— Ты знаешь, что об этом услышит вся школа, — скрещивая руки, говорю я через некоторое время.

— Да, и когда до этого дойдет, ты солжешь, — мама поворачивает голову к Филиппу. — Ты не станешь вовлекать в это Филиппа никоим образом.

— Тогда чего ты от меня хочешь? Даже если я солгу, они узнают. Майлз скажет правду.

Она смотрит на меня через плечо.

— А кому, думаешь, они поверят? Тебе или какой-то мелкой крысе?

Я морщусь.

— Не называй его так.

— О, а как бы ты хотела, чтобы я его звала? Зараза? Идиот? Твой любовник?

— Перестань, — говорю я.

— Любовник?

— Я сказала, прекрати!

Она внезапно подходит ко мне и хватает меня за горло.

— Не забывай, Ванесса. Я могла бы быть твоей матерью, но я прежде всего предприниматель, и когда что-то угрожает моему бизнесу, я забочусь об этом. Ты выйдешь замуж за Филиппа, чтобы наши семьи могли объединиться, и ничто этому не помешает.

— Я помешаю.

— Не смей даже пытаться… иначе я позабочусь, чтобы Майлз больше никогда не увидел восход солнца.

— Ты не посмеешь… — бормочу я.

— Убить его? — Она улыбается, и Филипп тоже, когда их взгляды встречаются. — Почему нет? Не то чтобы это впервые... но, похоже, от него никакой пользы.

— Он полезен мне! — кричу я.

— Перестань, — бросает мама. — Он никогда никому не был нужен. Просто жалкий ребенок, жаждущий внимания. Он не достоин твоей любви. Другое дело Филипп, — она указывает на парня. — Ты солжешь директору, чтобы Майлза исключили. Если не сделаешь этого, я убью его.

У меня начинают дрожать губы, когда она отпускает мое горло. Не могу поверить в то, что слышу. Моя мать... она монстр.

— Я люблю его, мама.

Она смотрит на пол и разражается смехом. Сначала тихим, затем истеричным. Как будто сошла с ума.

— Ты не любишь его. Не путай любовь-однодневку с настоящим чувством.

— Я знаю, что такое любовь, мама. И могу точно сказать, что ты не имеешь о ней ни малейшего понятия.

Она прищуривается, глядя на меня.

— Твое поведение шлюхи любовью не назовешь, моя дорогая.

— Я не шлюха! Майлз заботится обо мне! Больше, чем кто-либо из вас, — кричу я, указывая на них обоих.

Мать фыркает.

— Глупая девчонка. Разве ты не видишь? В жизни есть куда более важные вещи, и это явно не одна из них. Попытайся понять.

— Нет. Это никогда не понять. Я отказываюсь, — отвечаю я, сжимая губы.

— Значит, будет так, — заканчивает она.

Филипп встает со своего места, застегивая жилетку, словно ему надоело слушать.

— Не думаю, что я здесь еще нужен, — говорит он.

— Ты никогда и не был нужен, — отвечаю я.

— Ванесса, дорогая, закрой рот, — протягивает мама. — Ты уже достаточно сказала.

— Я не позволю тебе причинить ему боль, — возвращаю я.

Она вскидывает голову и улыбается мне самым жутким образом, словно одержимая. И я знаю, чем: властью.

— Значит, если хочешь, чтобы он остался жив, думаю, тебе придется сделать именно то, что я сказала.

* * *

Феникс 

Настоящее время

Вся история ее жизни пробуждает у меня желание вырвать собственное сердце и преподнести ей на блюдечке.

— Я любила тебя, Майлз, — говорит Ванесса, прикоснувшись ладонью к моей щеке. — Всегда любила, — она сглатывает. — И все еще люблю.

Она разрушила меня. Уничтожила. И теперь, после всех этих лет, я наконец узнал правду о ее выборе, наших жизнях. О причине, по которой я никогда не мог с ней быть, хотя мы оба этого хотели.

Расставание никогда не было моим выбором… но и ей он не принадлежал.

Все эти годы я думал, что Ванесса жаждет власти, той извращенной власти, которая приходит с ложью и обманом. Теперь я понимаю: она решила сделать то, что сделал бы человек для любимого.

Она хотела защитить меня, и для этого ей пришлось сжечь все, что осталось от ее чувств ко мне. Просто чтобы сохранить мою жизнь… чтобы дать мне шанс... даже если это означало жизнь без нее.

Она прекрасно знала, что это сделает со мной. Как превратит меня в человека, стремящегося достичь величия, решившего показать ей, что я могу быть чем угодно и всем, чего она когда-либо хотела.

Но я уже был всем, чего она хотела... всем, что она не могла иметь из-за своей семьи. Ее родня стала причиной всех наших проблем, всей этой лжи, всех разбитых сердец.

У меня сжимаются кулаки.

— Это сделала твоя семья?

— Они хотели для меня лучшего, хотя это расходилось с тем, чего хотела я.

— Нет, они хотели лучшего для себя, — рычу я.

— С этим не поспоришь, но ничего не изменить. Мы не можем переделать прошлое. Им нужен был союз для кампании моего отца, и они получили его через мой брак с Филиппом. — Она смотрит на меня злым взглядом, словно может сжечь здание только ради меня. — Поверь мне, когда я говорю, что ненавижу их так же сильно, как и ты. Я позаботилась о том, чтобы его семья заплатила сполна. — Она скрипит зубами. — Я убила его мать.

Этот факт меня не удивляет. Больше даже интересует, что она сделала со своей матерью.

— А свою?

Ванесса облизывает губы.

— Не смогла…

— Собственную мать убить невозможно.

— Нет… — вздыхает она. — Я слабая.

— Неспособность убить кого-то не делает тебя слабой, — говорю я, хватая ее за плечи. — Но ты солгала мне в глаза. Это и была слабость. Ты могла бы сказать мне, что она делает.

— Нет. Если бы я это сделала, ты бы не оставил меня в покое. Никогда бы не принял это, — отвечает Ванесса.

Что своего рода правда. Я бы никогда не бросил ее, если бы знал, что ее мать была организатором.

— Прости, — продолжает девушка. — Это был единственный известный мне способ, чтобы спасти тебя. Чтобы не дать ей добраться до тебя... Чтобы все прекратить. — Она улыбается мне. — Пока ты верил в ситуацию, она тоже.

Ванесса пожертвовала своей жизнью — своими желаниями и мечтами — чтобы спасти мою.

Я убираю руку с ее лица, поворачиваюсь и встаю с кровати. Мне нужно выбраться оттуда сию же секунду. Нужно подышать свежим воздухом... подальше от нее и от правды.

Господи Боже. Слишком много, чтобы принять все сразу.

— Куда ты? — звучит вопрос, когда я открываю дверь.

— Мне нужно… просто прогуляться, — говорю я, оглядываясь через плечо. — Тебе надо отдохнуть. Постарайся немного поспать.

А потом я выхожу за дверь, оставляя ее наедине со своими эмоциями.

Я не должен. Это плохая идея, но я ничего не могу с собой поделать. После всего, через что мы прошли, я не могу просто свернуть собственные планы. Моей целью было заставить ее страдать, а теперь посмотрите на меня. Я превращаюсь в чертову лужу слизи, все из-за ее версии истории.

Нашей истории. Черт побери. Хотел бы я узнать ее раньше.

В коридоре я сначала вытираю ее рвоту полотенцем, а затем пинаю сумку с телом Драго вниз по лестнице.

Может быть, пока буду хоронить его, немного подумаю о ситуации. О нас и о том, что собираюсь делать с Ванессой, теперь, когда знаю, что она сделала для меня.

Это тяжело. Чертовски тяжело. Я не могу решить, что делать. Продолжать использовать и оскорблять ее или простить и двигаться дальше.

Может, существует даже возможность...

Нет.

Как такое возможно после того, как мы ударяли друг друга в спину так много раз?

Для нас нет искупления. Нас ничего не оправдывает. И не сделает достойными любви. Ни меня, ни ее.

Тем не менее, я все еще не могу перестать жаждать этого. И я знаю, что она тоже.

* * *

Несколько часов спустя

Поработав лопатой, чтобы вырыть яму в песке, я использовал это время, чтобы разобраться с мыслями и эмоциями, которые появились после истории девушки. Я проиграл. Пот капает с моего лба, когда я наконец заканчиваю хоронить тело.

С ним покончено, пора возвращаться внутрь.

Гром гремит над головой, и я провожу пальцами по мокрым волосам. Дождь стучит по крыше, когда я поднимаюсь по лестнице и иду в спальню, чтобы проверить ее. Ванесса крепко спит, лёжа в кровати, как и положено. Конечно, сбежать, когда я перед входной дверью, нереально. Куда ей, такой вымотанной после нападения. И даже если бы у нее была такая возможность, я знаю, что она бы ее не использовала. Больше не убежала бы от меня.

Не сейчас, когда призналась, что все еще любит меня.

Она не убежит от меня, потому что, скорее всего, считает, что еще есть что спасти.

Я качаю головой, желая, чтобы это было правдой.

Иду к кладовке, в которой держу ее помощницу и даю ей немного еды. Ей требуется некоторое время, чтобы поесть, поскольку половину своего времени она тратит на крики, вместо того, чтобы жевать. Когда девушка заканчивает, я даю ей попить через соломинку. Потом снова засовываю кляп ей в рот и запихиваю обратно в кладовку.

Иду в ванную, чтобы принять хороший горячий душ. Вода, стекающая по плечам — хороший способ отвлечься, хотя это все равно удается с трудом.

Ванесса. Весьма красиво разрушенная жизнью. Прямо как я.

Я не могу не чувствовать влечение. По своей природе я хочу то, чего не могу иметь… Мои желания полны греха.

Чем больше я думаю о ней, тем ярче представляю ее обнаженной в постели. Интересно, мечтает ли она обо мне так же, как я думаю о ней прямо сейчас.

Я вздыхаю, глядя на ванну, а вода стекает по пальцам. Чувствую себя чертовски опустошенным, и не знаю, что с этим делать. Я привык к ярости и жажде крови, пульсирующим по моим венам. Но сейчас... сейчас ничего нет. Ничего, кроме бесконечной потребности. Потребности в ней, любым способом, каким я могу получить ее.

Проклятье.

Ударяю в стену, но это не останавливает нарастающую похоть внутри меня. Я не могу перестать думать о ней, не могу избавиться от вопроса, что могло бы быть, если бы выбор был иной. Ее губы, тело, разум, сердце, все могло бы быть моим, если бы только...

Блядь.

Прижимаюсь головой к стене и позволяю воде стекать по спине, согревать теплом задницу и ноги. От одних мыслей о Ванессе член наполовину встает, и по какой-то причине это чертовски угнетает. Это не я. Как правило, мне было бы насрать на стояк. Я бы просто пошел и трахнул ее. Или, если бы ее не было рядом, то справился бы рукой. Так что я не понимаю, в чем проблема сейчас, почему я вдруг чувствую себя дерьмом.