Как только умер его отец, Алим-хан распустил старый гарем и создал новый, собрал в него молоденьких узбечек, таджичек и девочек других национальностей, проживающих в Туркестане. Власть у него была неограниченная. Он пользовался поддержкой царского правительства и прежде всего самого царя Николая Второго. Алим-хан поставлял императорскому двору золото, каракуль, хлопок, другие ценные товары. А население Бухары держал в нищете и голоде: в его руках было все, а главное, арыки; значит, в любую минуту мог оставить людей без воды, на погибель от жажды. Короче говоря, туго затянул Алим-хан петлю на шее народа.
Клементьев говорил не спеша, картины рисовал яркие, сочные. Мы, курсанты, слушали его затаив дыхание, удивляясь его глубоким знаниям истории Азии, а также нравов и обычаев ее народов.
— Старая Бухара, — продолжал он, — в те времена снаружи была обнесена крепостной глинобитной стеной высотой одиннадцать метров и очень толстой у подошвы — до восьми метров. Стена эта имела много полукруглых выступов вроде полубашен и одиннадцать пар кирпичных башен у ворот. В верхней ее части находились бойницы, над въездом они были расположены в два-три яруса. Ворота в крепости были деревянные, двухстворчатые, окованные железом. Все эти старые крепостные укрепления местами совсем одряхлели. Эмир, лихорадочно вооружаясь, подновил и приспособил Бухару для долговременной обороны.
Внутри города сложным лабиринтом пролегали мелкие кривые улицы, большей частью без названия, настолько узкие, что не могли разъехаться две арбы. Все постройки скрывались за мрачными глинобитными дувалами-заборами. Не было ни канализации, ни водопровода, ни уличного освещения. Вода в искусственных водоемах — хаузах, вырытых в центре жилой территории, была зеленоватой и теплой. В ней мыли ноги и черпали воду для питья. В центре города находились медресе — здания духовных училищ со множеством небольших окон, где стекла заменяли затейливые деревянные переплеты. Высилось много мечетей. В тесных проходах крытых базаров ремесленники продавали свои изделия.
Начальник школы взял палочку, расчистил площадку перед костром и стал чертить схему дворца, который занимал Алим-хан. Мы склонились над его рисунком.
— Здесь вот находился сам дворец, — указывая на середину своего чертежа, говорил Клементьев. — Со всех сторон обнесенный дувалом, он стоял на природном холме и господствовал над городом и окрестностями. Срытые почти отвесно склоны холма и глинобитная стена достигали примерно двадцати пяти метров в высоту и производили впечатление неприступности. Общая длина стены — метров шестьсот пятьдесят — семьсот. У единственных ворот, ведущих в крепость, стояли две башни. Длинный, прорытый в толще холма проход вел вверх, к дворцу. По бокам его в многочисленных нишах стоял караул, в вырытых наподобие пещер темных землянках с низкими потолками помещалась охрана.
На вершине холма, кроме дворца эмира и помещения для небольшой части его гарема, имелись здания для приема гостей, мечеть, квартира Кушбеги (первого министра), монетный двор, подвалы со складами ценностей, пороховой погреб, разные секретные службы. Все это выглядело скученно, тесно, голо, без зелени. Только возле самого дворца шумели арыки, чистой водой светились бассейны, густые лозы виноградника и ветви персиков образовали темные аллеи, плакучие ивы создавали уют и покой, всюду благоухали цветы, на лужочках разгуливали павлины.
В этот райский уголок не проникал ни один глаз со стороны. Все это было только для эмир-хана. Гарем, обнесенный высоким забором, охранялся евнухами. Сотни молодых жен проводили здесь всю свою жизнь — они купались в целебном источнике «силы и красоты», гуляли по аллеям буйной зелени. А их хозяин, одетый в халат, усыпанный жемчугом и бриллиантами, наблюдал за ними, блаженно развалившись в золотом троне.
— Вы, товарищ начальник, так рассказываете, словно были там, — восхитился один из курсантов.
Клементьев, польщенный замечанием, хитро буркнул:
— А может, и был. Что, не похоже разве?
— Как же не похоже! С такими подробностями…
— То-то. Так вот, перед мировой войной к Алим-хану в гости собирался сам Николай Второй. Эмир готовил для него пышную встречу. Во дворце поставили второй трон, коврами устлали аллею. Для развлечения царя выделили самую красивую девушку, для нее готовились особые наряды и особые духи.
Октябрь перечеркнул планы царя и эмира. Революционная волна вскоре докатилась и на далекую окраину страны. Алим-хан метался во дворце, всеми мерами пытался отсрочить свою гибель. Но его власть с каждым днем теряла силу, и богатство грозило выскользнуть из рук.
Бухара, хотя и была отрезана пустыней и горными цепями от России, все равно тяготела к ней. Население, измученное угнетением и деспотизмом неограниченной власти эмира, жаждало сбросить с себя цепи насилия, преодолеть вековую отсталость. Труженики Средней Азии видели, как русские шли им навстречу — в Бухаре строилась железная дорога, устанавливались дружеские доверительные отношения между народами.
Василий Григорьевич перевел дыхание, подбросил в костер хвороста. Огонь вспыхнул как порох, осветил его чисто выбритое волевое лицо с тщательно расчесанными усами и спадавшим на лоб чубом густых волос.
Воспользовавшись паузой, я попросил рассказать о жизни населения в самой Бухаре.
— Я уже говорил, что дворец Алим-хана был своеобразным райским уголком, — ответил он. — А сам город — это темные улочки с высокими дувалами, которые скрывали от мира жилища, там текла своя замкнутая жизнь. Из более богатых баев Алим-хан формировал отряды головорезов, белогвардейские офицеры и английские инструкторы обучали их военному делу. Эти отряды щедро снабжались оружием, снаряжением и обмундированием, получаемым от Антанты.
Летом девятнадцатого года в Бухару прибыл караван — восемьдесят верблюдов, нагруженных винтовками и патронами.
Армия эмира состояла из наемных войск и так называемых иррегулярных сил, не имеющих твердой и постоянной организации. Она насчитывала почти девять тысяч штыков и семь с половиной тысяч сабель с двадцатью тремя орудиями и двенадцатью пулеметами. Все это находилось в Бухаре и ее окрестностях. А в районах Хатырчи, Кирмин, Зигутдин, Китаба и Шахриссябза, кроме того, располагалось и ополчение беков из двадцати семи тысяч штыков и сабель с тридцатью двумя орудиями. Как видите, сила была грозная, и с ней нельзя было не считаться. Но и революция в этих краях давала знать о себе, вызывая у населения надежду и веру на освобождение их от гнета Алим-хана.
— Если эмир выступит против Советской власти, — говорили люди, — он сломает себе шею. А на нас пусть не надеется. Мы перестреляем офицеров и пойдем против Алим-хана.
И это, скажу я вам, не слова. «Рабы» уже на деле показали себя. Когда в августе двадцатого года в Старой Бухаре было арестовано шестьдесят семь солдат-тюрков, подозреваемых в пропаганде и поддержке большевистских идей, то тюркский отряд потребовал освободить их и эмир был вынужден это сделать.
В казармах и на улицах городов появились листовки и газеты с обращением к эмирским войскам не проливать напрасно крови, подумать о семьях и о политике богатых, которые душили народ. В одной из таких листовок говорилось, что в то время, когда Красная Армия билась против Антанты, Алим-хан помогал иностранцам и белогвардейцам, поддерживал связь с Колчаком и Деникиным, которые хотели задушить революцию.
В борьбе против контрреволюции основная ставка делалась на Каганскую группу. Разгромить войска эмира, захватить Алим-хана и его правительство — такую задачу поставил перед полком Михаил Васильевич Фрунзе.
Мы жадно слушали Василия Григорьевича.
— Да, да, именно Фрунзе. — Он окинул нас вопросительным взглядом. Увидев, что все мы хорошо знаем Фрунзе, продолжил: — Это одна из блестящих страниц в истории его полководческой деятельности.
Клементьев стал рассказывать о том, что в операциях против войска эмира требовалась большая маневренность, подвижность, настойчивость, беззаветная храбрость, смелое проникновение в глубокий тыл противника, несмотря на возможность окружения с вражеской стороны. Причем успех во многом зависел от непрерывной разведки и боевого обеспечения войск. Малейшая оплошность в этом отношении приводила к осложнению, а иногда и к поражению. Но как ни было тяжело, ни у кого из бойцов и командиров не возникала мысль склониться перед врагом, каждый готов был скорее умереть.
В начале февраля Фрунзе прибыл в Ташкент. К этому времени общая военно-политическая обстановка в Туркестане еще более осложнилась. В это время империалистические страны стягивали вокруг молодого Советского государства кольцо блокады и интервенции. Англия пыталась захватить юго-восточные части Туркестана. Надо было в короткие сроки подавить басмачество в Фергане, ликвидировать семиреченский и закаспийский белогвардейские фронты, провести ряд мероприятий по укреплению Советской власти.
1-я Туркестанская армия победоносно разбила интервентов и белогвардейцев, ликвидировав закаспийский фронт. К августу 1920 года удалось ликвидировать кулацкое восстание в Семиречье и кое-какие басмаческие банды в Фергане.
Благодаря этому М. В. Фрунзе произвел перегруппировку сил, основные из них сосредоточил на бухарском направлении. Согласно его приказу боевые действия должны были начаться 29 августа 1920 года.
Эмир бухарский Алим-хан почувствовал грозящую ему опасность. Его банды усилили репрессии против революционных сил и всего трудового народа. Бухарское правительство спешно собирало войска, готовилось к боям, опираясь на зарубежную поддержку.