Я вспомнил сообщение на телефоне Линкольна.

— Сити Комм Недвижимость? — Произнесла я для Стеф.

— Да.

— Где?

Это был наш шанс.

Пока Стеф говорила, я подошла к окну и посмотрела вниз, на людей, толпившихся на городских тротуарах далеко у машин. Никто не знал, что на самом деле происходит в этом мире. Забавно, но в тот момент больше, чем когда-либо, я знала, что если не смогу найти дорогу обратно к Линкольну, то нам обоим будет очень одиноко. Дело было не в том, чтобы быть вместе, а в том, чтобы разделить эту жизнь вместе, быть партнерами, которыми нам суждено быть.

Думая о нем, я ощутила прилив близости. Линкольн был где-то недалеко. Мое тело отреагировало, моя сила отреагировала, зная, что он рядом. Я словно изголодалась по нему. Человек и ангел. Как такое могло случиться?

Стеф продиктовала адрес, и пока она это делала, безумие всего происходящего успокоило меня, и ее слова медленно дошли до сознания. Я подняла глаза и посмотрела через дорогу на заброшенное здание напротив.

Чувства вспыхнули внутри, их подстегивала моя часть охотника.

— О. Мой. Бог.

— Что? — спросила Стеф на другом конце провода, как раз в тот момент, когда Спенс произнес это рядом со мной.

— Через дорогу, — ответила я им обоим. — Они через чертову дорогу.

Я могла бы проклинать себя за то, что не попыталась разобраться в своих чувствах, когда мы только приехали в отель. Я могла бы обвинить себя в том, что не воспользовалась связью с Линкольном раньше. Я могла бы чувствовать себя ответственной за то, что подвергла Спенса прямой опасности, когда ворвалась с ним в лифт отеля, отчаянно желая добраться до Линкольна вовремя. Я могла бы многое сделать.

Вместо этого я вспомнила, как Линкольн просил меня сказать ему, что я люблю его. Мои мысли вернулись к тому ужасному дню, когда я впервые стала Грегори, к его исцелению, к ощущению полной связи с ним, и в то же время оторванности от него. В тот день все было не так… Но это был единственный день, когда он сказал мне нечто важное. В тот день, когда он признался, что ему не все равно. Что, как и я, он мечтал о том, чтобы мы были вместе. Я почти слышала его слова.

— Я все спланировал… ужин, свечи, лилии.

Так как мы разобрались во всем после того, как я стала Грегори, мы решили быть просто друзьями.

Это был единственный вариант, но Линкольн всегда держал вазу с лилиями про запас.

Всегда белые… мои любимые. Когда однажды Гриффин высказал свое мнение, Линкольн только улыбнулся и сказал ему, что они освещают это место. Он взглянул на меня, его глаза были зелеными и идеальными, блестящими от чего-то, что мы оба знали глубоко внутри. Это было нашим секретом.

Было много вещей, о которых я должна была подумать. Стоило подумать о тактике, но в этом лифте и в этом вестибюле, полном претенциозных богатых людей, которые никогда ничего не поймут, все сводилось к одной простой вещи — не было предела тому, что я была готова сделать для него.

Никаких ограничений.

В вестибюле я протиснулась мимо бизнесмена, который думал, что мир вращается вокруг него, когда расхаживал по дорожке со своим мобильным телефоном. Я перепрыгнула через чемодан от Луи Виттона, брошенного у входа, и даже не взглянула на Спенса. Я бросила всю свою силу — что было уже слишком— в двери парадного входа прежде, чем швейцар потянулся к ручке, и вылетела на улицу, когда разбитое стекло упало на землю позади меня.

Меня охватило безумие. Я не позволю Линкольну сделать это! Особенно, если часть его чувствовала, что он делает это, чтобы защитить меня.

Швейцар крикнул, чтобы я остановилась. Но я был слишком быстрой.

Не то, чтобы я сожалела о принятых решениях, но если бы у меня был другой выбор… Было бы неплохо иметь другой вариант.

Видения, мучившие меня в старом фермерском доме, снова стали надо мной издеваться. Решения, которые были приняты в той пустыне. Выбор, который преследовал меня во сне и мучил наяву.

Теперь это казалось таким очевидным. Конечно, это был мой самый большой страх.

Я вылетела на дорогу, уворачиваясь от машин на оживленной шестиполосной улице, когда вспомнила, как я легко вонзила кинжал в свою плоть. Я нанесла себе смертельный удар, и меня беспокоил не вопрос, а скорее ответ. Одна машина просигналила, другая свернула, и все, о чем я могла думать, было…

Я ничего не знаю.

Я никогда не узнаю, кого убила в тот день.

Это была агония, признать, что часть меня искренне верила, что я действительно свою человечность. По мере того как я становилась все более и более могущественной, как Грегори, я боялась, что моя человечность ускользает все дальше и дальше, и это пугало меня до чертиков.

Я не могла, не могла, не могла допустить, чтобы это случилось с Линкольном!

Я перешла на другую сторону дороги и отчаянно хватала ртом воздух. Я совсем не устала, но мне казалось, что внутри у меня все сжалось от ужасной правды. Я понятия не имела, кто я такая.

Я выпрямилась, сделала вдох и взяла себя в руки.

— Помни правила, Ви. Не сдавайся, не убегай!

Спенс оказался рядом со мной, машины гудели как сумасшедшие. Он ничего не сказал. Какой в этом смысл? Он знал, что мы войдем. Ничто в этом мире не могло остановить меня, и он был рядом. Приглашение не выдается и не требуется.

Я не собиралась позволять Линкольну делать что-то, что могло бы заставить его позже усомниться в своей человечности. Я просто не позволю. Больше не было никаких ограничений, ничего, что я не сделала бы, чтобы защитить его. Потому что я знала.

Я не брошу Линкольна.

Глава 22

«Знание своей собственной тьмы — лучший метод борьбы с тьмой других людей».

Карл Юнг

Входная дверь в здание, вернее, массивный кусок гнилой, облупившейся фанеры, закрывавшей вход, уже был частично оторван и болтался на последних гвоздях.

Теперь я ясно чувствовала изгнанников. Мы отодвинули импровизированную дверь и вошли. Я остановилась, чтобы собраться с мыслями.

— Что теперь? — Прошептал Спенс.

— Они наверху, — сказала я, не нарушая концентрации.

Они были прямо над нами. Я обратилась к своей силе.

Это было похоже на ту ночь в «Гадесе», когда я почувствовала приближение Оникса и Джоэла, на то, что я начала чувствовать в аэропорту. Будто какая-то часть меня, не физическая, поднималась от земли.

Я каким-то образом отделилась от самой себя. Способная пойти куда угодно одной лишь мыслью. Мои чувства двигались сквозь стены, комнаты и потолки. Я поднялась наверх быстрее, чем тело могло меня нести, и нашла их. Группу изгнанников. Линкольна и Магду. Они уже дрались.

Я пришла в себя и почувствовала дезориентацию. Ощущение, похожее на автомобильную тошноту, на мгновение охватило меня.

Спенс был прямо перед моим лицом. И мне пришлось отступить, чтобы восстановить требуемое расстояние.

Он хмурился, смотрел на меня как на какую-то загадку, которую не мог разгадать.

Присоединяйся к клубу.

— Там четверо. — Но я знала больше. Я знала, например, что трое из них были ангелами тьмы, и что еще один, должно быть, был Нахилиусом. В одном я узнала изгнанника, которого мы отпустили той ночью на ферме.

Это было странно. Я не видела его, не узнавала ни по внешности, ни по характерным чертам, скорее это была внутренняя подпись.

Все было связано. Это было моим доказательством. Феникс. Каким-то образом он командовал.

Чего я не понимал, так это — как? Неужели для него все так идеально встало на свои места?

— Спенс, они уже дерутся. Магда с двумя, Линкольн сражается с двумя другими, один из них — Нахилиус. Послушай, — я схватила его за плечо, — никто из них не настолько силен, это странно. Я имею в виду, что Феникс стоит за всем этим. Почему он не послал изгнанников, которые были бы большей угрозой?

— Может, у них тоже есть оружие? — предложил Спенс.

— Возможно.

— Ну и что дальше?

Жертвоприношение — забавная штука. Иногда чем меньше у нас времени на размышления, тем больше мы хотим сделать. Возможно, если бы я могла позволить себе роскошь — время на размышления, я бы приняла другое решение. Но я никогда уже этого не узнаю.

Я не все рассказала Спенсу, только роль, которую он будет играть. Не то, чтобы я думала, что у него с этим проблемы, но я не хотела, чтобы он бросился наутек.

— Пошли, — сказала я, уже двигаясь.

Мы взбежали по лестнице на первый этаж. Пол был оголен до самого бетона. Электрические провода свисали с потолка. Все, что имело хоть какую-то ценность — забрали, а остальное, судя по кучам пепла повсюду, — сожжено, чтобы согреть скваттеров зимой.

Такие здания в городе долго не пустуют.

Спрятаться было негде, не было ни перегородок, ни столов, под которые можно было бы забраться, так что мы со Спенсом оказались в самые гуще события.

Мы прошли мимо двух изгнанников, с которыми Магда сражалась не останавливаясь. Она не перестала бороться и не потеряла бдительность, но увидела нас. И я видела, как она удивилась.

Мы со Спенсом стали сражаться с изгнанником, который был противником Линкольна. Так что Линкольну оставалось сосредоточиться только на Нахилиусе. Линкольн двинулся на Нахилиуса, который явно был в меньшинстве. Я была удивлена, увидев, насколько боязливым был этот печально известный изгнанник.

Возможно, когда ему помогал другой изгнанник, у него был шанс сдержать противника, но теперь он был один на один. Нахилиус проигрывал.

Возможно, потому что силы Линкольна были неумолимы, он бросал кулак за кулаком в лицо Нахилиусу. И, судя по состоянию изгнанника, он уже так делал до нашего прихода… но я никогда не видела такого хромого боя с изгнанником.

Я как раз собиралась сосредоточиться, когда Линкольн что-то крикнул. Я думаю, это было: «Магда!». Но я не могла быть уверена, потому что его крик был перекрыт ужасным треском и грохотом, который эхом прокатился по зданию. Стрельба — не тот звук, который сопровождает битву с изгнанниками, поэтому все обратили на него внимание. Мы все сделали паузу, осознавая то, что только что произошло. Магда застрелила одного из изгнанников, с которыми сражалась.