Шу Цзин. Книга Преданий

I.

день Моря месяца Белой Ночи, 1532 год Марса

или Первый Месяц 36 года правления Императора Шу Аньфу

Льды ворочались стадами упрямых горных баранов; белые волны набегали на обледенелые берега и отступали подобно войскам, увлекая в пучину валуны и камни побережья. Мерный шорох зимнего Лазурного Моря навевал на принцессу тоску.

Ее непреодолимо тянуло в Шелковый Город, в родную обитель к отцу и брату. Глотая слезы, не успевшие подмерзнуть на щеках, она задавалась вопросом: как поступить? Бежать из Потаенного Царства на свой страх и риск или пасть перед Лунгом на колени и молить о смерти, как об избавлении.

Вокруг кружили снежинки, Каменный Город гудел голосами злобных ветров, вершины Каскадных Гор дышали паром и холодом. Лин заприметила круглый валун и присела, придержав теплый плащ. Размытый горизонт дрожал нефритовым огнем. Короткий день Моря стремительно угасал.

Когда по небу побежали волчьи пасти облаков, принцесса разожгла фонарь и решила вернуться в покои. Но не прошла и десяти шагов, как заметила на камнях «кусок льда». Вернее, сначала она приняла это за кусок льда и отправилась дальше, но когда «лед» застонал, чуть не споткнулась.

Хриплое дыханье, шорох меж камней. Девушка осторожно обернулась и сделала три шага на звук. Алый свет спугнул зимний сумрак и выхватил силуэт обнаженного человека. Он лежал на животе, уткнув лицо в ледяную гальку. Набегающие волны на секунду одевали его в пенно-зеленый наряд и колыхали черные спутанные волосы, а отхлынув, вновь обнажали стройный, бледный торс.

Скорее всего, его сильно ранило, а возможно он находился при смерти, ибо хрипел, как загнанный зверь. Однако крови поблизости не наблюдалось и это удивило Лин. Стиснув ручку фонаря, она несколько секунд рассматривала нагого человека. Кто он? Как здесь оказался? Почему все еще жив, а не умер от переохлаждения?

Тот поднял голову и она заметила худое, изнуренное лицо юноши едва ли старше восемнадцати. В полузакрытых глазах отразился свет (и Лин почудилось) — на мгновенье она увидела вспышку желтоватого пламени.

Раненный снова застонал и уронил голову; нахлынувшая ледяная волна поволокла его в открытое море. Несмотря на широкие плечи, мускулистые руки и развитые мышцы спины и ног, он не мог сопротивляться стихии. Видимо, и впрямь был серьезно ранен.

Принцесса сорвала с себя меховой плащ и бросилась «гостю» на помощь. Вытянув безвольное тело на берег (так, чтобы волны не могли кусать его обнаженных ступней), Лин накрыла юношу плащом и села рядом. Быстро смеркалось и его озаряли только отсветы тускнеющего неба, да мутный свет фонаря, выхватывавший рой танцующих снежинок.

Девушка посмотрела на Хрустальный Дворец, полыхавший огнями на склоне горы. Отсюда до главных ворот не меньше четырех ли; она огляделась — вокруг ни души. Кто поможет донести ей крепкого и высокого парня до лечебных покоев? Быть может…

— Тигр! Журавль! — Позвала она.

Тишина. Занятно. Показав ей жемчужину дракона, они как в воду канули. Звать Лунга тоже бесполезно. Он пропал в прошлое новолуние и больше не возвращался.

Лин вернулась к человеку, выброшенному морем. А вдруг он гуй, подосланный Пань-гуаном, чтобы пронзить сердце дракона железной иглой и выкрасть из сокровищницы ветвь Персикового Дерева? Или еще хуже — безликий Хундун[1], что прикинулся красивым юным воином, чтобы сбить ее с толку?

Надо спросить его имя, вспомнила принцесса. У злых духов и демонов ночи таковых не имелось. Если он не ответит — его лучше бросить и убежать.

Поборов страх, Лин наклонилась к незнакомцу и шепнула на ухо:

— Кто ты? У тебя есть имя?

Человек пошевелился под меховой накидкой. Оторвав от камней щеку, он прохрипел:

— Тай. Мое имя Тай.

— Как ты здесь оказался, Тай?

— Не помню, — признался он и зашелся хриплым кашлем. Прокашлявшись, он выдавил: — Меня выбросило море.

— Это я вижу, — вздохнула Лин, чувствуя, как затухает сердце. Он не демон, а такой же смертный, как она сама.

Юноша приподнял голову, сверкнув черным глазом в просветы волос.

— А как твое имя?

— Лин.

— Красивый Нефрит, — перевел он, чем сильно удивил девушку.

Она кивнула, ее имя действительно означало «красивый нефрит», но больше ничего не ответила. Рассказывать о себе первому встречному она и не думала.

— Спасибо, Лин, — прохрипел он и снова упал без сил. — Еще бы чуть-чуть и меня унесло в море.

— Есть еще холод, — напомнила она. — Если ты и дальше будешь лежать на этих камнях, то к утру околеешь и умрешь.

Ответом было рваное, хриплое дыханье.

— Что с тобой? Ты ранен?

— Наверно. Из-за холода я ничего не чувствую.

— Сможешь встать? — Принцесса покосилась на Хрустальный Дворец. Она порядком продрогла без мехового плаща. Вихри заморозили ее тело, а ветры разожгли на щеках болезненный румянец. Надо поскорее возвращаться в тепло.

— Помоги мне, — попросил Тай. — Один я не справлюсь.

Лин поднялась на ноги и потянула его за собой, подставляя плечо. Юноша оперся и, пошатываясь, сначала заставил себя встать на колени, а после на ноги. Она обхватила его за талию, закинула его левую руку себе на плечи и позвала:

— Здесь недалеко.

Они шли медленно, часто останавливаясь, чтобы передохнуть. Снежные сугробы, будто живые и разумные, разбегались перед их ногами; ветер стих, а кусты и ветви деревьев отклонялись в стороны, открывая короткий путь.

Меховой плащ сполз с плеча хрипевшего Тая и принцесса случайно задела его голую кожу — пальцы страшно обожгло, словно она сунула их в раскаленные угли. Она вскрикнула и отдернула руку, но юноша был так слаб и отрешен, что ничего не заметил.

Обсосав обожженные подушечки, девушка бросила на него недоверчивый взгляд, но вместо желанного вопроса, прошептала:

— Еще немного. Прошу, Тай, идем. До моих покоев меньше одного ли.

Она толкнула ногой бумажную перегородку и втащила бесчувственного незнакомца в комнату. Когда он рухнул на теплое покрывало, ей показалась с плеч упал Кряж Пяти Неизвестных, тяжелее тысячи тысяч даней[2] и вздохнула.

Тай был бледен и обессилен. Его било в лихорадке. Придя на секунду в сознание, он прохрипел:

— Воды…

И снова провалился в пустоту.

— Сейчас, — Лин кинулась к кувшину и налила воду в серебряную чашу; вернулась к кровати и протянула. — Тай.

Он не шевелился и девушке пришлось его растормошить. В этот раз он был горяч, но не обжигал подобно огню. Осушив чашу, он уронил голову, разметав по алым подушкам темные локоны, и снова закрыл глаза. Из груди донесся невнятный хрип:

— Спасибо.

Лин улыбнулась, но не успела ответь, как Тай вновь провалился в забытье.

Помявшись с ноги на ногу, она перетащила из соседних покоев еще покрывал и мехов и накрыла чужака, развалившегося на ее кровати. Дальше разожгла фонари, чтобы изгнать ночную тьму и опустилась рядом с раненым на колени. В золоте вечернего света она рассмотрела удивительного красивого молодого человека с высоким серьезным лбом, вороными дугами бровей, тонким и гордым носом, хорошо очерченными губами, твердым волевым подбородком и правильным овалом лица.

Тай хрипло вздохнул и вынул руки из-под подоткнутого покрывала. Лин отметила рельефы тренированных мышц, большие кисти и изящные, длинные пальцы. Художник? Мечник? Поэт? Девушка испытала странное волнение. Тай был слишком утончен, хорошо сложен и юн, чтобы в одиночку бороздить зимнее штормовое море.

Она неуверенно протянула руку и коснулась его мизинца — подушечка загорелась, будто ее окунули в расплавленную сталь.

У него жар, испугалась она. Похоже, он все-таки подхватил воспаление легких, пока «обнимался» с ледяными камнями.

Не теряя ни минуты, принцесса спустилась на главную кухню, разожгла жаровню и вскипятила воды. Нарезав корня женьшеня, что был спрятан в одном из сотен серебряных сундучков, она бросила полученную смесь в кипяток; добавила имбирь, чесночную настойку, мед и прочие травы и три часа выпаривала снадобье на тлеющих углях. Вернувшись в покои с целебным женьшеневым настоем, она разбудила Тая и заставила выпить его все до последней капли.

В следующие два дня Лин не отходила от него ни на шаг. Тай пробуждался на несколько минут, чтобы принять горьковато-терпкий эликсир и проваливался в неспокойный сон. Несмотря на жуткое смущение, Лин тщательно осмотрела тело юноши и нашла на животе внушительную рваную рану, судя по всему оставленную когтями и зубами морского чудовища. Так, к варке целебного корня, прибавилась забота — промывать и перебинтовывать его исполосованный живот.

Принцесса не спала почти неделю. Ее качало от усталости, глаза слипались, ноги подкашивались, но в то же время сердце пело, а душа ликовала. Тай шел на поправку, а она все больше убеждалась, что впервые со дня появления в Потаенном Царстве не чувствует себя несчастной пленницей. Наконец, ее существование наполнилось смыслом, а жизнь заиграла красками весны.

* * *

Господин Лунг пропал и не показывался (отчасти это радовало принцессу) и потому все следующие недели Тай жил в ее покоях. Как только он пошел на поправку, Лин обустроила ему соседнюю комнату, обитую желтым и зеленым шелком и бархатом, и стала наведываться каждые два-три часа, чтобы напоить женьшеневым эликсиром или поиграть ему на лютне.

Когда зимние бураны унесло, а свирепые ветра присмирели, Тай и Лин отправились на прогулку за пределы Каменного Города.

— Ты все еще не помнишь, как оказался в море?

Они шли по каменистой дорожке, вьющейся серпантином к подножию Каскадных Гор. Тропа то ныряла в посеребренные бамбуковые рощи, то взлетала на холмы, засеянные крестьянскими домиками. Сапоги сминали хрустящий снег. Солнце просвечивало сквозь облака из пуха. Меховые накидки били им по ногам.

— Помню. Смутно, — признался Тай.

В последние дни он заметно окреп. Кожа приобрела здоровый оттенок, а темные глаза — живой блеск.