М а р и я. Довольно, довольно! Так вы оставите всю Москву без соли.
Я б л о ч к о в. Вы напрасно смеетесь, милая барышня. Нам нужны деньги. Мы заключим сделки с мануфактурными фабриками на поставку им хлора для отбелки тканей. А щелочь продадим мыловарням.
М а р и я. Куда вы денете столько денег?!
Я б л о ч к о в. Мы снимем большое помещение, сделаем настоящую лабораторию, мы будем изучать свойства токов. Вместе с нами там будут работать Чиколев и Лодыгин. Не пройдет и пяти лет, как вся Россия будет залита ярким светом электрических солнц. Отступят ночи, осветятся самые отдаленные уголки нашей страны. Николай, проверь машину. Не забудь надеть фартук. (Марии.) Я развел соль в воде и фильтрую рассол, затем мы начнем электролиз.
Г л у х о в. Вы никогда не видели миллионера в фартуке, Машенька? Смотрите! Такой случай может представиться не часто. (Уходит в лабораторию.)
М а р и я. Мне нравятся люди, которые никогда не унывают.
Я б л о ч к о в. Мне он тоже нравится.
М а р и я. Кто?
Я б л о ч к о в. Глухов. Николай.
М а р и я. Я говорю о вас.
Я б л о ч к о в. Тронут! О, вы повесили клетку на окно. Хорошо! Здесь ему будет удобно петь. А как подвигается ваше пение, Маша? Вы ведь у нас тоже певчая птичка.
М а р и я. Пока я пою только гаммы. Целыми днями я пою гаммы… А вечером жду вас… А вы заняты… Отец пишет мне из деревни, умоляет вернуться домой, отказаться от карьеры артистки, но я решила. Я буду певицей, знаменитой певицей и дам вам столько денег, сколько будет нужно для ваших опытов.
Я б л о ч к о в. Деньги, деньги… Кто их изобрел? Не надо о них думать, вы выбрали путь и идите. А тот, кто раньше из нас придет к своей цели, тот поможет другому. Давайте руку! А снегирь будет свидетелем.
Мария протягивает ему руку. Возвращается Г л у х о в. Смотрит на Яблочкова и Марию.
Г л у х о в. Там все готово…
Я б л о ч к о в. Клади свою руку на наши! Мы поклялись в вечной дружбе, Николай, и твоей руки здесь не хватает.
Глухов кладет свою руку на руки Марии и Яблочкова. Стук в дверь. Входит Е л е н а. Она ровесница Марии, но выглядит немного старше, серьезна, даже сурова. Одета скромно.
Е л е н а. Добрый вечер!
Я б л о ч к о в. Елена! Скорей кладите вашу руку на наши. Будет дом с четырьмя углами. Вот так! Крепче нашего дома не будет на свете! Что с вами?
Е л е н а. Я с плохими вестями, Павел Николаевич. Вчера объявлено о банкротстве банка Павлова. Все сбережения Чиколева ухнули. Он совершенно разорен вместе с этим аферистом Павловым. Он вынужден покинуть Москву, бросить опыты. Сегодня он уехал в Петербург, где примет место делопроизводителя в Артиллерийском управлении.
Я б л о ч к о в. Чиколев! Светлая голова!.. Великий ученый будет корпеть над перепиской казенных бумаг.
Е л е н а. Вот вам письмо от Чиколева.
Г л у х о в. Ничего! В Петербурге Лодыгин, он поможет Чиколеву.
Е л е н а. Общество Лодыгина распалось. Директор банка Козлов бежал за границу. Лодыгин, чтобы не умереть с голоду, поступил слесарем в петербургский арсенал. Вы сидите тут и ничего не знаете.
Я б л о ч к о в. Да, да, хорошо, что вы пришли.
М а р и я. А что же ты теперь будешь делать, Елена?
Е л е н а. В университет меня, конечно, не примут. Я уезжаю во Францию. Буду учиться в Сорбонне.
Г л у х о в. Кто у вас есть во Франции?
Е л е н а. В Париже живет Герман Александрович Лопатин.
Г л у х о в. Тот самый Лопатин, который хотел освободить из Вилюйской ссылки…
Е л е н а. Вашего тезку, Николая Гавриловича Чернышевского. И сам поплатился тремя годами крепости в Иркутске.
Я б л о ч к о в. Но он бежал оттуда.
Е л е н а. Да, и теперь живет в Париже. Там много русских. Я хотела предупредить вас, Павел Николаевич. Вчера меня пригласили в жандармское управление. Полковник долго расспрашивал меня о людях, которые посещают наш кружок естествознания, о Чиколеве и о вас, Павел Николаевич.
Я б л о ч к о в. Обо мне?
Е л е н а. Да. Им донесли, что у вас собираются студенты, подозрительная молодежь, вы спорите до утра, критикуете правительство. Я сказала, что мы занимаемся только физикой, электричеством… Но я прибежала предупредить вас.
Я б л о ч к о в. Спасибо, Елена.
Е л е н а. А теперь прощайте. Мне нужно собираться в дорогу. Если захотите написать, вот адрес: «Париж, улица Соммерар, отель дю Миди».
Слышен голос Журкина: «Сюда пожалуйте!»
Г л у х о в. К нам гости.
Входят Ж у р к и н и жандармский ротмистр А р а т о в.
Ж у р к и н (выходя на середину комнаты). Вот они, ваше благородие! Вот эти самые господа Яблочков и Глухов, о которых вы спрашивали.
А р а т о в. Хорошо. Ступай.
Ж у р к и н (Яблочкову). Я вам не папаша! (Уходит, встретившись в дверях с Фоминым и сильно хлопнув дверью.)
А р а т о в (выходит на середину комнаты). Прошу прощения за неожиданный визит.
Я б л о ч к о в (смотрит на ротмистра). Аратов? Виктор?
А р а т о в. Здравствуй, Павел! Узнал старого товарища?! Не удивляйтесь, медам. Мы учились с Павлом Яблочковым вместе в Петербурге в Николаевском инженерном училище. Три года вместе! Сколько же мы не виделись, Павел?
Я б л о ч к о в. Лет девять.
А р а т о в. Предложи сесть гостям, хозяин!
Я б л о ч к о в. Да, да, прошу садиться…
Все рассаживаются на табуретках, на прилавке, на подоконнике.
А р а т о в. Не думал меня встретить?
Я б л о ч к о в (показывая на его мундир). Что за маскарад?
А р а т о в. Неисповедимы пути господни и его сынов, Павел. После окончания училища я был вынужден поступить в жандармский корпус. Строить крепости на турецкой границе или разрушать крепости в Бухаре — не мое призвание. (Оглядывает мастерскую.) У тебя тут тоже вроде осажденной крепости…
Г л у х о в. Которую вы хотите разрушить?
А р а т о в. Боже сохрани! Но начальству, а следовательно и мне хотелось, чтобы эта крепость защищала, а не разрушала устои государства. Сведения, которые имеются у нас…
Я б л о ч к о в. Ваши сведения — ложь! Нужно меньше верить всякой сволочи, доносчикам. И больше верить нам, людям, думающим о счастье России.
А р а т о в. Понятие о счастье России бывает разное.
Я б л о ч к о в. Понятие о счастье государства есть только одно — счастье его народа.
А р а т о в. Об этом думают власть предержащие.
Я б л о ч к о в. Об этом должен думать каждый русский человек.
А р а т о в. Но дамам не интересен наш спор! (Обращаясь к Марии.) Я вас много раз видел на концертах и однажды даже слушал, как вы пели. В жандармских войсках, мадемуазель, встречаются ценители музыки. А ведь я ученик самого Цезаря Кюи. Он у нас преподавал фортификацию.
Я б л о ч к о в. Не всегда ученик делает честь своему учителю.
А р а т о в. А ты такой же, Павел! Горячий, задиристый, неистовый! Я попрошу позволения у дам побеседовать с хозяином минут пять наедине. Нет, нет, вы не должны никуда уходить! Мы отойдем в сторонку и немного пошепчемся. Мы ведь старые школьные друзья, кондукто́ры!
Они отходят к окну и здесь, на первом плане сцены, разговаривают вполголоса.
Тебе повезло, Павел, ты, право, родился под счастливой звездой. Полковник поручил произвести дознание мне. Дело твое серьезнее, чем ты думаешь. Если хочешь послушать моего совета, а пока я только советую, простись с этой мастерской. Брось весь этот хлам и уезжай.
Я б л о ч к о в. Куда? В разгар опытов…
А р а т о в. Лучше всего за границу. А через несколько лет, когда утихнут волнения, ты вернешься. Тебя окружают подозрительные, опасные люди.
Я б л о ч к о в. Я никуда не поеду.
А р а т о в. Как знаешь. Пеняй уж на себя. (Всем.) Вот и окончен наш разговор. Я покидаю это милое общество. (Марии и Елене.) Если желаете, я провожу вас. На улице темно, и вас могут обидеть.
М а р и я (нерешительно, Яблочкову). Мне идти? Вам не нужна моя помощь, Павел Николаевич?
Я б л о ч к о в. Ступайте, Машенька! Вам не стоит сейчас здесь оставаться. Прощайте, Елена! Я напишу вам в Париж…
Е л е н а (прикладывая палец к губам). Прощайте, Павел Николаевич! Я надеюсь, что в сопровождении блестящего ротмистра мы благополучно выберемся из темных переулков.
Глухов провожает г о с т е й. Закрылась дверь. В комнате — Яблочков, Глухов, Фомин.
Г л у х о в. Что он тебе сказал?
Я б л о ч к о в. Он сказал, чтобы мы убирались отсюда вон. Не стоит обращать внимания на его слова.
Ф о м и н. А я думаю, Павел Николаевич, что стоит и очень стоит.
Я б л о ч к о в. Подготовь батареи, Чибис! Приступаем к электролизу.
Ф о м и н идет в лабораторию.
Г л у х о в. Уезжай отсюда, Павел. Я умоляю тебя. Мы разорены, мы нищие, но это еще не самое плохое. Уезжай один, без меня. Я останусь здесь, мне они ничего не сделают! Я одолжу денег, рассчитаюсь с кредиторами, ликвидирую эту мастерскую… А ты уезжай!
Я б л о ч к о в. Нет, нет, я никуда не поеду. Будем вместе, пока… Пока хватит сил у тебя и у меня.
Г л у х о в. Видишь, Павел, даже Чиколев не верит, что можно изобрести электрическую лампу без регулятора. Ты знаешь, он прав, Павел! Мы ищем квадратуру круга.
Я б л о ч к о в. Нет, он не прав. Не прав и ты.
Г л у х о в. Сотни людей бились над этим…
Я б л о ч к о в. У них не было динамических машин, у них не было таких источников тока, какие есть у нас. Сколько мы сделали опытов? Двадцать шесть? Нужно сделать сто двадцать шесть. Тысячу сто двадцать шесть! Десять тысяч. Только тогда мы сможем убедиться, что электрическая лампа без регулятора невозможна!
Ф о м и н (из лаборатории). Все готово.
Я б л о ч к о в. Включай!
Они в лаборатории.
Лей рассол. Опускай электроды. Смотри, чтобы концы электродов были на достаточном расстоянии друг от друга. Иначе произойдет короткое замыкание, рассол закипит, ванна треснет.
Г л у х о в. За ванну заплачено триста рублей.
Гаснет свет.
Я б л о ч к о в. Что такое?
Г л у х о в. Кончился керосин в лампе.
Они работают в молчании. Вдруг загорается оранжево-красный свет. Он освещает стеклянную ванну, углы комнаты. Причудливые тени ложатся на стены.
Ф о м и н. Ох, красиво.
Я б л о ч к о в. Вольтова дуга! Я ведь предупреждал!
Г л у х о в (кричит). Выключай ток, Фомин!
Я б л о ч к о в (тоже кричит). Стой! Не надо!
Г л у х о в. Вода закипит. Лопнет ванна…
Я б л о ч к о в. Пусть лопается! Не трогать! Пусть лопнут все ванны и а свете! Смотри! Вольтова дуга зажглась между параллельно стоящими рядом электродами! Да… да… Наконец-то!.. Никогда никому в мире не приходило это в голову. Смотри! Никакого регулятора тут не нужно. Ты понял, Николай? Ведь это же электрическая свеча! Электрическая лампа! Электрический свет будет гореть без всяких регуляторов.