— Прошу прощения, что вмешиваюсь не в свое дело, но не могли бы вы ехать помедленней?

Куяма ничуть не удивился, когда таксист резко затормозил и, включив первую скорость, повел машину черепашьим шагом. Будь он на месте водителя — здоровый, сильный, наглый, этакий таксомоторный камикадзе, и вздумай какой-то старый козел учить его правилам езды по улицам, он реагировал бы точно так же. Но он был всего лишь пассажиром, поэтому испытал облегчение, когда непосредственная опасность миновала. Однако когда позади такси выстроилась длиннейшая вереница машин, тоже ползущих еле-еле, Дэмура, словно ему жизнь была немила, снова сунулся к водителю.

— Остановите машину, я выйду!

Такси протащилось еще несколько метров, пока шофер решал, как поступить, затем остановился у тротуара. Водитель, обернувшись назад, уставился на Дэмуру долгим насмешливым взглядом, потом с силой плюнул ему в лицо. Затем, ухмыляясь, нажал кнопку автомата и дверца распахнулась.

— Извольте!

Рука Дэмуры взметнулась вверх, шофер молниеносно замахнулся, но старик всего лишь вытер лицо, после чего довольно спокойным тоном произнес:

— Ну, а теперь давай выйдем, и я порву твою поганую пасть.

— Ух, напугал! — весело отозвался таксист и проворно выскочил из машины.

Дэмура вылез с другой стороны, и Куяма оценил его предусмотрительность. Куяма принадлежал к числу тех японцев, которые не занимаются ни одним из видов национальной борьбы. В университетские годы он играл в бейсбол, и когда проходил стажировку в Штатах, американцы отказывались верить, что бейсбол самый популярный вид спорта в Японии, оставивший позади дзюдо, каратэ и фехтование. Но несмотря на это, Куяма способен был трезво оценить, с кем не стоит вступать в рукопашную схватку. Таксист был именно из таких людей! Мощные мускулы налиты силой, кулачищи как гири, да и весь словно начинен взрывчаткой. А развинченная походка и спокойные холодные глаза яснее ясного должны были остеречь этого старого дурня. Куяма перевел взгляд на Дэмуру. Тот производил впечатление маленького и хрупкого. Куяма на всякий случай отступил подальше и приготовил полицейское удостоверение. Дэмура пусть подставляется, если хочет, но его увольте. Шофер тоже счел шансы неравными.

— Ну что, дед, не передумал драться? — он презрительно смотрел на старика.

Дэмура не произнес в ответ ни слова, лишь медленно пятился по мере того, как наступал противник.

Куяма не знал, какому чувству отдать предпочтение: разочарованности или облегчению. В глубине души он все же надеялся, что старик постоит за честь мундира. С горечью наблюдал он, как рослый наглец с пренебрежительной ухмылкой взирает на Дэмуру. Дэмура, скорчив печальную гримасу, безнадежно махнул рукой и взглянул на Куяму. Куяма пожал плечами, мол, ничего не поделаешь, но Дэмура вдруг с молниеносной быстротой пнул шофера по ноге — в самое чувствительное место, по косточке, и тотчас же метнулся вперед, чтобы подбить таксисту другую ногу. Он не дал даже упасть своему врагу. Левой рукой нанес ему удар в висок, правой пнул в лицо, заставив таксиста запрокинуть голову, а затем — Куяма лишь задним числом смог восстановить цепочку действий — Дэмура большим пальцем левой руки коснулся какой-то точки на голове противника, и верзила завопил от боли. В то же мгновение согнутые пальцы Дэмуры ухватили этот орущий рот и рванули в стороны.

Зрелище было поистине ужасающее. Из разорванного рта хлестала кровь, таксист понапрасну пытался остановить ее, зажимая рану руками. Постепенно вокруг них стала собираться толпа; люди не решались вмешиваться, но смотрели на них враждебно. Дэмура не спеша, спокойной походкой направился к перекрестку. Куяма последовал за ним, и толпа расступилась, открывая им путь.

Харрис оказался мужчиной некрасивым, с неправильными чертами лица. Он принадлежал к той разновидности людской породы, при виде которой становилось понятным, почему американцы выиграли войну. Харрис источал силу и уверенность. Этот человек знает, как ему жить, и готов обрушиться на любого, кто ему помешает. Среднего роста, худощавый, жилистый, очень подвижный, одет в видавший виды шерстяной свитер, — так выглядел хозяин дома. По всей комнате были разбросаны книги и газеты. Старомодные кожаные кресла, письменный стол, допотопная пишущая машинка — вся обстановка создавала тот уютный беспорядок, в котором Дэмура как ни странно, чувствовал себя очень хорошо. Сам он, педант по натуре, питал невероятное пристрастие к чистоте и аккуратности, но эта симпатичная безалаберность казалась ему в такой же степени привлекательной, в какой раздражала тяга Куямы к богемности.

Харрис угостил их индийским чаем, заваренным по-английски, и Дэмура неторопливо прихлебывал напиток, словно явился сюда в гости. У японцев церемонией является приготовление чая, у англичан — питье. За чаем можно поговорить, а можно и посидеть молча, обдумать то, что произошло. Боже правый, он и не подозревал, что в нем еще сохранилась эта жестокость. Дэмуру волновала именно эта сторона дела, а не последствия. В Японии использование приемов борьбы равнозначно применению оружия, поэтому каратисту или дзюдоисту следует основательно подумать, прежде чем применить прием, но ведь полицейский, подвергшийся нападению, имеет право прибегнуть к оружию. Куямы он не опасался: парень порядочный и не подведет, если придется писать докладную. Дэмуру ужасала мысль, что прошлое довлеет над ним с такой силой. Сколько лет он занимается борьбой лишь в тренировочном зале. Разве что при исполнении повседневных полицейских обязанностей случается иногда осадить разбушевавшегося хулигана, вот он и решил, что натура его изменилась. Но сегодня внутри словно что-то взорвалось и он вступил в рукопашную схватку с холодной расчетливостью и жестокостью автомата, запрограммированного на убийство…

Харрис, не дожидаясь просьбы, снова налил чаю посетителям. Он молчал, Как человек западного мира, наслышанный о чайной церемонии и восточном терпении. Лицо Куямы было бледно. Он тоже сидел молча, и чувствовалось, что он охотно уступит инициативу старшему коллеге. Наконец, Дэмура поставил на стол чашку и вытащил из кармана блокнот. У него не было ни малейшего желания приступать к расспросам, но, пожалуй, так будет лучше — работой отогнать неприятные мысли.

— Когда вы познакомились с Азато?

— Во время съемок «Последней схватки». Я написал сценарий к этому фильму — факт не слишком известный, — а Джонни дрался в нем, и этот фильм вошел в историю кино.

— Как разворачивались события после успеха фильма?

— На Джонни со всех сторон посыпались предложения. В результате мы тем же составом, но на американские деньги сделали еще один фильм — «Счастливая акула». На его долю выпал успех более шумный, и каждый из нас заработал кучу денег. Мы располагали огромными средствами, великолепной техникой, хорошо организованной рекламой, но этому фильму было далеко до первого. Все мы повторяли самих себя: я — в сценарии, Ямамото — в операторской работе, Итотю — в режиссерской… Все это было полбеды. Но и Джонни вместо того, чтобы создать новый типаж, попросту перенес на экран все тот же первый удачный образ.

— А чем это плохо?

— Оказалось, что он не актер. Азато — это симпатичный парень с открытым, честным лицом, который, применяя каратэ, становится поборником справедливости, защитником попранной чести. Этот штамп переходил из фильма в фильм, и зрители все охотнее отождествляли Джонни с его героями.

— Ну и что тут предосудительного? Азато достиг такой славы, как ни один другой актер в стране! — Куяме казалось, что писатель порет чушь. Или попросту завидует.

— В «Последней схватке» мы создали живой, правдивый характер, а затем вместо того, чтобы и дальше работать с такой же отдачей, выжимая из себя все возможное, мы успокоились на достигнутом. Шлепали копию за копией со своего первого и единственного удачного творения, но ведь и копии-то раз от разу становились бледней. — Он махнул рукой. — Если бы Джонни остался в живых, он все равно через год-другой вышел бы в тираж.

Куяме припомнилась аналогичная мысль, которую продюсер Таякама развил в беседе с Эноёдой.

— А так, если удастся замять, что его убили голыми руками, он останется вечной легендой?

— Да. — Писатель не без удивления посмотрел на молодого полицейского. — По-моему, мозговой трест КМК уже озабочен этим.

— Что это за КМК?

— Кинокомпания, снимающая фильмы о каратэ. Она была основана через два года после премьеры «Последней схватки» и рекламировала себя как предприятие Джонни Азато. Но в действительности Джонни был лишь одним из основных пайщиков.

— А кто остальные?

Харрис пожал плечами.

— Воротилы кинобизнеса, продюсеры, финансовые дельцы — обычный состав. И каратэ и киноискусство интересует их как прошлогодний снег. Все помыслы об одном — побольше заработать.

— Почему Азато решил свой последний фильм делать, по сути, в одиночку?

— А черт его знает, почему. Я уже давно отошел от их дел и несколько лет практически не встречался с Джонни. Спросите кого-нибудь из заправил КМК, а там — ваше дело, верить их ответу или нет.

— Почему распался брак Азато? — Дэмура переменил тему.

— Отчего бы вам не спросить об этом мою сестру?

— Действительно, отчего бы не спросить?.. — Дэмура смотрел на Куяму, словно бы искренне изумляясь, как это он сам не додумался до такой простой мысли. Затем дружески улыбнулся Харрису. — У вашей сестры были романы?

— Понятно. Такие вопросы женщинам задавать не принято. — Откинувшись на спинку кресла, он задумчиво смотрел на полицейских. — Разводятся они не из-за этого и не из-за увлечений Джонни.