь к дверной ручке и улыбаюсь:
— Ну, спасибо, что подбросил.
— Подожди, — говорит он, дотягиваясь через меня, чтоб закрыть дверь.
Он отстраняется достаточно, чтобы дать мне пространство, челюстные мышцы его напряглись.
— Пайпер, то, что ты сделала сегодня…
Внезапный наплыв паники заставляет меня перервать его.
— Я просто вела машину, Ник. В самом деле в этом не было ничего такого.
— Нет, было. И ты это знаешь.
Я съежилась. То, что я сделала сегодня, конечно. Это было мило. Но я пыталась сделать Тейта целью для тэйкдауна2. И где-то в глубине души какая-то часть меня все еще хочет этого. Мой взгляд медленно направляется к входной двери. Хочу чашку зеленого чая и папину старую футболку с Лэд Зэппелин, та, которая вся замасленная, мягкая и свисает мне до колен. Футболка, в которой я забуду обо всем этом.
— Тейт был сам не свой, — голос Ника появился из ниоткуда. — На самом деле он совсем не пьет.
Чувствую себя разбитой. Вид надломленного и в ужасном состоянии Тейта всплыл у меня в голове; эти непонятные и бессмысленные слезы снова пекут мне глаза, так что я смещаюсь ближе к двери.
— Я рада, что Тейт благополучно добрался домой. Мне надо идти.
Он выглядит слегка взбешенным сейчас, заставляя себя усидеть на месте.
— Ради Бога, ты прекратишь вести себя так, будто бы одолжила мне карандаш?
Мне хочется убежать, но в звенящей тишине машины я слышу каждый вздох, исходящий из него.
Я не могу этого сделать. Каждую секунду сидя здесь, он вытягивает те вещи, которые я не хочу открывать, напротив, я хочу закопать их как можно глубже и забыть о них навсегда.
— Просто скажи что-нибудь реальное, — говорит он умоляющим голосом — Что-нибудь.
Мое намерение рассыпалось.
— Он ужасно с ней обходился, — шепчу я, желая забрать свои слова обратно, но это невозможно. Правда всегда находит путь наружу, я полагаю.
— Да. — Слово, как разорванный шов. — Это все так сбивает с толку, потому что он был без ума от нее. Ты даже не знаешь.
Я зажмурилась.
— Не хочу знать. — Открываю глаза, он наблюдает за мной. Когда я смотрю на Ника, моя душа болит за Тейта, хотя он этого и не заслуживает. Он является одной из причин смерти Стеллы, и я не могу позволить этому быть не замеченным, полагая, что все хорошо.
Сдерживая эмоции, Ник замкнулся в себе.
— Я все же ценю твою помощь, — говорит он.
Что-то разрывает меня изнутри. Я хочу прильнуть к нему, хочу рассказать ему о своих чувствах и о том, как чертовски меня это все смущает.
Потому что черному следует оставаться черным, а белому белым, а вся эта грязь, я ненавижу это. Я хочу рассказать ему обо всем этом, но я молчу. Выхожу из джипа и наблюдаю, как он уезжает.
***
Фотографии Джексона пришли субботней почтой. Я заказала их отчасти по привычке, а отчасти, ожидая, что их попросит мой друг по переписке. Я тут же осознаю, что я не имею ни малейшего понятия, чего мне ожидать.
Гаррисон не сказал ни слова с тех пор, как получил смс прошлой ночью до происшествия с Тейтом. Может, это означает, что ему это уже надоело. Должно быть, это хорошо, но остается ощущение какой-то… незавершенности что ли.
Папа постукивает пальцами по коробке с фотографиями, которая стоит передо мной на столе, а я отскакиваю от нее, как будто бы это тараканье гнездо.
— Чистый гений внутри? — Спрашивает он, подмигивая.
Я скрываю свою неспособность улыбаться в ложке с мюсли.
— Так почему ты так поздно вчера пришла? — спросила мама.
Прожевав и проглотив, я готовлюсь выдавить из себя очередную ложь.
— Менни увлекся девушками.
— Этому мальчику нужно обуздать свои гормоны, а тебе лучше следить за временем.
Заметано. Извините.
Папа хлопнул в ладоши.
— Достаточно дисциплины. — Он игнорирует мамино возмущение и снова тычет в коробку. — Не хочешь показать нам самые последние и лучшие?
Удар в живот был бы менее болезненным.
— Это дубликаты. Вещи, возвратившиеся домой. И, вообще, я там на заднем плане.
Я смотрю в сторону лестницы. Мама обертывает клюквенный кекс в бумажную салфетку и протягивает его мне. Полезная закуска для их лживой, изворотливой дочери.
Я закрываю дверь моей спальни и открываю коробку, раскладывая фотографии на столе. Это сильные фотографии с хорошим углом и освещением. Анализирую фото, как бы сортируя их.
Портреты толпы хороши, но те, что с Джексоном, лучше. У меня получился феноменальный снимок, где он проходит мимо – телевизор на заднем плане, его улыбка чересчур хищная, чтоб быть доброй. А следующее фото самое лучшее из всех – его руки в его волосах, а его рот искажен в ужасе. Только одно слово можно подобрать для этого снимка: униженный.
Так ему и подобает таковым быть.
Я выдвигаю нижний ящик, нахожу блокнот. Вставляю фотографию Джексона в ячейку, потому как где еще мне хранить фотографию парня, наблюдающего за пленкой…
Минуточку.
Я снова задумалась о пленке, это ударило меня, как что-то очень тяжелое. Все эти кодовые имена, которые я хочу раскрыть. Я могу, по крайней мере, раскрыть Джексона.
Я схватила блокнот и быстро набросала список всего, что помнила с той пленки. Грязные подробности о Марлоу. Истерика. Издевательства над Челси. Что-то здесь должно быть. Он видел все это. Он знал, что искать.
Я начала быстро просматривать страницы, ища вещи, которые могли касаться Марлоу. Ничего не подходило, но потом мелькнула расплывчатая мысль. Многое из этой тетради может касаться Джексона.
А потом я нашла. 20 сентября. В середине списка.
Shortstop имитирует походку Челси.
По моей коже побежали мурашки. У Челси нет кодового имени. Понятия не имею почему. Может быть, Гаррисон считает, что хреново давать прозвище кому-то, кто и так много чего пережил. А может быть, потому что думает, что она этого не стоит.
Но меня заинтересовало не имя Челси. Это Джексон. И его кличка Shortstop.
Я не смогла прикусить губу настолько сильно, чтобы сдержать улыбку. Я вытащила свои металлические карандаши – подарок на мой последний день рождения – и начала листать тетрадь с самого начала и до конца. Сначала я заколебалась, держа ручку над бумагой.
Это не моя тетрадь, но я сомневаюсь, что Гаррисон планировал рассматривать ее за обеденным столом. И, кроме того, он дал мне авторское приглашение внести собственную лепту. Я осторожно обвела кружок на первой ссылке на странице 4, потом еще один на 6-й. Страница 9-я. Инцидент с Челси был на 10-й. И, наконец, еще один в самом низу 11-й страницы. Этот идиот пять раз заставлял страдать кого-то. Значит, я пять раз написала его настоящее имя над кличкой.
Я перелистала до конца тетради к чистой странице. Именно тут я приклею его снимки, один над другим. Я окружила их пересекающимися линиями того же цвета, который использовала, чтобы выделить его имя.
Тетрадь сама по себе ничего не исправит. Это не оружие, пока не попадет в чьи-то руки. Для меня это источник честности. От Менни до моих родителей и до моей собственной нечестной подработке мой мир тонет во лжи. Неплохое чувство, когда у тебя оказывается нечто, в чем есть правда.
***
Команда ежегодника встречалась за ланчем по воскресеньям в Waffle World. Как обычно я пришла рано, что давало мне возможность в тишине насладиться своей башней из блинчиков, пока я на салфетке рисовала макет новых страниц для ежегодника.
Менни уселся в кабинку напротив меня, одетый в помятую спортивную футболку и с синяками под глазами.
Я нахмурилась.
— Ты дерьмово выглядишь.
— Я проспал, — ответил он. — И, к сожалению, не из-за Кендис. Итак, вы переспали с квотербеком?
— Он не квотербек и это не смешно, — ответила я, указывая на салфетку. — Что ты думаешь?
Он пожал плечами и принес себе кофе.
— Тейси захочет больше заполненного пространства. Итак, расскажи мне о своих потных приключения.
— Ничего потного не происходило. Ты отвратителен. А почему ты так поздно проснулся?
Он почесал свой затылок.
— Если тебе так нужно знать, я пытался все закончить с этими бумагами.
Мне это не понравилось. Не понравилось не то, что Менни делал работу заранее, я знала, что бумаги не нужны до следующей недели. Это заставило меня задуматься, нет ли у него неприятностей. Или не мутит ли он снова с записями посещения. При этой мысли мой желудок свернулся, но я не произнесла ни слова.
— Мне казалось, что ты закончила с лекциями.
— Я закончила!
— Эти глаза прямо-таки кричат о лекции.
— Чьи глаза читают лекцию? – Спросила Тейси, заявляя о своем присутствии.
Я вздохнула.
— Ничьи. Давайте быстро со всем покончим. У меня еще куча домашки. Как вам эта идея? Для бала выпускников.