— Ну, будь осторожна. Знаешь… Стеф единственная, у кого есть разрешение остаться…

Я снова прервала его:

— Папа! Я знаю. Слушай, мне надо идти.

— Я позвоню тебе завтра, — сказал папа.

— Ладно. Пока. — Я повесила трубку. Миссия выполнена… по крайней мере, на сегодня.

Я положила телефон и порылась в сумке в надежде, что кто-нибудь потрудился положить зарядку. Но увы, ее не было.

— Итак, — сказал Линкольн, и улыбка тронула его губы. — Почему Стеф разрешили оставаться?

— Потому что ей можно доверять, — сказала я, бросая в него подушку.

— Эй, а это еще за что?

— За подслушивание! — Но прежде, чем я успела произнести это слово, Линкольн оказался прямо передо мной, его руки плотно обхватили мою талию.

— Я ничего не могу поделать, у меня сверхъестественный слух. — Он вздохнул. — Ты же знаешь, я пришел сюда не для того, чтобы слушать, как ты разговариваешь с отцом.

Мои внутренности взорвались, несмотря на затаившуюся горечь вины. Линкольн провел рукой по моей руке и по лицу.

— Ты знаешь, сколько раз я…

Я хотела что-то сказать, но во рту пересохло. Когда его руки касались меня, мое тело будто пробуждалось.

— Много, — ответил он. — Знаешь, я должен тебе сказать. Когда мы с тобой целовались раньше, все было по-другому. — Его руки продолжали гладить меня, и я изо всех сил пыталась удержаться на ногах, не говоря уже о том, чтобы сосредоточиться на словах.

Это было слишком многозадачно.

— За исключением того раза в твой день рождения, я не считаю другие поцелуи. Я имею в виду, мы уже установили, что целительные поцелуи не в счет, верно? — спросил он, улыбаясь. Мне нужно было включить кондиционер.

— Угу, — только и смогла выдавить я.

— Угу, — передразнил он, но гораздо тише. Намного сексуальнее.

Черт возьми, ему это нравилось.

— А потом было и раньше, но это тоже не считается. Я был не в себе и думаю, что этот поцелуй следует списать на разминку. Тебя это устраивает? — Его улыбка стала чуть шире.

— Хм, — кажется, пробормотала я.

— Хорошо. И когда я по-настоящему вспоминаю тот поцелуй в твой день рождения, он был… потрясающим, но нас прервали, не так ли? — Его пальцы скользнули по моей шее и ключице.

Я кивнула. Бормоча что-то.

— Так что, если у тебя нет травмы, о которой я не знаю, если бы я поцеловал тебя сейчас, это был бы наш первый настоящий поцелуй.

Я перестала дышать.

— У тебя есть… — его губы едва шевелились, приближаясь все ближе и ближе к моим.

Возьми себя в руки, Ви, ты дрожишь!

— …раны, которые нуждаются в исцелении, Вайолет? — Его губы коснулись моих, произнося мое имя.

Я не ответила, но, слава богу, он не стал ждать. Его губы, восхитительные, как всегда, опустились на мои. И в ту же секунду мое замороженное состояние растаяло в абсолютном блаженстве.

Не знаю, сколько прошло времени. Но каким-то образом мои ноги обхватили Линкольна за талию. На этот раз никто из нас не отстранился. Даже когда мы врезались в книжную полку, и она треснула пополам.

Наши силы нашли свой путь друг к другу. Мы не просили их об этом, это просто случилось. Естественная прогрессия и еще одно подтверждение того, что это то, что должно было случиться. Моя душа нашла его душу, и они потянулись друг к другу, как пальцы, тянущиеся отчаянно, почти… но не совсем… соприкасаясь.

Мое дыхание участилось, как и его. Мы одновременно отстранились.

— Мы должны…

— Прекратить, — закончила я за него.

— Да, — сказал он тяжело.

Мы оба знали, что еще несколько секунд и мы снимем одежду.

И в чем проблема?

Но потом я вспомнила. Была проблема. Я одернула топ и отошла в дальний конец комнаты.

— Гриффин будет ждать нас, — сказала я.

— Это правда, — сказал он.

Я направилась к двери, пытаясь устоять на дрожащих ногах, обходя груды книг, упавших на землю.

— Эрмина будет не довольна, — сказал он, не пытаясь сдержать смешок.

Как будто мне не все равно!

Если отбросить все дилеммы, это был самый потрясающий поцелуй, который у меня когда-либо был.

Мы с Линкольном сидели на диван в комнате Гриффина, пока он задавал мне миллион вопросов о Фениксе.

Я рассказала ему почти все и избегала всего, что могло бы заставить меня признать, что я позволила Фениксу пустить в мою кровь эмоции. Я рассказала ему, как я следовала за зовом к проходу позади одного из водопадов… как Феникс сказал, что он ждал нашего прибытия. Как он признался, что он в ответе за Нахилиуса.

— Но я не понимаю. Магда сказала тебе, что узнала о Нахилиусе, когда была в отъезде, — сказал Гриффин Линкольну. Казалось, эта тема заинтересовала его сильнее всего.

— Да. Феникс, вероятно, подстроил и это, — сказал Линкольн, отмахиваясь. — И у него почти получилось. Если бы Вайолет не пришла вовремя, я бы сделал что-нибудь… — он понизил голос. — То, с чем я не смог бы жить.

Гриффин в замешательстве зашагал по комнате и покачал головой. Озабоченный.

— Вайолет, ты нам что-то не договариваешь. Извини, обычно я стараюсь не совать нос в чужие жизни, но сейчас я не могу позволить себе быть тактичным. Ты говоришь не всю правду.

Был только один способ обойти дар Гриффина. Нужно было верить в то, что говоришь.

Это был недостаток его силы…

— Гриффин, правда в том, что я… я не знаю, смогу ли… — я опустила голову, смущенная тем, что плачу из-за Феникса.

Линкольн попытался утешить меня, хотя ему, должно быть, было нелегко.

— Все в порядке, Ви. Думаешь, мы все ожидали, что ты одолеешь Феникса? Это невозможно на данный момент. Нет, пока мы не разорвем его связь с тобой.

Я отогнала мысль, которая меня мучила, боясь, что есть связи, которые никогда не будут разорваны.

— Линкольн прав. Если мы будем сражаться завтра, мы найдем способ остановить его, не возвращая, — сказал Гриффин.

Я опустила голову и кивнула. Я держалась за правду в своих словах, а не за ложь, и не рискнула взглянуть на Гриффина. Я старалась не позволять своим мыслям плыть по течению — была ли это связь или нет. Могла ли я действительно стоять в стороне и позволить им его вернуть?

— Итак, — сказал Гриффин с неловкостью в голосе. — Вы двое…

Линкольн встал, и я последовала за ним.

— Вопрос о нас двоих сейчас не обсуждается.

— Хорошо, тогда твой выбор сделан, — сказал Гриффин обеспокоенно

— Нам в этом вопросе не нужны посторонние! — крикнул Линкольн, когда мы вышли в коридор.

— Завтра в пять утра! — крикнул нам вслед Гриффин.

Линкольн проводил меня до комнаты, но не вошел.

— Думаю, будет лучше, если я…

— Вернешься в свою комнату, — улыбнулась я.

— Тебе нужно поспать, — сказал он.

Я была измотана.

— Тебе тоже.

— Так или иначе, Эрмина, вероятно, патрулирует холл ночью. — Он был совершенно прав. Как бы сильно я не хотела, чтобы он вошел, я знала, что если он это сделает, то не уйдет. У меня уже была одна сломанная книжная полка, и я не уверена, что мне можно доверять.

Он легонько поцеловал меня в щеку и притянул к себе.

— Я люблю тебя, Вайолет Эден.

Во рту у меня пересохло, и я точно знала, что хочу сказать.

Я молилась в этот момент, отчаянно, чтобы Бог был, и чтобы Бог слушал и желал сделать для меня одну важную вещь.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть останется достаточно моей души, чтобы отдать ее.

И снова меня мучил страх, что я откажусь от чего-то очень важного в этой пустыне.

— Сердцем и душой, — прошептала я.

Глава 26

«Истинно говорю вам: вы увидите небо открытым и

Ангелов Божьих, восходящих за Сыном Человеческим.»

Книга Иакова 1:51

На следующее утро к шести часам мы вернулись в центр Мадабы, и я думала только об одном. Кофе.

Мне пришлось встать до рассвета, но Эрмина в это не верила и смотрела на меня, как на дьявольское отродье, когда я сказала, что каждому отелю нужна большая эспрессо-машина.

Линкольн затащил меня в микроавтобус, пообещав найти кофе, как только мы доберемся до города. Но даже спустя двадцать минут, после того как мы приехали, я все еще была без кофеина. Отвратительное состояние.

Хорошо, что Сальваторе, разделявший мою любовь к кофе, нашел маленькое кафе. Пока Зои, Магда и Найла стояли на улице с Азимом, дожидаясь местного Грегори, мы с Сальваторе нырнули в забегаловку.

Нам предложили на выбор: турецкий кофе или Нескафе. Я не могла определиться, но Сальваторе спас ситуацию — заказал кофе по-турецки для нас обоих.

Кофе был отвратительный. Зернистый и горький на вкус, с очень сильным ароматом кардамона. Но было необходимо избавиться от головной боли, поэтому я закрыла глаза и проглотила жижу. Сальваторе, который не смог справиться с собой и оставил кофе нетронутым, уважительно кивнул мне.

Когда мы вышли из кафе, я почувствовала, как что-то изменилось. Будто воздух был разрежен, а сила притяжения ослабла. Я замедлила шаг, пытаясь понять перемену.

Сальваторе пошел дальше, не задумываясь. Мои чувства обострились. Я приготовилась увидеть вокруг себя изгнанников.

— Линк! — крикнула я.

Он успел только обернуться и посмотреть мне в лицо, прежде чем остановился.

Все остановилось.

Вокруг все вдруг затихло, будто я поднесла раковину к уху. Собственное дыхание отдавалось гулким эхом. Я чувствовала боль при каждом вздохе.

Не хорошо.

— Линкольн! — снова закричала я, но тщетно.

Никто больше не двигался. В воздух поднялся песок. Я подумала, что воспоминания о времени, проведенном в пустыне, каким-то образом свели меня с ума.

Не в силах ни идти, ни бежать, я оставалась на месте. Пыльная буря улеглась, и передо мной оказалась чья-то фигура.

— Привет, Нокс, — сказала я.

— Привет, Вайолет, — сказал он, держась от меня подальше.

Я знала, что он не боится меня, скорее я каким-то образом отталкивала его.

— Ты была занята с нашей последней встречи. Тебе нравится новый путь?

Я вспомнила, как он спросил меня о Фениксе, когда я восходила.

— Ты знал, что это случится. Ты знал, что Феникс отвернется от меня, не так ли? — ответила я, внезапно разозлившись, что ангелы могут манипулировать людьми, как пешками на шахматной доске.

Он вздернул подбородок и поправил серебряные запонки. Его костюм отличался от того, в котором он был в прошлый раз. Этот больше походил на смокинг с блестящими стрелками на брюках. Его светлые волосы до плеч были зачесаны назад.