Продается дом

Это произошло более двух лет назад. Балинт медленно выздоравливал после серьезной болезни. Ему уже разрешали вставать, и ежедневно он выходил немного погулять возле своего дома в одном из кварталов особняков в Буде.

Однажды он, как обычно, отправился на прогулку. Был конец августа, листья на деревьях пожелтели и опадали. На улицах стояла непривычная тишина. Не было видно ни играющих детей, ни прохожих, и только у калитки сада одной из вилл стояла, словно поджидая кого-то, старая женщина в черном платье. Когда Балинт приблизился, она шагнула ему навстречу и сказала:

— Простите, сударь! Не сердитесь, что докучаю вам, хотя мы незнакомы. И не удивляйтесь, что обращаюсь к вам по старинке, — ведь я старомодная женщина, знаете, из того старого, недоброго мира!.. — И она иронически улыбнулась.

Балинт остановился, приподнял шляпу и молча, серьезно слушал. Он с любопытством разглядывал старуху. Она была небольшого роста, снежно-белые волосы обрамляли ее лицо, по которому разбегались мелкие морщинки. Глаза ее горели молодым огнем.

— Моя фамилия Тани, — представилась женщина. — Я вдова Белы Тани. Мой муж был главным инженером на государственной железной дороге. Этот домишко принадлежит мне, — взглядом она указала на виллу, возле которой они стояли. — Я живу на доходы с этого дома, если тут вообще может идти речь о доходах, и на пенсию.

— Словом, вы живете неплохо, — утвердительно сказал Балинт.

— Какое там — неплохо! Я влачу нищенское существование! Да, да, именно так! Знаете, в мирное время, в старое, доброе, мирное время…

Балинт перебил ее:

— И теперь время мирное. Мы для того и боремся, чтобы сохранить мир.

— О, — сказала вдова Тани, — я слышала о вас и представляла себе более умным человеком. Вы серьезно так думаете, как говорите?.. Или… и меня хотите агитировать?

— Вас ни в коем случае! Вижу, это было бы бесполезно.

Тани спокойно продолжала:

— Вы директор Д-ского завода.

— И это вы знаете?

Тани ответила вопросом:

— Вы хотите сказать, что у нас хорошо поставлена информация? Это правда. О, мы многого избежали бы в прошлом, если бы…

Балинт теперь уже раздраженно перебил:

— Я вас не понимаю! Вы для того и остановили меня, чтобы поболтать об этом?

— Да нет же, нет! Впрочем, я говорю глупости. Да о чем и говорить несчастной старухе, у которой уже никого нет на свете?

Тани поглядела на Балинта, глаза ее затуманились, словно от набежавших слез. Все же она улыбнулась и продолжала:

— У вас такое доброе лицо! Я часто слежу за вами из окна, когда вы возитесь с детьми. Кстати, эти невоспитанные щенки не заслуживают сахара, который вы им раздаете…

«Щенки!» — возмутился Балинт, но не проронил ни слова. Теперь ему было очень любопытно узнать, чего хочет от него старуха.

— Сейчас и детей-то воспитывать не умеют.

— А еще чего мы не умеем? — резко спросил Балинт.

Старуха слегка растерялась.

— Ну, не надо придираться к моим словам! Я ведь знаю, что говорю много глупостей, я вам это уже сказала. Просто я вижу, что вы очень любите детей. Но не мешало бы немного любви уделить и взрослым. Особенно старикам, и, конечно, прежде всего одиноким, всеми покинутым женщинам.

— Что вам от меня угодно, сударыня? — холодно спросил Балинт.

— Скажу коротко. Вижу, что наскучила вам. Так вот: этот маленький домик и в самом деле мой.

Балинт:

— Это я уже знаю.

— Между тем у меня нет никаких родственников. А я слыхала, что посторонним нельзя завещать имущество.

— Этого я не знаю, — сказал Балинт. — Меня это не интересует, потому что у меня нет собственности. Да если б и была, что, вообще говоря, невероятно, я и тогда не стал бы заниматься этой проблемой. Хотя бы потому, что не собираюсь пока умирать.

— И я тоже, — засмеялась Тани, но тут же нахмурилась. — Я только боюсь, что рано или поздно дом национализируют. — И она шутливо погрозила Балинту. — Вы ведь на все способны!

— Да, на все, что идет на пользу обществу. Поэтому возможно, даже несомненно, что когда-нибудь и доходные дома национализируют.

Пока он говорил, старуха испытующе смотрела ему в глаза. Балинт продолжал:

— Но вам не стоит об этом волноваться. Проживете и на пенсию. Ваш муж, как вы сказали, был инженером. Ну вот! А у моей бабушки не было пенсии в старости. А ведь дед погиб в войну четырнадцатого года. Бабка даже в семьдесят лет стирала да гладила на чужих. Так и умерла с утюгом в руке. Мать не могла ей помогать как следует, так как во что бы то ни стало хотела меня выучить. В том старом, добром мире хозяева не очень-то заботились о бедняках, знать не хотели об их судьбе.

— Печально, но кто в этом виноват? И, знаете, смерть с утюгом в руке — это прекрасно!

Вдова Тани несколько утомилась, Она фамильярно положила ладонь на руку Балинта и задумалась. Затем вдруг сказала:

— Купите мои дом!

Балинт сначала оторопел, потом расхохотался.

— У меня есть четыре форинта. Эти деньги я беру ежедневно на карманные расходы и сегодня еще не истратил. Если за четыре форинта…

На сей раз перебила старуха:

— О, у вас есть деньги! У ваших да чтоб не было? Глуп тот, кто сидит у котелка с мясом и остается голоден. — Она махнула рукой. — Я знаю: у вас у всех есть деньги.

Балинт снова рассмеялся.

— У меня денег нет. На днях я проиграл крупную сумму в карты и на бирже.

— Ну, не шутите со мной! Не ожидала, что вы станете меня высмеивать.

— А теперь послушайте! — сказал Балинт. — Четыре форинта небольшие деньги, но если б вы продавали дом даже за эту сумму, я все равно бы не купил. Понимаете? Даже если приплатите, не возьму. И все!

— В старину говорили: купит не тот, кто хвалит, а тот, кто хает да ругает, — улыбнулась старуха. — Вы не так молоды, чтобы не знать этого. Ну, посмотрите мой домик! Сад у меня большой и полон фруктовых деревьев. Сердце из-за него разрывается. Но если будут национализировать, лучше уж…

Она замолчала, потом шепотом добавила:

— У вас не отберут! Вы — их человек!

У Балинта даже дыхание перехватило.

— Всего доброго! — простился он и хотел уйти.

Напрасно: старуха следовала за ним неотступно.

— Я дешево отдам. Вы, надеюсь, дадите мне гарантию, и, если мир все же изменится, я выкуплю у вас домик. Мы для того и приобрели его, чтобы обеспечить себе старость. Не хотелось рассчитывать только на пенсию, она и тогда была невелика, а у каждого есть свои потребности. Мой муж был человек оборотливый, и я кое-что принесла в супружество, так и удалось построить дом. Один только участок стоил двести тысяч пенгё! Полтора кадастровых хольда! Такого большого сада нет во всем районе! Виллу я перестроила позже, чтобы сдавать внаем квартиры, а раньше мы жили там вдвоем с мужем. В том старом скверном мире я держала двух прислуг, но муж никогда не притрагивался к хлебу, если не я его нарезала. Он гнушался взять хлеб из рук какой-то паршивой девки…

— Всего доброго! — снова сказал Балинт. Он хотел уйти, чувствуя, что еще немного — и произойдет ужасный скандал: схватит он, чего доброго, старуху, потрясет ее, да и стукнет об изгородь.

Но Тани вцепилась ему в пиджак, пытаясь и в самом деле втащить его в дом.

— Довольно, хватит! — не выдержав, прикрикнул Балинт.

Вдова Тани сразу отпустила его рукав.

— Словом, вы не купите мой дом? Только это я и хотела услышать. Теперь-то я знаю; вы действительно будете национализировать дома!

Балинт уходил. Вслед ему несся визгливый голос маленькой старухи:

— А что у вас денег нет, кошке моей рассказывайте, а не мне!

Час спустя Балинт вернулся домой.

— Где ты был? — спросила жена.

— Гулял, смотрел. Листья на деревьях пожелтели и уже опадают, — ответил он.

Рассказать о необыкновенном своем приключении он постеснялся.

1952

Перевод Е. Тумаркиной.