Можно ли представить себе мое смущение, всю робость, охватившую меня… Ответы мои были путаны, сбивчивы, смутны. Но разве могли они быть иными? Ведь я не разбирался в том, какие вообще есть политические партии, не имел ну ни малейшего представления о том, скажем, какая разница в программе эсеров и эсдеков, да и вообще об их существовании знал только понаслышке…
Приезжий расспросил о моей семье, а затем, помедлив, значительно произнес, что у него есть ко мне поручение. Однако, прежде чем сообщить о нем, он считает порядочным предупредить: это сопряжено с риском и требует большой конспирации. Сердце мое трепыхалось от восторга. Я, разумеется, был готов идти на какой угодно риск, ибо уже тогда мечтал отдать всю свою жизнь революции. Я смешался, почувствовал себя отвратительно, так как не знал даже, что это за слово — «конспирация». А спросить приезжего — не смел, смертельно пугаясь от мысли, что этим незнанием обнаружу непозволительную наивность, а быть может, даже и непригодность к выполнению страстно ожидаемого мною революционного задания… Для меня было бы большой трагедией, если приезжий, разгадавший мою полную несмышленость, возьмет да и откажется напрочь иметь дело с подобным сосунком.
— И как же вы вышли из положения?
— Счастливый случай. В дверь постучали. Пришел мой товарищ по гимназии. Я вышел к нему, тщательно притворив дверь за собой. Дорогой мой, сказал я, сейчас я очень занят, приехал родственник из Киева по семейным делам, зайди попозже. Не успел он уйти, как я бросился к этажерке, схватил энциклопедический словарь, я им пользовался для объяснения иностранных слов, судорожно стал листать — ура! Нашел слово «конспирация», прочитал, что это — «умение тайно производить непозволительные действия, запрещенные законом». Господи, как все это оказалось просто, и можно ли было сомневаться, что я готов нарушить какие угодно законы, вчера, сегодня, завтра! Счастливый, возвратился в гостиную и сразу же выпалил приезжему, что, может быть, я недостаточно опытен в конспирации (теперь я с наслаждением повторял это слово — конспирация, конспирация), но что я готов заниматься конспирацией в любое время суток, в любом качестве и в любом количестве! Приезжий ласково улыбался, хорошо принимая всю мою пылкую наивность и так же хорошо ощущая, что я не очень-то уясняю все значение и опасность этого нового слова. Сказал, что его подпольная кличка Дмитрий. И только два года спустя я узнал, что был передо мною не рядовой революционер, а тот самый знаменитый Григорий Андреевич Гершуни, коего царское правительство разыскивало по всей России, обещая огромную сумму денег за его поимку.
УЖЕ ПОСЛЕ ВОЙНЫ, в сорок девятом, купил я в проезде Художественного театра Энциклопедический словарь Гранат и по сей день благодарю, выражаясь старинным языком, «провидение», оказавшее мне столь важное одолжение. Это издание начали выпускать еще в конце девятнадцатого века в Москве братья Гранат, Александр и Игнатий. С 1891 по 1917 год — в 58 томах. Самое изумительное, что после Октябрьской революции издание продолжалось и продолжало выходить в советские годы.
К слову сказать, статья Ленина «Маркс» была напечатана впервые в этом словаре в 1915 году. Вообще в этой энциклопедии многие статьи, написанные до революции, принадлежали марксистам, тома, вышедшие до революции, печатались и после Октября по матрицам. Замечу: в энциклопедии есть бесценные и объемистые добавления, в частности такие, как раздел «ДЕЯТЕЛИ СССР И ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ». Тут напечатаны биографии и автобиографии крупнейших большевиков и очень, очень многих из тех, что были посмертно реабилитированы после Двадцатого съезда. Остается лишь поразиться, как в сталинские времена могли прозевать и не конфисковать эту энциклопедию и тем более эти тома, как владельцы их не преследовались по статье 58-й только лишь за одно их хранение…
Вот и сейчас, когда пишутся эти строки, понадобилось вновь заглянуть в уникальный словарь, найти в нем что-нибудь о Гершуни.
И, заглянув в четырнадцатый том, обнаружил обстоятельную статью о Григории Андреевиче Гершуни, родившемся в 1870 году, ставшем, как свидетельствует словарь, одним из основателей партии с-р (эсеров, то есть социал-революционеров. — А. Ш.) и, более того, возглавившем ее боевую организацию. В начале 1901 года, после кратковременного ареста, Г. А. Гершуни перешел на нелегальное положение. Осенью 1901 года уехал за границу. Вернулся в начале 1902 года в Россию. Организовал ряд террористических актов (убийство министра внутренних дел Сипягина, уфимского губернатора Богдановича, покушение на убийство харьковского губернатора князя Оболенского). В июне 1903 года петербургским военным судом присужден к смертной казни, замененной бессрочной каторгой и заключением в Шлиссельбургской крепости. Переведенный в декабре 1905 года в Сибирь (Акатуй), бежал с каторги и вернулся к революционной деятельности. В марте 1908 года умер от саркомы на чужбине.
Вот с какой неординарной личностью свела судьба гимназиста Борю Збарского, перешедшего в седьмой класс каменец-подольской гимназии…
НЕ БУДЕТ ЛИШНИМ СКАЗАТЬ, что потом, в страшном начале пятидесятых годов, когда мы, друзья и знакомые семьи Збарских, в великой наивности своей мучительно перебирали все гипотезы, отыскивая причины разразившейся в семье Збарских беды, в числе наших многих версий было и то самое далекое знакомство с лидером эсеровской партии Григорием Гершуни…
— Григорий Андреевич, — продолжал между тем свой рассказ Борис Ильич, — стал весьма осторожно объяснять мне, что речь идет о том, чтобы организовать тут, в Каменец-Подольске, расположенном недалеко от границы, транспорт заграничной нелегальной литературы. Есть ли здесь, бегло задал он мне вопрос, снова окинув меня своим пронзительным острым взглядом, среди моих знакомых, люди, явно сочувствующие революционному движению? Подумав, назвал ему одну фамилию. Человек этот недавно вернулся из Америки, он работы там не нашел, бродяжничал, голодал и возвратился на родину, перейдя нелегально границу неподалеку от нашего Каменец-Подольска, тут его арестовали жандармы, избили до полусмерти и затем уже в мировом суде присудили к денежному штрафу. Звали его Миша.
Гершуни не откладывая познакомился с названным мною знакомым, они провели вместе около трех часов, очевидно, Миша внушил доверие, вернулись, бросилась в глаза перемена, происшедшая в Мише, он был напряженным и, как мне казалось, одухотворенным. «Все, что вы услышите сейчас, — сказал мне Гершуни, — должно быть в абсолютной тайне. Если бы вы даже были арестованы, вы обязаны молчать, никаких показаний». Замирая, я кивнул. «Итак, — продолжал он, — Михаил найдет квартиру в городе, здесь и будет тайная явка. В эту квартиру контрабандисты будут привозить нелегальную литературу, книги, брошюры, газеты, воззвания, печатающиеся за границей». Затем все это надо будет направлять дальше, по указанным им, Гершуни, адресам. «Вы, Борис, будете служить явкой для приезжающих в Каменец-Подольск подпольщиков, так как квартира вашей семьи вне подозрений. Любой приезжающий, явившись к вам, должен произнести пароль, только после этого можно начать разговор. Пароль: «Поклон вам от Дмитрия, он жив и здоров». Вы будете получать письма. Содержание на вид вполне невинное, а существенная часть написана химическими чернилами, которые надо будет немедленно проявить. Сейчас я вам покажу, как надо проявлять письма над керосиновой лампой». И взял книжку с ночного столика. Это был Пушкин, с которым я никогда не расставался. Раскрыл томик, на первой странице прочел вслух надпись: «Награда первой степени ученику VI класса Б. И. Збарскому за отличное поведение и успехи в знаниях при переходе из VI в VII класс». Улыбнувшись, заметил: «Эге, да вы к тому же и отличный ученик. Тем более вы достойны посвящения в рыцари революции. Итак, смотрите. Техника шифра весьма простая: числитель — это строка стихотворения, знаменатель — буква от начала строки. Вот и все». — «Какое же стихотворение будет у нас для шифра?» — спросил я его. «Я вам скажу потом», — ответил он и снова испытующе окинул меня взглядом… Вынул из кармана бумажник. Повернулся к Мише. «Вот вам двести рублей на расходы. Идите, вас ждут дела». Миша ушел, и тогда Гершуни сказал, что нашим шифром будет пушкинская «Полтава», и тут же предложил мне расшифровать из нее фразу. Я выполнил задание быстро и аккуратно, он был доволен. «Куда же я буду вам писать?» — «Писать вы не будете, мои письма будут содержать лишь зашифрованные адреса, по которым нужно будет отправлять литературу, а также количество ее пудов». Здесь я впервые узнал, что книги можно расценивать на пуды. Он обещал вскоре быть в Каменец-Подольске и распрощался.
На деньги, полученные от Гершуни, мы сняли конспиративную квартиру.
…Со времени встречи с Григорием Андреевичем все мои мысли были сосредоточены на предстоящей революционной деятельности. Я перестал ходить на балы, на танцы, которыми увлекалась тогда каменец-подольская молодежь. Написал письмо моему приятелю, студенту, учившемуся в Киеве, и по моей просьбе он прислал мне длинный список книг, которые мне следует прочесть. Тут были Михайловский и Белинский, Писарев и Мачтет, Короленко и Горький. Я записался в городскую библиотеку и вечерами и ночами жадно глотал одну книгу за другой. Утром, уходя в гимназию, набивал свой ранец книгами и во время уроков, прячась за спинами сидящих впереди гимназистов, украдкой читал, читал, читал…
Гимназия стала вызывать у меня такое отвращение, что, уже приближаясь к ней, я чувствовал настоящую тошноту. И какой же неслыханной радостью стал для меня первый транспорт нелегальной литературы. Наша конспиративная квартирка была полна тюками литературы, печатавшейся за рубежом, были тут и газеты «Революционная Россия», и книжки «Вестника Народной воли», и «Андрей Кожухов» Степняка-Кравчинского, и его же «Домик на Волге», и другие издания эмигрантского подполья. Стоит ли говорить вам, с каким буквально религиозным чувством брал я в руки эти священные для меня книги! Я был в восторге от самого факта, от сознания, что вот передо мной лежат запрещенные, противоправительственные, подпольные издания.