И бабы пьют и пьяными голосами поют:
«Валенки, валенки,
Не подшиты, стареньки…»
Потом все пропадает, снова светлеет, и П р а с к о в ь я в черном платье стоит посреди комнаты, и на нее смотрят Ч у р и н и А н г е л е й к о.
А н г е л е й к о (торопит). Ну же?! Нельзя опаздывать.
П р а с к о в ь я (как бы очнулась). Да-да, надо ехать.
Входит В и т а л и к. Вопросительно смотрит на Ангелейко и на Прасковью.
П р а с к о в ь я (улыбаясь). Это Татьяна Ивановна. Мы сейчас уезжаем в Кремль. Виталик, если ты уйдешь…
Ч у р и н. Я побуду с Самсоном!
П р а с к о в ь я. Меня не ждите, я могу задержаться в Кремле.
Сразу вальсы. Их играют оркестры: духовые, симфонические, джазы. В небо взлетают разноцветные ракеты и фейерверк — большой салют из двухсот двадцати четырех орудий.
Г о л о с. Узнаете? Да-да, Красная площадь, Спасские ворота, Кремль, храм… Видите, сколько народа… Гуляющие, дети, интуристы… А это вот группа возвращается из Большого Кремлевского дворца с приема… Разные знатные люди. И среди них…
П р а с к о в ь я и А н г е л е й к о. У Прасковьи в руках синий воздушный шарик.
А н г е л е й к о. Ну что ты за торопыга! Там бал только разгорается, вдруг оделась и в дверь…
П р а с к о в ь я. Я же объясняю, Татьяна Ивановна, я очень вам благодарна, очень… Там было так прекрасно… А вы идите туда обратно, идите, пожалуйста, у вас там полно знакомых. А мне обязательно домой надо. Я уже насладилась.
А н г е л е й к о. Неужто не понравилось?
П р а с к о в ь я. Что вы! Там было прекрасно, именно прекрасно! И нас сразу пропустили и не проверяли документов посмотрели на пригласительный билет и сразу пропустили… Они даже не удивились, что я так не похожа на Елену Потапову, даже не удивились…
А н г е л е й к о. Я же тебе говорила…
П р а с к о в ь я. И под козырек взяли… Ну просто как в сказке. А когда я по лестнице поднималась — сейчас дело прошлое, можно сказать, — у меня все время ноги подкашивались. Сейчас они меня за белы рученьки схватят и пинком в зад… Так волновалась, что даже не рассмотрела все как следует. Ну, в другой раз я так волноваться не буду. Я теперь туда с вами на все праздники буду ходить. Посмотри, какой мне красивый шарик подарил летчик.
А н г е л е й к о. Это Покрышкин, трижды Герой Советского Союза.
П р а с к о в ь я. Иди ты! А этот, с усами, неужели это действительно Буденный, сам Буденный был?
А н г е л е й к о. Он, он самый. (Посматривает на ручные часики, сверяет их с большими часами на Спасской башне.) Пять минут уже… А его нет…
П р а с к о в ь я. Какой молодец! Я его без коня сразу и не узнала. А этот с бородой? Неужели скульптор Коненков? Бодрый еще какой. (Смеется.) А Михалков-то! Застенчивый такой, робкий… А режиссер Григорий Александров, величественный… А с ним Любовь Орлова, да? Такая юная совсем. И Майя Плисецкая, худенькая-худенькая… Вот я Зайке расскажу. И этот здоровый, в очках, проходил мимо, чуть-чуть меня толкнул, а я сразу узнала — Юрий Власов. Самый сильный человек в мире. Вот я Виталику расскажу, ему интересно будет… Как я тебе благодарна, Татьяна Ивановна, еще как благодарна. А то я у себя в девяносто пятом квартале совсем закисла. Ведь подумать только, что я могла бы и не пойти сюда! Если бы не ты, ни за что бы не пошла…
К ним приближается м у ж ч и н а, в плаще и фуражке моряка торгового флота.
А н г е л е й к о. Наконец-то! У, неаккуратный, неаккуратный, а еще моряк дальнего плавания. Как уговорились? Если во дворце друг дружку не найдем, то в девять здесь, под часами. А сейчас? Десять минут!
Л и х о я р о в (ему за пятьдесят, он коренаст, голос хриплый, под распахнутым плащом виден мундир, на котором ордена и медали. Говорит на «о». Немного подвыпил, но в меру). Прошу прощения, Татьяна Ивановна! (Здоровается за руку.) Поздравляю! (Протягивает руку Прасковье.) Лихояров Андрей Петрович!
А н г е л е й к о. Капитан дальних морей.
Л и х о я р о в. Капитан-наставник ныне.
А н г е л е й к о. Это наш друг. В прошлый год мы с Еленой на его корабле «Три богатыря» вернулись с Гаваны. А это…
П р а с к о в ь я (неожиданно сама для себя). Аделаида.
Л и х о я р о в. Очень приятно.
В тот момент, когда Ангелейко с большим удивлением взглянула на Прасковью, синий шарик, бывший в руках, оторвался и полетел вверх.
П р а с к о в ь я. Ах! Шарик! Ну, ловите же! Улетел… Ой, боже мой, боже мой, что будет… Это не мой, это для одного маленького мальчика. Он болен, он ждет… Улетел… Ловите…
Л и х о я р о в. Его теперь и на космическом корабле не поймаешь.
П р а с к о в ь я. Что же я буду делать…
Л и х о я р о в (галантно). Я достану вам другой, если не смогу догнать этот.
П р а с к о в ь я. Ну прошу вас, ну умоляю вас, капитан!
Л и х о я р о в. Не пройдет и пяти минут! (Скрывается в толпе.)
П р а с к о в ь я (сразу набрасывается на Ангелейко. Шипит). Как же ты посмела? Кто тебя просил? Это вы нарочно подстроили, да?
А н г е л е й к о (безмятежно). О чем это ты, мать моя?
П р а с к о в ь я. Не притворяйся! Фея! На кой дьявол мне нужен этот Лихояров!..
А н г е л е й к о. Погоди…
П р а с к о в ь я. Я все поняла, Татьяна Ивановна! Всю вашу игру. Вы узнали, что его сын Феликс ошивается в нашем доме, сватает Симочку, а я категорически против, и вдруг вы…
А н г е л е й к о. Что — я?
П р а с к о в ь я. Пригласили меня в Кремль, чтоб познакомить с этим Лихояровым.
А н г е л е й к о. Дальше.
П р а с к о в ь я. А дальше то, что он меня никогда не видел. Вот и не смейте ему говорить, кто я такая, слышишь? Ни слова! Просто первая встречная. Одна ваша знакомая, доярка. Или балерина. Или еще кто-нибудь. Но не я.
А н г е л е й к о. Будь ты кем хочешь. Знакомые мы с ним. Уговорились встретиться. Без всяких дел. Напрасно…
П р а с к о в ь я. Ну прости меня, ну прости. Ты так много сегодня сделала, так много… А я неблагодарная. Вот он возвращается. Не говори ему…
Л и х о я р о в, запыхавшись, подходит к женщинам. В руках у него красный воздушный шарик.
Л и х о я р о в. Вот! Пожалуйста! У мальчишки купил!
П р а с к о в ь я. Как мне благодарить вас…
Л и х о я р о в. Мой долг сегодня покупать всем моим знакомым воздушные шары. Пожалуйста! Только не теряйте. Разрешите, я вам его к пуговице… (Привязывает.) Искал синий. Но синих не было.
П р а с к о в ь я. Этот тоже прекрасен.
А н г е л е й к о. Ты где же, отец мой, от меня скрывался?
Л и х о я р о в. Столько знакомых! Столько встреч! Приехали друзья на своем «Москвиче» из Вильнюса. Я им номер хлопотал в «Пекине». Неудача. Пришлось определить к черту на рога, в мотель на Минском шоссе, за Кунцевом. А ты как? Елена Антоновна?
А н г е л е й к о. Она в Бамако, в республике Мали. Не вернулась.
Л и х о я р о в. Замечательная женщина! (Прасковье.) Знаете Потапову Елену Антоновну?
П р а с к о в ь я. Нет, не знаю, но много о ней слышала.
Л и х о я р о в. Мы вас познакомим. Обязательно!
А н г е л е й к о. Вот что, капитан. Мне надо обратно вернуться. А ты позднее заходи ко мне в гостиницу «Украина», я на восьмом этаже проживаю. Жду. (Прасковье.) Прощай, Аделаида. (Уходит.)
Лихояров и Прасковья остаются вдвоем.
Л и х о я р о в. Откуда вы знаете Татьяну Ивановну?
П р а с к о в ь я. О, это целая история! Ну, что же мы тут стоим посреди площади? Прощайте, капитан, мне пора домой. У меня страшно ревнивый муж. Он, наверно, все время курит и смотрит на часы…
Л и х о я р о в. Постойте, Аделаида… Как дальше?
П р а с к о в ь я. Аделаида Мерседесовна…
Л и х о я р о в. Вы что же, испанка?
П р а с к о в ь я. Почти…
Г о л о с. Идем по Москве… Спускаемся по Красной площади вниз, на набережную, доходим до бассейна «Москва», идем Гоголевским бульваром, потом по Арбату, мимо театра Вахтангова и оказываемся в маленьком переулке. Страшно жмут туфли… Особенно правая… Переулок состоит из нескольких домов и внезапно прерывается забором, на котором внизу написано: «Нет входа», «Нет прохода», «Нет проезда», «Только для грузовиков». Внизу огромные котлованы, горят лампочки на страшной глубине… А наверху зарево иллюминации. И звезды…
Л и х о я р о в (никак не может прикурить. Ветер гасит огонь). А, черт!..
П р а с к о в ь я. Ну, хотите, я загорожу ветер? Нет-нет, может вспыхнуть шарик, а я им очень дорожу. Он принадлежит одному трехлетнему человеку, который сейчас, наверно, спит, и, может быть, в этот момент ему снится именно этот шарик. Но он еще не знает, что он хозяин шарика.
Л и х о я р о в (с трудом прикурил). Ваш сын?
П р а с к о в ь я. Почти. Он спит и одновременно ждет меня. А я так устала, что не доберусь до дому. Давайте посидим вот на этой бетонной трубе. У вас нет газеты постелить? А впрочем, можно и так… Раньше мы жили здесь, на Собачьей площадке.
Л и х о я р о в. Здесь?
П р а с к о в ь я. Да. На первом этаже, и пол был деревянный и немного косой. На окне кактусы, на кухне тараканы арбатские. Но это был счастливый дом… И вот его нет. Говорите что-нибудь, а то вы только курите и курите… Ведь вы моряк, вы должны рассказывать о звездах. А потом декламировать стихи о капитанах. Ну вот, например, что это за звезда?
Л и х о я р о в. А бес ее знает. Я звездную карту забыл… Впрочем… Да, пожалуй, это Сириус из созвездия Большого Пса.
П р а с к о в ь я. Я почему-то представила вас на капитанском мостике с секстантом в руке. Я правильно говорю — с секстантом?
Л и х о я р о в. Вообще-то Сириус в это время года виден только на юге… А сейчас почему-то околачивается над Собачьей площадкой.
П р а с к о в ь я. «Она не терпела грубых выражений». Околачивается! Фи, капитан-наставник, фи!
Л и х о я р о в. Фи так фи… Нет, не знаю я звездную карту…
П р а с к о в ь я. Ну, простите меня. Я вас расстроила. Мне кажется, у вас очень плохое настроение. Почему? Не обращайте на меня внимания. Я как раз из созвездия Большого Пса и вдобавок всю жизнь прожила на Собачьей площадке. Почему же у вас плохое настроение в такой день? Случилось что-нибудь?
Л и х о я р о в. Сын у меня тут…
П р а с к о в ь я (заинтересованно). Здесь в Москве? И уже взрослый?
Л и х о я р о в. Институт кончает. Влюбился. Вот вы об этой Елене Потаповой слышали? Подруга Ангелейко.
П р а с к о в ь я. Да, слышала. К сожалению, не видела никогда.
Л и х о я р о в. Захватил я их обеих на свою коробку, когда с Кубы возвращался год назад. Ну, подружился. Переписка, то да се… Пришел к ним сын мой Феликс и влюбился в дочку Елены Антоновны.