13

Иногда сам с собою я играл в игру, о которой никогда никому не рассказывал: стоило мне подняться на последний этаж учебного корпуса и пойти по коридору мимо огромных окон, как я пытался представить, кого сейчас могу увидеть за стеклом. Иногда я отстранялся от подоконника с ликованием — компания старшеклассников, так и думал. А порою я разочарованно вздыхал — вместо свежих девчонок из средней школы по аллейке вышагивает пара немолодых преподавательниц. Еще я любил заходить в библиотеку, чтобы получить ответ на интересующий меня вопрос. Конечно, посетители косо смотрели на юношу, который стремительно приближался к одному из стеллажей, доставал книгу, открывал нужную страницу, а через несколько секунд ставил книгу обратно и уходил. Задача состояла в том, чтобы загадать стеллаж, полочку, порядковый номер книги и страницу, а уж ответ на мой вопрос всегда крылся в первом абзаце. Возможно, в это трудно поверить, но все, о чем говорили мне строчки, — сбывалось.

За неделю до рождественских каникул я ходил взбудораженный и возбужденный предстоящей встречей — несколько дней назад мне внезапно позвонил отец, и, особенно не расспрашивая о делах, как делал это обычно, заявил о желании встретиться. Мне жутко хотелось доехать с ним до Хартпула, попить латте с кокосовым сиропом, купить несколько книг и просто поговорить о том, о сем, как это бывало раньше. День тоже выдался на редкость замечательный — уже вначале декабря землю слегка запорошило снегом, а сегодня зима решила довязать свое одеяло, и белоснежный покров на глазах становился все толще. С самого утра меня подстегивала радость, и время в свой выходной день я никак не мог заставить идти быстрее: то вновь играл в придуманную самим собой игру, то напевал незамысловатые мелодии, почти наполовину высунувшись из окна, то украдкой листал научные журналы, которые Арлен оставил на своей части стола.

К слову о Дарси, родительскому дню он рад не был — это было вполне понятно из его поведения. Если обычно юноша был абсолютно апатичен ко всему, пусть и со своей неистребимой надменностью, то сегодня к этому добавилось еще и нехилое раздражение. «Закрой окно!», — например, говорил он мне, хотя, когда он распахивал его ночью, чтобы покурить, я обычно молчал. Или вот еще: «Прекрати петь. Это раздражает!» Конечно, на последнее я не очень обижался, ведь знал, что природа не наградила меня голосом певца, но все равно, тон, с которым он обращался ко мне, задевал. Если бы Лили не уехала с самого раннего утра вместе с родителями, то я бы мог спокойно провести время с ней. Но так как друзьями я больше не обзавелся, коротал время в компании Дарси. В тот день мое настроение было настолько хорошее, что я осмелился сделать попытку узнать своего соседа получше.

— К тебе приедут родители, Арлен? — поинтересовался я. Юноша промолчал, сделав вид, что не услышал вопроса. На секунду я замялся, но вновь начал пробивать стену. — Ко мне вот приедет отец. Я не видел его уже несколько месяцев.

— Ко мне тоже приедет отец, — с неохотой произнес парень. — Никогда не понимал этого. Срывается с работы, едет сюда, а потом мы сидим в машине и почти не разговариваем. Просто не о чем.

— У тебя плохие отношения с ним?

— Нет. Обыкновенные. Просто так получается.

— Мои родители в разводе, — зачем-то объявил я, и Арлен серьезно кивнул в ответ. — Они ссорятся из-за меня. Постоянно. Поэтому, возможно, то, что я здесь, лучше для всех нас.

— Ерунда, — резко заключил собеседник, и, горделиво вскинув голову, взглянул на меня с привычной надменностью. Я уже привык к подобному и старался не обращать внимание. Но все-таки поспешил оправдаться:

— Мне почему-то кажется, что это лучший вариант…

Мои слова перебил звонок мобильного Арлена. Тот ответил на «входящий», а затем без всяких колебаний ухватил драповое полупальто с металлическими серебристыми пуговицами, которые очень нравились мне. Однажды, когда соседа не было в комнате, я даже потрогал их, и удивился мельчайшему узору на ребре каждой пуговички.

Через полчаса мне тоже позвонили — голос Эда был не менее взволнованный, чем мой. Я, наспех одевшись, бросился по шумным коридорам, раздвигая руками идущих. Случайно я толкнул свою темноволосую одноклассницу Нору, которая не нравилась мне по нескольким причинам: первой причиной было ее жуткое занудство типичной старосты, а второе — ее звали так же, как мою мать. Между ними не было никакого сходства, и подсознательно я ревновал имя, которое, мне казалось, должно принадлежать только моей Норе.

Приблизившись к контрольному пункту, я протянул охраннику свою личную карточку и, таким образом отметившись, толкнул массивную чугунную калитку. Наш хэтчбэк уже ожидал меня, радушно распахнув дверь. Я с разбегу нырнул в машину и вцепился в отца, будто не видел его уже несколько лет.

— Тише, тише, — рассмеялся Эд, ответно обнимая меня. — Иначе задушишь.

— Да нет, — счастливо улыбнулся я и потянулся захлопнуть дверь. Отец включил печку, и я приложил ладони к теплой панели автомобиля.

— Ну, как дела, рассказывай подробнее. Как учеба? Нравится кто-нибудь из девчонок?

— Все нормально, — закивал я. — Пока ощущения, что экзамены через год, нет. Но учусь, стараюсь. Мистер Бронкс хвалит мои сочинения. Особенно понравилось ему по «Декамерону». Думаю, шанс у меня есть.

— Ну, еще бы, — ладонь отца легла на мою макушку. Хвалил меня и гордо улыбался.

— А что касается девчонок, пока что никого нет на примете. Кстати, ты говорил, что хочешь рассказать нечто важное…

Отец нервно улыбнулся и сглотнул. Я видел, как дернулись его скулы.

— Да, хотел. Но, может, отъедем?

— Нет, — возмутился я. — Срочно говори. Умру от нетерпения через пять метров.

— Хорошо, — согласился отец. — Не знаю, как ты отреагируешь, но…

Я пытливо взглянул на него.

-..через четыре месяца у тебя родится брат.

— Что? — взвился от восторга я. — Брат? Не может быть! Мама ничего не говорила мне.

Лицо отца как-то покраснело, а взгляд стал более серьезным.

— Подожди, я объясню. Я не говорил этого раньше, считал, что ты не поймешь. Но твой брат родится не от твоей мамы.

— Стоп, Эд… — я помотал головой, пытаясь осознать, где я недопонял. — Как не от мамы?

— Почти год я живу в Нортгемптоне с замечательной женщиной. Ее зовут Джесс. Ребенок будет у нее. Скоро мы планируем узаконить наши отношения.

Я вновь помотал головой, а затем ущипнул себя. Нет, не сон. И отец говорил вполне серьезно. Только я не хотел принимать сказанные им слова.

— Но как же Нора?

— Сынок, Нил… — отец смутился еще больше и я заметил, что руль, за который он держался, запотел от ладоней. — Наши с мамой отношения кончались. Когда ты станешь взрослым, то поймешь меня. В той ситуации не было выхода. Такое случается…

— Поэтому выход ты нашел в Нортгемптоне?! — разозлился я.

— Я вновь полюбил. Ты просто не знаешь Джесс. Она…

— Замолчи, — впав в оцепенение, произнес я, сжимая кулаки до дрожи. — Зачем ты только приехал? Зачем сказал мне это? Зачем вообще все это случилось?

— Прости, — ладонь отца коснулась моего плеча, но я сбросил ее, утирая слезы с уголков глаз. Но они все текли и текли. Вскоре я перестал обращать на них внимание и лихорадочно начал искать ручку машины. Хотелось уйти.

— Но я думал, ты поймешь меня… — продолжал отец. Слушать его было невыносимо. Я вышел из машины и на прощание с сожалением покачал головой.

— Мне не нужен никакой брат. И ты не нужен. Предатель, — вот что я сказал перед тем, как отправиться к воротам. Отец не остановил меня, а лишь беспомощно вытянул руку, глазами умоляя понять. Сунув карточку охраннику и получив ее обратно, практически бегом я бросился по аллейке, утирая слезы. Нет, такого предательства я вынести точно не мог. Всем сердцем я уже ненавидел неродившегося брата от какой-то там Нортгемптонской Джесс. Она представлялась мне жуткой — толстая, сварливая, с огромным животом, орлиным носом и маленькими злыми глазками. Такой уж портрет написало мое воображение. И тут же я представил, как Эд качает на руках того, кто заменит ему меня, и от тихого плача я перешел к рыданиям. Сам того не заметив, я добрался до сада, хлопнул плетеной калиткой, и, прямо напролом, двинулся через деревья к сарайчику с инвентарем. В тот момент это место казалось подходящим для моего горя, которое хотелось мучительно пережевывать в одиночестве. Я спрятался меж лопат, грабель и ящиков, носом уткнувшись в колени, которые через несколько минут стали влажными от моих безудержных слез. Я жалел Нору и себя, ведь фактически принес в жертву привычную жизнь в обмен на благополучие родителей. Если бы я знал раньше, то не оказался бы тут среди чужих мне по духу людей. В тот момент я ненавидел весь мир и рыдал, рыдал, пока голова не закружилась, а из носа не потекла кровь. Я вытер алые разводы салфеткой, и, сжав ее в кулаке, уставился в одну точку. Покачивался из стороны в сторону, словно умалишенный, пока вновь не прокрутил разговор в голове и не завыл, запрокинув голову. Будь проклят этот Эд, его новая жена, новый сын и новая жизнь.

Дверь скрипнула.

Я, словно зверек, загнанный в угол, спрятался за большую коробку и попытался не дышать. Но в нос попала пыль, и я незамедлительно чихнул.

— Вот ты где… — знакомая нота утомленности в голосе. Я высунул голову из укрытия, поспешно вытирая слезы. Возле входа стоял Дарси, в руках сжимая картонный глянцевый пакет. Он тут же отставил свою ношу в сторону и подобрался ближе.

— Чего тебе надо? — всхлипнув, озлобленно спросил я.

— Видел, как ты побежал сюда, — спокойно ответил юноша.

Я вновь утер рукавом лицо и отвернулся, чтобы собеседник не решил потешаться надо мной. Но он и не думал. Доверительно он опустился рядом и согнул длинные ноги в коленях.

— Между вами что-то произошло?