Глава 9

Гарольд Смит завтракал в кабинете, когда зазвонил специальный телефон. Он мало чем отличался от других телефонов на большом столе персикового цвета, за исключением небольшой белой точки на трубке.

Смит положил ложечку с йогуртом обратно на белое фарфоровое блюдечко, вытер рот салфеткой и поднял трубку.

— Смит, 7-4-4, — сказал он.

— Ну? — раздался до боли знакомый голос.

— Что, сэр?

— Как дела в Нью-Йорке?

— Боюсь, что неважно, сэр. Мы не можем выйти на этого Максвелла. — Смит бросил салфетку на поднос и начал ковырять ложечкой в недоеденном йогурте. Он так устал от этих разносов сверху.

— Что насчет нового человека?

— Мы его готовим, сэр.

— Сейчас? — голос стал громче. — Готовите его? Сенат скоро будет в Нью-Йорке, а этот Максвелл все еще действует. Слишком много свидетелей исчезает. Мы должны собрать нужное количество голосов, и если этот Максвелл мешает, вы должны остановить его.

Смит сказал:

— Мы только сейчас нашли инструктора, опытного в этих делах…

— Сейчас, черт возьми. Чем вы там, черт возьми, занимаетесь?

— Если мы пошлем нашего инструктора, у нас останется только ученик.

— Значит, пошлите ученика.

— У него не будет ни одного шанса.

— Пошлите кого-нибудь другого. Меня не волнует, как вы это сделаете.

— Нам нужно еще три месяца. Наш человек будет готов к этому времени.

— Вы уничтожите Максвелла в течение месяца. Это приказ.

— Да, сэр, — сказал Смит и повесил трубку. Он бросил ложечку, которая начала медленно погружаться в йогурт.

Мак Клири или Уильямс. Один уже прошел тренировку, а другой еще сырой. Может быть, Уильямс справится с этим. Но если он не сможет, времени больше не будет. Смит перевел взгляд с помеченного телефона на внутренний телефон Фолкрафта.

Он поднял трубку.

Ремо обнаружил, что апартаменты Чжиуна гораздо больше его собственных, но цвета здесь были такими яркими, что квартира напоминала переполненный магазин. Старик усадил Ремо на тонкий мат. В квартире не было стульев, а ели они со стола, который был высотой по лодыжки. Чжиун сказал, что скрещенные ноги развиваются лучше, чем ноги, свисающие со стула.

Целую неделю Чжиун только говорил. Он не давал никаких прямых инструкций. Чжиун проводил исследование, а Ремо уклонялся. Чжиун задавал вопросы, а Ремо отвечал вопросом на вопрос.

Хирурги выпрямили горбинку на носу Ремо и убрали кожу на щеках, чтобы сделать скулы выше. Электролиз помог его волосам зачесываться назад.

Его лицо было еще в бинтах, когда за обедом он спросил Чжиуна:

— Ты ел когда-нибудь хот-дог?

— Никогда, — ответил Чжиун. — Поэтому я и живу так долго. — Он продолжал: — Я надеюсь, что ты никогда больше не будешь есть хот-дог и все остальные помои, которые пихают в свои животы белые.

Ремо пожал плечами и оттолкнул от себя черную чашу с белыми полупрозрачными кусочками рыбы. Он знал, что закажет ночью настоящую еду.

— Мак Клири тоже пьет.

Лицо Чжиуна засияло, когда он подцепил пальцами белый кусок рыбы.

— А, Мак Клири. Он особенный человек. Совсем особенный.

— Ты тренировал его?

— Нет, не я. Но у него был хороший учитель. И он выполнил прекрасную работу, учитывая, что ему приходилось работать с таким идеалистом, как Мак Клири. Это очень трудно. К счастью, с тобой не будет таких проблем.

Ремо пожевал рис, который стоял в другой чаше и не вонял рыбой. Странный свет просачивался через оранжевые шторы.

— Наверное, мне не нужно это спрашивать, но как тебе удалось избежать идеализма?

— Тебе не нужно было это спрашивать, — сказал Ремо.

Чжиун кивнул.

— Прости, но я должен знать своего ученика.

— Послушай, прошло уже шесть дней, а мы только разговариваем. Этим мы и должны заниматься? Я знаю, что у восточных людей много терпения. Но его мало у меня.

— Всему свое время. Ну, так как тебе удалось избавиться от идеализма?

Чжиун начал жевать рыбу, и Ремо знал, что это будет продолжаться по меньшей мере три минуты.

— Значит, ты догадался, что я когда-то был идеалистом.

Чжиун кивнул, продолжая жевать.

— О’кей, — тихо сказал Ремо. — Всю свою жизнь я был в команде, но это привело меня к электрическому стулу. Они собирались поджарить меня. Когда я очнулся, то почувствовал себя в аду. Только в аду заставляют есть рыбу. Вот так. О’кей?

Когда Чжиун наконец прожевал рыбу, он сказал:

— Я понимаю, я понимаю. Но горький опыт не убивает мысли. Они остаются. Настало время учить тебя. Однако, если эти мысли вернутся, будь осторожен.

Чжиун слегка поклонился и сказал:

— Убери еду. Мы начнем.

Пока Ремо относил чашки в раковину, украшенную розовыми и зелеными цветочками, Чжиун что-то бормотал. Он закрыл глаза и поднял голову, словно устремляя мысли в небеса.

— Я должен научить тебя убивать. Это очень легко, если ты можешь подойти к жертве и просто убить ее. Но так бывает не всегда. Ты увидишь, что это трудно и сложно, а значит, твои тренировки тоже будут трудными и сложными.

К сожалению, чтобы стать мастером, нужны многие годы. А у меня нет этого времени. Однажды мне прислали человека из вашего ЦРУ и попросили подготовить его за две недели к выполнению задания в Европе. Я говорил им, что этого времени слишком мало, что он не готов. Они не послушали меня; И он прожил всего две недели. Жаль, что у вашего ЦРУ так мало мозгов. Они обещали, однако, дать больше времени на твою подготовку. Сколько — никто из нас не знает. Мы постараемся научиться как можно большему за эти первые несколько недель, а потом сможем вериться к началу и изучить все подробно.

Прежде, чем мы начнем, ты должен знать, что ты изучаешь. Все боевые искусства это религия Дзэн.

Ремо улыбнулся.

— Ты знаешь Дзэн?

— Конечно. Борода, барабаны и крепкий чай.

Чжиун нахмурился.

— Это не Дзэн. Это чепуха.

— Ты поймешь это, — продолжал он. — Все боевые искусства… дзюдо, каратэ, кун фу, айкидо… основаны на мгновенном действии, когда это действие требуется. Но такое действие может быть только инстинктивным, а не заученным. Оно должно исходить из человека, из его глубин. Это не пальто, которое можно снять, это твоя кожа, которую снять нельзя. Самое важное во всех тренировках, это дыхание.

— Если ты не научишься правильно дышать, то ничему не научишься. Это самое важное, и ты должен тренировать дыхание, пока оно не станет инстинктивным. Остальные тренировки подождут. Иначе я не смогу тебя тренировать.

Он встал и подошел к черному полированному шкафу, из которого достал черный металлический метроном. Он поставил его на стол между собой и Ремо. Для Ремо это был самый скучный день в его жизни. Чжиун объяснял ему различные способы дыхания и его задержки. Ремо учился этому целый день под звуки метронома и голоса Чжиуна. Он понимал только часть из того, что говорил ему старик: Дыхание души, связь дыхания со Вселенной, чтобы сила Вселенной стала твоей силой.

— Контролируй дыхание, — увещевал Чжиун. — Опусти его в глотку, где сложная нервная система контролирует твои эмоции… глубже, глубже, глубже. Успокой нервы. Холодные нервы делают человека холодным, такой человек не испытывает страха. Размышляй, когда дышишь. Очищай свой мозг от посторонних мыслей. Твой мозг должен быть поглощен только твоим заданием.

Он продолжал и продолжал до самого вечера. Потом он сказал Ремо:

— Ты делаешь все очень хорошо. Ты научился дышать. Но есть еще кое-что. Об этом ты узнаешь завтра.

На следующее утро Чжиун объяснил разницу между боевыми искусствами: разницу между «до» — способом, и «дзюцу» — техникой.

— Ты научился дзюдо в армии?

Ремо кивнул. Чжиун нахмурился.

— Тогда придется разучиваться. Тебя учили падать?

Ремо кивнул, вспоминая занятия по технике падения, когда его учили смягчать силу удара.

— Забудь это, — сказал Чжиун. — Вместо падения как чучело, мы научимся падать, как кухонное полотенце.

Они подошли к матам на полу гимнастического зала.

— Это айкидо, Уильямс, — сказал Чжиун. — Это чистое и простое военное искусство. Это искусство учит избегать травм и возвращаться к борьбе. Дзюдо это система прямых линий; в айкидо преобладают плавные движения. Брось меня через плечо, Уильямс.

Ремо подошел к Чжиуну, схватил его за руку и бросил крошечного человечка через плечо. Следуя технике дзюдо, Чжиун должен был смягчить удар, подставив руки, и перекатиться. Вместо этого он ударился о мат, как мяч, перевернулся и оказался на ногах прямо перед Ремо.

— Этому ты должен научиться, — сказал Чжиун. — Теперь схвати меня сзади.

Ремо обошел Чжиуна, обвил рукой его грудь, прижимая руки к бокам.

В дзюдо существовало много приемов против такой атаки, все они были жестокими. Можно было разбить лицо атакующего затылком; повернуть тело и ударить локтем в глотку, ударить соперника по ноге, нагнуться вниз и опрокинуть соперника, схватив его за лодыжки. Чжиун не воспользовался ни одним из них.

Почувствовав напряжение мышц Чжиуна, Ремо усилил давление. Чжиун положил свою руку на запястье Ремо. Легким нажатием он просто раздвинул руки Ремо… на дюйм… на два… Взяв Ремо под локоть, Чжиун отшвырнул его на маты. Ремо сел, вытаращив глаза.

Чжиун сказал:

— Ты забыл перекатиться.

Ремо медленно поднялся.

— Как, черт возьми, ты сделал это? Я ведь сильнее тебя.

— Да, сильнее, но ты не можешь правильно пользоваться силой. Ты понапрасну тратишь ее, распыляешь свою энергию. Я же просто сконцентрировал свои жалкие силы на сайка танден, нервном центре. Таким образом я смог бы разжать руки десяти человек, а ты сможешь справиться с двадцатью, если научишься.

Тренировки продолжались. Через три дня Чжиун сказал:

— Айкидо достаточно. Это искусство защиты, а тебе не нужно защищаться. Ты должен научиться атаковать. Мне сказали, что у нас осталось мало времени, и мы должны поторопиться.

Он подвел Ремо к столбам для ударов, которые стояли в конце гимнастического зала. Пока они шли, он объяснял: