Валентин Петрович выключил магнитофоне посмотрел на часы. Москвичи отсыпались в отеле, он обещал навестить их к обеду. Интересно будет выслушать их версию, фантазии у ребят, похоже, не ахти. Придется, правда, усилить за ними наблюдение, пристегнуть пару-тройку машин со своими гавриками. Пусть наемники пока порезвиться, сам-то он на явный криминал идти права не имеет. Выйдут на аферистов, приволокут тех вместе с ценностями — так и быть, получат вознаграждение и с миром вернутся в Москву. Нет — будут сурово наказаны. Черепцов пощелкал кнопками телефона и пригласил к себе командира антитеррористической группы КГБ, по совместительству, начальника личной своей гвардии. Молчаливый майор с лицом египетского сфинкса, выслушав задание, коротко кивнул и удалился. Оставалось только запастись терпением и постараться, чтобы обо всей этой мышиной возне не пронюхали истинные хозяева Валентина Петровича.
Ослепительный луч утреннего солнца проник в узкую щель между шторами и поразил развалившегося поперек разложенного дивана Мишку точно в левый глаз. Яркий свет заставил его оторвать голову от подушки и убедиться, что за ночь в квартире существенных изменений не произошло. Тот же спертый, прокуренный воздух, стол, заваленный банками и бутылками, щедро осыпанный сигаретным пеплом ковер на полу. Запой, как запой, судя по количеству пустой тары, достигший апогея.
Дошлепав до окна, Мишка раздвинул шторы и распахнул форточку. Теплый апрельский воздух наполнил легкие приятной свежестью, но воздух воздухом, а для поправки здоровья требовалось нечто более химически активное. Пошарив по углам глазами, Мишка углядел под диваном непочатую бутылку водки и… Пол поменялся местами с потолком, по затылку, как дубиной, ахнули, резкая боль, зародившаяся в груди, вынудила безвольно опуститься на колени.
Очнулся Мишка, лежа на боку под столом, перед глазами переливалась радуга, а руки-ноги словно онемели и ни в какую не желали слушаться. Такое с ним случилось впервые. Знал, что организм не железный — сколько народу вот так вот передохло, теперь самому звоночек прозвенел. С огромным трудом Мишка дотянулся до бутылки, сгреб непослушными пальцами скользкое горлышко, зубами скрутил мягкую латунную пробку и, пересилив отвращение, сделал основательный глоток. Результат сказался через пару минут. Боль отступила, сердце обдало приятным теплом, звон в ушах прекратился, и Мишка медленно поднялся на ноги. Рука поднесла к губам бутылку пива, но вдруг зависла в воздухе. В мозгу зажглась дикая, но удивительно ясная мысль — пора кончать. Причем, прямо сейчас, немедленно. Иначе — труба.
Мишка вытащил из истерзанной пачки сигарету, прикурил и снова подошел к столу. Внизу, на оборудованной посреди двора детской площадке, носилась непоседливая ребятня. Молодые мамы, рискнувшие завести детей даже в эти тяжкие времена, расселись по лавочкам со своими колясками, соседка, тетя Лида, развешивала на турничке ковровую дорожку, мужик из соседнего подъезда с головой зарылся в моторный отсек ржавого «Москвича» — обычная жизнь обыкновенного городского двора, такого же, как сотни дворов по соседству. И Мишке как-то вдруг остро захотелось, чтобы там, внизу, вопил на качелях и его отпрыск, так же вот висел на перекладине его половичок, а одна из раскачивающих коляски мам ласково поглядывала бы на окно его квартиры, стараясь уловить за сверкавшим на солнце стеклом взгляд любящего и любимого супруга.
— Какая только дурь с бодуна в голову не лезет, — пожаловался Мишка своему мутному отражению, отступив к зеркалу. — Это от водки, это пройдет, — как-то криво подмигнуло отражение в ответ. Но не проходило. Наоборот, захотелось скорее нырнуть в ванну, смыть липкий запойный пот, тщательно выбрить щеки и, одевшись во все свежее, бежать из затхлой проспиртованной берлоги куда глаза глядят. Хоть бы и к Игорю. Обещал же бывший однокашник взять к себе на фирму, уж бы он бы там развернулся. Столько идей, баран, в стакане утопил.
Мишка оживился, сбегал в ванную и включил воду, вернулся в комнату и, искоса взглянув на ополовиненную бутылку, окончательно осознал, что продолжать пытку не хочется. Это так его поразило, что затренькавший в прихожей звонок дребезжал минуты три, пока хозяин квартиры сумел почувствовать разницу между звоном в голове и в дверях.
Прямо в трусах он подлетел к двери и не интересуясь, кто же там ломится, отщелкнул собачку замка. На площадке только того и ждали, чей-то мощный удар заставил дверь распахнуться и врезаться косяком в подбородок радушного хозяина. Мишка еще барражировал над так и не дождавшейся выбивалки пыльной дорожкой, а вдоль стенки прихожей уже скользили лихие гости. Низенький крепыш, видимо, двери и высадивший и высокий широкоплечий блондин, успевший дверь прикрыть и даже защелкнуть на замок.
Коротышка подхватил рухнувшего в угол Мишку за ворот майки, поставил на ноги и коротким ударом в подреберье отшвырнул в комнату. Зацепив стол, тот перевернулся в воздухе и больно ткнулся копчиком об угол батареи парового отопления. Боль и обозлила. Рука нашарила на полу пустую бутылку, замахнуться Мишка еще успел, но запустить снаряд в лоб налетчику не удалось. Крепыш шустро пригнулся, а возникший за его спиной блондин огромным прыжком перекрыл полкомнаты и носком мягкого, но ребристого, ботинка вышиб бутылку из Мишкиного кулака. Отпрыгнув, он тем же носком приложился хозяину под сердце, отчего Мишка жалобно ойкнул и на пару секунд потерял сознание.
— Гном, давай его в ванную, — Стас услыхал шум включенной воды, — нечего тут задерживаться. Я этого алканавта в три минуты расколю. Но Мишке к водным процедурам было не привыкать. Не то, чтобы ему нравилось, как чья-то сильная рука топит его в родной ванне, словно помойного кота, совсем наоборот. Приятного в этом он не находил. Но и не испытывал ожидаемого мучителями ужаса, а все благодаря алкоголю, закалившему сосуды мозга. Однако в отличие от однажды проколовшегося на этой анормальности Севы, Стас разглядел в глазах трижды опущенного в воду пьяницы нечто непривычное и приказал:
— Погоди, может хватит. Начнем допрос.
Мишку перетащили в комнату и усадили на диван. Гном сгреб в кулак его мокрую шевелюру, оттянул голову назад и легонько ткнул большим пальцем под ребро. — Отвечай на вопросы, дружок. Не обижайся за профилактику — это чтобы легче было душу облегчить.
— Кто с тобой был у Министерства иностранных дел? — Стас застыл над диваном, сложив руки на груди. — Кто те двое?
— Какие двое? Какое министерство? — Мишка дернулся, но Гном так рванул его за волосы, что в глазах потемнело.
— Да пошел ты… — Мишке стало очень обидно. Приперлись, козлы, морду набили. И потом, что за моду взяли — в ванной полоскать. Чего-чего, а самолюбия у него хватало, хотя проявлялось оно не так часто, как хотелось бы. Но сейчас он решил стоять насмерть, пусть на кусочки режут, ничего не скажет. Просто так, из принципа. Согласно закона Кир-Буха.
В желудке взорвалась противотанковая граната. Во всяком случая так Мишке показалось. Дикая ослепляющая боль охватила все внутренности, глаза сами по себе закатились куда-то в область затылка и свет померк.
— Ты его не убил? — заволновался Гном, оценив последствия Стасова удара носком в солнечное сплетение. — Смотри, как бельма вытаращил.
— Ничего с ним не станется, — Стас достал из кармана французский баллончик с газом, оказывающим прямое воздействие на подсознание.
— Давай пакет полиэтиленовый и пару влажных полотенец.
Придя в сознание, Мишка обнаружил, что вновь находится в ванной комнате. Воду из ванны спустили, его усадили на дно, а на голову зачем-то натянули пластиковый мешок. Ничего хорошего это не предвещало, но деваться все равно было некуда. И потом, взялся за гуж…
— Ожил? — уловил Стас легкое движение жертвы. — Вот и славно, сейчас покайфуешь.
Лица мучителей были обмотаны полотенцами, Мишка успел усмехнуться их дурости — когда опомнились, что морды прятать надо — но мешок вдруг надвинули до подбородка, а под носом зашипела струя газа. В горло вонзились тысячи колючих иголок, глаза резануло так, что они едва не выскочили из орбит. Все застило пеленой кровавого душного тумана, легкие выворачивало наизнанку, щеки распирала взметнувшаяся из желудка горечь, но самое страшное заключалось в другом. Всеобъемлющий ужас, не осознанный, а ставший неотделимой частью сознания, охватил каждую клеточку мозга, начисто подавив желание сопротивляться.
Стас сорвал с Мишкиной головы пакет, пару раз хлестнул того ладонью по щекам, вновь натянул вонючий полиэтилен на голову жертвы и поддал газку.
— Теперь созрел, — пробурчал он сквозь полотенце и подмигнул Гному. — Снимай мешочек.
Ошибку свою москвичи поняли слишком поздно. Мощный фонтан блевотины вылетел из широко распахнутого Мишкиного рта, облепил сперва Гнома, а потом и не успевшего отпрянуть Стаса с ног до головы, наполняя ванную комнату едкой противной вонью. Все съеденное и выпитое Мишкой накануне выплеснулось единым махом, организм пытался избавиться от мучений, подключив к желудку некий прежде не используемый компрессор.
— Убью гада! — Гном обрушил облепленный зеленой слизью кулак на макушку невменяемого «языка», отправляя того в глубокий нокаут. — Как теперь на улицу выйти?
— Затылок надо было прижимать, — зло прошипел Стас, протирая глаза. — Включай воду.
Выкинув Мишку из ванной, оба принялись лихорадочно отмываться и чиститься. Более-менее приведя себя в порядок, Стас решил:
— Ну его к бесу. Отвезем этого алкоголика к Сереге, устроим очную ставку. Руки-ноги переломаю, все расскажет. А Сергей профессионал, поймет, что проиграл — сам все отдаст. Смой с него гадость эту и тащи в машину. А то я за себя не ручаюсь, придушу еще ненароком.