— Да, я понял.
Он поднялся, отряхнул грязь с костюма и подошел к ожидавшей его машине. Он был человеком-роботом, а Мэллори занималась программированием.
Мы смотрели на него, пока Карли не сказала:
— Ну, чего там, дальше. Продолжайте!
Мы оба склонились над вторым и положили руки ему на грудь. Поскольку я ударил его не так сильно, он был более осведомлен и испытывал меньше боли, чем другой.
— Не собираюсь слушать, — сказал он мягким голосом, когда Мэллори начала свою речь, но через несколько минут он тоже согласился со всем, что она сказала.
Я сосредоточился на том, чтобы посылать исцеляющую энергию через руки, пока она рассказывала ему нашу версию реальности, с их остановкой пописать и гриппом, который они оба могли подхватить на следующий день.
— Ты понял? — спросила она.
— Да, я понял, — откликнулся он.
— Повтори мне ещё раз.
Так он и сделал. Я посмотрел на Карли:
— Ты можешь в это поверить?
Но она выглядела менее испуганной, чем я, вероятно, потому, что за шестнадцать лет привыкла к мысли о подростках со сверхспособностями.
— Ещё кое-что, — сказала Мэллори. — Мне нужно знать, кто главный в вашей организации. Мне нужно имя.
Я бросил на неё оценивающий взгляд. Она действительно была гением.
— Не могу сказать, — ответил он.
— Ты должен мне сказать. — Её голос звучал твердо.
— Нет, — сказал он. — Я не знаю.
— Ты не знаешь, кто главный? — спросил я. — Или ты не хочешь говорить?
Мы с Мэллори обменялись озадаченными взглядами. Почему не работает её контроль над разумом?
Мужчина не ответил. Казалось, только Мэллори могла задавать вопросы и получать ответы. Она повторила мои слова.
— Ты не знаешь, кто главный?
— Никто не знает, кроме тех, кто наверху, — он говорил, как человек, который почти уснул. — Мы называем его командиром.
— Кому же вы тогда подчиняетесь? — спросила Мэллори.
— Мой полевой командир — Миллер.
— Как полное имя Миллера?
— Просто Миллер. Больше я ничего не знаю.
Просто фамилия, причем довольно общая. Мэллори встретилась со мной взглядом и пожала плечами.
— Хорошо, — сказала она и повторила остаток истории. По тому, как она подчеркнула, что на следующий день им будет плохо, у меня сложилось впечатление, что она была уверена, что этот контроль над разумом даст им что-то вроде похмелья на следующий день. — Ты понял? — спросила она.
— Да.
— Ладно, тогда вставай и присоединяйся к своему другу.
Голос Мэллори был добрым, как будто она учила шестилетнего ребенка.
— Скорее, скорее! — крикнула Карли. — Слишком долго.
Мужчина не торопился, но шёл быстрым шагом. Мы сели в машины и смотрели, как мужчины садятся в свой автомобиль, пристегиваются и уезжают.
— Думаешь, это сработает? — спросил я Карли.
— Твои догадки не хуже моих, — сказала она. — Кажется, да.
Остаток пути до дома мы ехали за Мэллори молча, даже не слушая радио. Когда машина Мэллори благополучно въехала в гараж, Карли отвезла меня домой.
— Ты идёшь? — спросил я, когда мы подъехали к дому.
— Нет, я должна вернуться, — сказала она. — Фрэнк у соседей. Я сказала, что уеду ненадолго, и мне не хочется заставлять его ждать.
— Окей.
Может, она была лучшей матерью, чем я думал. Я начал вылезать из машины, но потом кое-что вспомнил.
— Карли?
— Да?
— Спасибо, что присмотрела за мной.
— Не стоит благодарить меня за это. Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, так, Расс?
Последнее предложение застало меня врасплох, главным образом потому, что мы не были семьей, которая признавалась в любви друг к другу. Мой отец всегда говорил, что Беккеры из гордой немецкой семьи. Мы были трудолюбивы, своевременны, надежны. Мы были готовы на всё ради друг друга, но не обнимались, не целовались и не изливали друг другу душу. Хотя, может, и стоило бы.
— Да, я знаю, — сказал я. Я понял, что до этого момента понятия не имел, как она ко мне относится. Карли всегда была второстепенным человеком в моей жизни. Всегда там, но не совсем там. Порхает по дому, прячется по углам. У нас были общие родители, но она чувствовала себя не сестрой, а молодой тётей или кузиной.
— Но все равно спасибо, что сказала.
— Не за что, — а потом, в истинной манере Карли, ей пришлось добавить немного жаргона, чтобы показать мне, что она в курсе событий. — Ты же знаешь, Расс, я тя прикрою. Вот как я катаюсь по раёну.
У меня не хватило духу сказать ей, что я не знаю никого в моем возрасте, кто говорил бы так, если бы не ирония.
Глава 30
Я проскользнул в дом мимо родителей, которые, как обычно, сидели перед телевизором, хотя, казалось, не смотрели его. Мама листала журнал, а папа сидел, запрокинув голову и закрыв глаза. Я знал, что если я упомяну об этом позже, он заявит, что отдыхает. Он никогда не признается, что заснул в кресле. Когда проходил мимо, я сказал:
— Я вернулся. Спокойной ночи.
И направился наверх, пока мама не начала задавать вопросы и мне не пришлось сочинять подробности о занятиях в доме мистера Спектра.
Едва я плюхнулся на кровать и включил ноутбук, как услышал тяжелые шаги матери на лестнице. Я внутренне застонал. Она никогда не поднималась, только если у меня были проблемы или она хотела поговорить по душам. Я не сделал ничего плохого — мои оценки были хорошими, я выполнил свою работу по дому, как хороший сын, убрал беспорядок в ванной и выбросил окровавленную одежду. Нет, у меня не может быть никаких неприятностей. Это должен быть разговор. Не совсем то, что мне сейчас нужно.
Она поднималась по лестнице так медленно, что мне было больно слушать. Мама часто опиралась на перила, и я слышал, как она схватилась за перекладину, потянулась и шагнула на самый верх. Когда она открыла дверь, это не было сюрпризом, но я подыграл и посмотрел вверх, как будто это было так.
— Привет, мам, — сказал я. — В чём дело?
— Ты убежал так быстро, что у меня не было возможности поговорить с тобой, — сказала она.
О нет. Я был прав. У нас состоится беседа.
— О чём?
— Можно присесть? — спросила она, указывая на мой стул.
Я не мог сказать «нет», учитывая, что она владела этим домом.
— Конечно.
Она села и пристально посмотрела на меня.
— Я беспокоюсь за Карли.
Фууух. Значит, дело не во мне. Я тщательно обдумал, что сказать. Если я чему-то и научился в общении с родителями, так это тому, что у тебя могут быть проблемы с разговорами, поэтому я старался говорить как можно меньше.
— Я только что видел Карли. Она заехала к мистеру Спектру, чтобы отвезти меня домой, и, кажется, всё было в порядке.
Мама не выглядела убеждённой, поэтому я добавил:
— Я не думаю, что вам нужно беспокоиться о ней.
— Пока тебя не было, она прилетела сюда и очень расстроилась, когда узнала, что ты собираешься к мистеру Спектру. Она обвинила нас с папой в том, что мы ужасные родители, что мы не смотрим наперёд. — Её глаза выглядели грустными, на лбу появилась вертикальная морщинка.
Так, время спасать ситуацию.
— Я не понимаю, о чем она говорит, — заметил я. — Вы, ребята, не ужасны. Я думаю, ты великолепна. Я не мог бы просить лучших родителей.
Мама вздохнула с облегчением.
— Я рада слышать эти слова. Карли показалось подозрительным, что мистер Спектр пригласил к себе домой студентов. Честно говоря, я не придала этому значения, но после того, как она это сказала, я подумала, что это необычно. Мистер Спектр, он не просил вас делать что-то, что вас смущает, не так ли?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, со всеми этими разговорами о том, что в наши дни взрослые пользуются детьми…
— О боже, мама, это так ужасно. Ты действительно думаешь, что кто-то может так мной воспользоваться? Мне же не шесть.
Она с облегчением вздохнула. Миссия выполнена.
— Конечно, нет. Так я и думала. В устах Карли это звучало так зловеще.
— Мистер Спектр хороший человек. Немного нетрадиционный, как говорят учителя, но солидный.
— Рада это слышать. Она сложила руки на коленях. — Карли также казалась расстроенной из-за чего-то другого. Может, она упоминала мистера Хофштеттера, который недавно умер?
— Да, она упоминала о нем. Очень старый дядечка, да?
Мама кивнула.
— Вы, наверное, видели его в городе. Хороший человек. Он уже много лет один.
— Карли сказала, что знала его внука.
— Она рассказала тебе о Дэвиде? Мама вздрогнула.
— Только его имя и то, что она знала его в школе. Она сказала, что он погиб в автокатастрофе. Я заколебался, собираясь сказать, что знаю, что они встречались, но потом вспомнил о своей философии говорить как можно меньше и оставил эту идею.
— И это всё, что она сказала?
— Ну да. А что ещё?
— Ничего. Мне просто интересно, — она уставилась в пол, словно размышляя, и молчала, казалось, очень долго.
— Я бы не беспокоился о Карли, — наконец, произнёс я. — Возможно, она просто была не в настроении. Ты же знаешь, какая она.
— Я знаю, — мама похлопала по подлокотнику моего кресла и встала. — Хорошо, я рада, что мы поговорили.
— Я тоже, мам. Заходи в любое время. Это всегда приятно.
— Умница, — сказала мама, но я видел, что её это порадовало. Она остановилась в дверях. — Ещё кое-что. Завтра вечером мы с папой идем на похороны мистера Хофштеттера и хотим, чтобы ты поехал с нами.
— Чего так?
— У тебя есть другие планы?
— Ну, нет…
Неужели она не видит, что это странно? Зачем ей приглашать меня на похороны кого-то, кого я не знаю?
— Я была бы очень признательна. Она стояла в дверях и не двинется с места, пока я не соглашусь. — Пожалуйста, Расс. У бедняги не было, считай, семьи.
И это моя проблема? Но выражение её лица было убедительным.
— Ладно, — сказал я. — Если это важно для тебя, конечно, я поеду.
— Карли тоже едет.
— А Фрэнк?
— Нет, он — нет. Зачем ему идти?
И что более важно, зачем кому-то из нас туда идти? Но я не задавал вопросов.
— Понятия не имею. Мне просто интересно. Не бери в голову.
— Спокойной ночи, сынок, — сказала она. — Я люблю тебя.
Пока она спускалась по лестнице, я размышлял о том, что второй раз за этот вечер кто-то из членов семьи сказал мне, что любит меня. Внезапно людям захотелось сказать, как они меня любят. Очень странно.