Чайник уютно зашумел и отключился. Алёна залила кипятком несколько ложек растворимого кофе и уселась за стол.

И с чего бы ей приснился этот мрак? Наверное, потому что поговорила с Ванькой о матери, о детстве. Взбудоражила воспоминания. Не сойти ей с этого места, если она еще раз откроет рот по этому поводу. Лежало все на душе мертвым грузом и пусть дальше лежит.

Сто лет не пила успокоительного. Последний раз, когда диплом в университете защищала. А сейчас чувствовала острую необходимость выпить чего-нибудь убойного, чтобы забыть этот кошмар и свои ощущения. Но сомнительно, чтобы у Шаурина в доме нашлось такого рода лекарство. Шаурину не нужны транквилизаторы, он сам как транквилизатор – кого хочешь успокоит.

Открыла ящик, нетвердыми руками порылась в таблетках. Конечно же ничего похожего на успокоительное средство в нем не нашлось. Взяла таблетку аспирина. Голова тоже болела. Хоть от чего-то нужно выпить таблетку. Так пусть будет – от головы.

Алёна долго мешала ложечкой горький кофе. А когда он немного остыл, выпила полкружки залпом. Показалось, на душе сразу стало немного спокойнее. Теперь бы как-нибудь расслабиться. Помедитировать, что ли. Раньше она частенько занималась такой практикой. Нереально, наверное, сейчас вытеснить все мысли из головы, но надо вытеснить, вытолкнуть. Выдавить их из себя.

Глубоко вздохнув, Лейба сложила руки на столе, выпрямила спину, расслабила ладони. Не самая удобная поза, но и не для «лотоса» время.

Шаурин зашел на кухню и остолбенел. Сам факт того, что он проснулся и не нашел Алёну в кровати, привел его в замешательство. А уж когда увидел ее на кухне и вовсе не знал, что думать. Она сидела за столом, опустив голову на сложенные руки. На ней было платье. Расстегнутая молния обнажала спину.

Это так ее напугала мысль о совместном проживании, что она вскочила среди ночи, чтобы уехать домой? Иначе с чего бы ей снова наряжаться в платье? Раньше майки хватало. Собралась, но не ушла. Что-то ее остановило. Но и в постель не вернулась. Если бы вернулась, он бы не узнал о ее сомнениях. А так – переваривай теперь.

Алёна медленно выплыла состояния полудремы, сразу почувствовав, что не одна. Подняв голову, наткнулась на Ванькин взгляд. Смотрел он так, что желать ему доброго утра не пришло в голову. Впрочем, у самой этого доброго утра тоже не случилось.

Оно и понятно, что Ваня с утра «читает прессу»: после сна еще некоторое время приходит в себя, строит планы на день, сам себе создает настроение. Но не спускать же на нее всех собак только потому что проснулись они в разное время, и Шаурин остался без утреннего секса.

— Как это понимать?

Вот они и собаки.

— Что именно? — Алёна вздохнула и потерла лицо. Кожу неприятно стянуло после воды.

— Тебя на кухне.

— Мне не спалось, я рано встала. Пришла выпить кофе.

— Рано? — Ваня взял со стола кружку. Она шкрябнула по столешнице, а заодно и по натянутым Алёнкиным нервам. Он перевернул ее, но на стол не пролилось ни капли, потому что за столько времени остатки кофе присохли ко дну. — Ты полночи тут просидела.

— Мне не спалось, — упрямо повторила Алёна.

— А что случилось? — спросил Ваня, но в голосе его было не беспокойство, а едкий сарказм.

Разумеется, на такой выпад отвечать не хотелось. И вряд ли Ване требовался конкретный ответ.

Ну что ж, не привыкать ей обороняться. Так что Шаурин может усердствовать сколько угодно. Не раз он, конечно, пробивал ее на эмоции, заставал в слабый момент, но сегодня явно не тот случай. И если Ванечке требуется сбросить на нее порцию злости, что ж, пожалуйста. Как бы сам потом не пожалел.

— Поможешь? — Алёна соскользнула со стула и повернулась спиной, чтобы Ваня застегнул ей молнию на платье. — Вань, ты еще не проснулся? Почитай прессу. А я тебе завтрак приготовлю. Что ты хочешь на завтрак? — спросила отвратительно вежливо.

После вчерашнего разговора у Шаурина явно остался осадок. Не мог не остаться. Естественно, он был уязвлен. Ваня не привык, чтобы ему отказывали. Он и от нее, очевидно, не ждал отказа. Иначе с чего бы это ему накидываться на нее с самого утра. Разлука обостряет чувства. Но не только щемящую тоску, нежность и сексуальное желание. Обиды тоже. Равновесие в такой момент тонкое, как лист бумаги, — одно неосторожное движение и все в клочья. Очень легко поругаться в такой момент. Недосказанность обязательно выплывет.

Алёна отошла от Вани и налила себе воды.

— Посмотри на меня! — потребовал он.

Она повернулась к нему лицом со стаканом в руке. Оперлась о столешницу, сделала глоток и улыбнулась:

— Яичница. Раз ты оставляешь выбор за мной.

Его чуть не перекосило этих безразлично сказанных слов. Разрываясь от злости, он уселся на стул и стал наблюдать за ее неспешными ровными движениями.

— А может тебе блинчиков пожарить?

— Я прям мечтал, чтобы ты мне с утра в вечернем платье блинчики жарила.

— Ах, да, точно, — посмотрела на себя и ухмыльнулась. Потом, словно спохватившись, задвигалась быстрее. — Так. Кофе. Или чай? Лучше кофе, да? Я там у тебя кексы нарыла. Сейчас наемся кексов, а потом снова буду на беговой дорожке убиваться, — с поразительной беззаботностью говорила она.

Через пару минут перед Шауриным появилась тарелка с яичницей, и чашка кофе со сливками.

— Я люблю глазунью, чтобы желтки оставались сырыми. И кофе – черный.

Он даже не взялся за вилку, просто посмотрел в тарелку.

Алёна спокойно выбросила яичницу в мусорное ведро, выплеснула кофе в раковину. Достала чистую тарелку и яйца из холодильника. Налила черный кофе, без сахара.

Через пару минут Шаурин получил новую порцию.

— Подгорела.

Лейба снова с совершенно непроницаемым видом отправила вторую глазунью туда же, куда и первую. Опять достала из холодильника яйца.

— Ну? — чуть позже, мягко улыбаясь, спросила она, ставя перед ним тарелку. — Теперь какие претензии? Все красиво, вкусно. Белки белые, желтки желтые. Учти, я тебе спокойно все яйца из холодильника пережарю и не дрогну, и наварю десять литров кофе. Могу полдня у плиты стоять.

Убил бы ее за эту улыбку.

— Тебя переклинило с утра? И когда только успело… — Еле сдерживался, чтобы не взорваться.

Терпеть не могла этот его самодовольный тон и язвительную ухмылочку.

— Предупреждаю, если ты хочешь довести меня до истерики, у тебя не выйдет. Хотя можешь попытаться. У меня против твоей мозговой атаки есть железное средство. Техника тебе недоступная. Могу поделиться секретом. Я себе представлю, что ты мой пациент. И если ты дальше будешь стараться, то я в своих представлениях дойду до диагноза.

— Мда, — Ваня взял вилку. — Точно. Бабы дуры не потому что бабы.

— Ты мне еще кол осиновый в грудь забей.

— Пей кофе! А то если я начну истерику, тебе никакая техника не поможет!

На столе завибрировал айфон. Шаурин ответил.

— А что уже кто-то умер? Значит, пусть ждут! — рявкнул он. — Я скоро буду.

Странное дело, когда Ванька на нее поднял голос, Алёна не вздрогнула, а вот когда наорал на кого-то по телефону, у Лейбы по спине поползли колкие мурашки. Она уставилась в свою чашку, боясь поднять на Ваньку глаза.

— Мы еще не поговорили с тобой о поездке на Майорку… — начал Шаурин, собираясь сказать, что когда вернется с работы, то они обсудят этот вопрос.

— А что меня тоже пригласили? — перебила его Алёна. Глаз она так и не подняла, но всем нутром почувствовала, как Шаурин взорвался. Ее обдало его яростью, как порывом ледяного ветра. Хотя она совсем не старалась его разозлить, просто выпалила, не сдержавшись. — Ты на работу сейчас поедешь? Я тогда пойду в порядок себя приведу. — Соскочила со стула. Сердце стучало, как после хорошей пробежки.

— Давай, — бросил ей в спину. — А то сейчас ты точно не в порядке.

И ведь даже не подумала остаться и подождать его дома! Даже не спросила, во сколько он вернется.

Убил бы ее за эту улыбку.