Горовской схватил фотографию и стал внимательно рассматривать ее.
— Кто вас познакомил с Кацюбой? — задал вопрос Смолин.
— Раз вы следили за мной, то сами знаете, — растерянно ответил Горовской.
— Я от вас хочу услышать. Отвечайте на вопрос.
— Таисия, — протянул допрашиваемый. — Дней десять назад. Сказала, что есть торговец золотыми монетами. Подешевле может отдать, ибо отошел от дела.
— Почему она это сообщила вам? — быстро последовал новый вопрос.
— Дело у нас общее было.
— Кто знал об этом?
— Никто. Кроме моего отца.
— А Павел Кузьмич Тельнов? Он, что же, ничего не знал о вашем совместном деле?
— Слизняк он. Мы с Таисией не говорили с ним о делах.
— И все-таки он догадывался о ваших незаконных действиях?
— Этого я у него не спрашивал. У меня нет времени в мелочах копаться. Таисия должна была тень на плетень наводить.
— Вы были близки с ней?
— А как же, — не без гордости сказал Горовской. — Я решил, что для дела удобнее. Не будет болтать лишнего.
— И все-таки, — медленно произнес Смолин. Он хотел сказать «вы убили ее», но не решился, — у вас были с ней конфликты?
— Жадновата она была. Все думала, что ей меньшую долю дают. Но мы с отцом честно делились с ней.
— И когда же вы с ней последний раз повздорили?
— В воскресенье утром. Она хотела со мной поехать за монетами. А я не люблю дела при свидетелях делать.
— А вечером она была зверски убита, — констатировал Смолин.
— Об этом я узнал только утром, — угрюмо сказал Горовской.
— Так ли?
— Клянусь так. Сам голову ломаю, кто бы мог это сделать?
— Вот вам лист бумаги. Вот ручка. Напишите три раза «правильно писать и говорить необходимо всем».
— Зачем это?
— Да так, для разнообразия, — Смолин наблюдал, как писал Горовской. После того как тот поставил свою подпись, он спрятал текст в папку. — Ну, и до чего вы доломали голову? Кто же мог убить Тельнову? Не скрою, против вас много улик.
— Ах, вот оно что. Если я убил, то докажите, — вскочил Горовской, побледнев от нахлынувшей на него злости.
Во избежание столкновения Смолин нажал на звонок. Конвоир незамедлительно открыл дверь.
— Нет, нет, — обратился к нему Смолин, увидев, что Горовской начал остывать, — мы решили еще поговорить.
Горовской сел на табурет и бросил:
— Докажите. А я ничего не скажу больше.
— Докажем, гражданин Горовской, — произнес Смолин. — Скажите, откуда у вас перстень Таисии Евгеньевны? Как он попал к вам?
— Подарила она мне, когда мы познакомились. Я дурень, не переплавил его на лом. Хорошо еще часы с рубинчиками на циферблате тогда не взял. Да и вообще, перстень не подтверждает, что я убил Тельнову.
— Это не вам судить: что подтверждает, что не подтверждает, — бросил Смолин. — Давайте лучше вспомним, во сколько вы вернулись из Владимира.
— Не убивал я, не убивал, — повторял Горовской.
Смолин вызвал конвоира.
— Уведите арестованного в камеру.
Горовской встал и, глубоко вздохнув, молча вышел из комнаты.
После допроса Смолин почувствовал себя уставшим. Он выложил Горовскому свои козыри, но желаемого результата не достиг. Это угнетало. Вопросы «что делать дальше?», «кто убийца?» давили на него, как многопудовые гири. А как от них избавиться, он не знал.
ВСЮ ВТОРУЮ половину дня Скоблев провел в Москве. Его интересовали комиссионные магазины, где принимали на комиссию ювелирные изделия. К счастью, таких магазинов было немного. Конечно, надежды на то, что убийцы сдали драгоценности в магазин, было мало. Но все-таки на такой шаг они могли пойти. Среди преступников много таких, которые любыми путями стараются побыстрее сбыть украденное. Оно им руки жжет. Вот и торопятся поменять ворованное на деньги. Скоблев пожалел о том, что раньше не побывал в комиссионных магазинах.
Встав в милицейский строй вместо отца, Андрей Скоблев с первого дня службы понял, что выбрал работу по душе. Но не только поэтому он трудился во всю свою силу. Память об отце не позволяла ему работать иначе. Иногда, после успешно выполненного задания, Андрею говорили: случай помог. Но молодой оперативник убеждался, что случай помогает только тому, кто работает до пота.
Подвижный характер, неумение, как говорится, сидеть на месте помогали Скоблеву в краткие сроки отрабатывать версии. Вот и сейчас хождение по комиссионкам могло обернуться потерей целого дня. Но версию эту отрабатывать было необходимо. Комиссионные магазины тянули к себе преступников, как медведей пасека. Вольно или невольно, иногда по своим, а чаще по подложным документам они сдавали незаконно добытое.
Удача не обошла стороной Скоблева и на этот раз. Зайдя в пятый магазин, он среди сотен квитанций нашел, пожалуй, нужную. Некто Лыч Николай Степанович, 1950 года рождения, сдал на комиссию швейцарские золотые часы с рубинами. Эти-то рубины и заинтересовали Скоблева. Не те ли это часы, о которых вскользь упоминал Горовской, давая показания Смолину? Скоблев изъял квитанцию и обратился за разъяснениями к приемщице.
— Какой-то суетливый парень их сдавал, — сказала та. — Да, видимо, выпил накануне крепко. Руки тряслись.
Почувствовав на себе укоризненный взгляд Скоблева, приемщица стала оправдываться.
— Я ему отказала сначала. Но он мне сказал, что это часы жены, которая год назад умерла. Сейчас к нему стала ходить другая женщина. Она уже на часы глаз положила. Так и сказал: «Глаз положила». А он не хочет женины вещи отдавать ей. Вот и решил продать часы. В общем, уговорил меня.
Наложив арест на часы, Скоблев попросил оставить его на несколько минут одного в кабинете. Ему нужно было позвонить в управление. Скоблев мало надеялся на то, что Лыч окажется нужным человеком. Уж слишком неосторожно действовал он. Хотя именно так ведут себя пьянчужки. Алкоголики живут сегодняшним днем. Только сегодняшним. Поэтому и совершают много необдуманных поступков.
— Ну как, составил список завсегдатаев медвытрезвителя? — спросил Скоблев, связавшись по телефону с Сергеевым. Услышав: «Так точно», продолжил: — Взгляни в него. Нет ли там гражданина Лыча Николая Степановича?
— Есть. Лыч Николай Степанович, 1950 года рождения, проживает по адресу… — через минуту ответил Сергеев.
— Он часы с рубинчиками сдал на комиссию, — сказал Скоблев. — Они могли принадлежать Таисии Тельновой. В общем, надо срочно заняться Лычом. Я буду в управлении часа через два.
— Понял, все понял. Какие будут еще указания, товарищ капитан?
— Пока все.
…Когда Скоблев приехал в управление, то первым делом зашел к Сергееву.
— Только что вернулся, — вставая, сказал Сергеев. Его губы растянулись в виноватой улыбке. — Нет Лыча дома. Вот уже три дня нет. Мать говорит — загулял.
— Фотографию взял?
— Да, уже готовится для размножения. Этот Лыч каждый месяц в вытрезвитель попадает. Вот только апрель пропустил.
— Что ж так?
— Пока неизвестно, — ответил Сергеев. — Завтра постараюсь выяснить.
— Утром совещание у прокурора, — сказал Скоблев, — неделя прошла, а в деле ясности нет.
— Втык будем получать?
— Ну, а как же. За начальством не заржавеет, — ответил Скоблев. Он задумался, а потом добавил: — Ты, вот что, Михаил, съезди еще раз к матери Лыча. Расспроси поподробней ее о сыне. Да еще с участковым потолкуй. И на будущее имей в виду, что лучше во время первой беседы с человеком собрать о нем максимально полную информацию. Вот ты взял у матери Лыча фотографию сына. Это правильно. А узнал ли ты у нее, был ли он женат, есть ли у него дети, чем занимался в воскресенье?
— Она на головную боль жаловалась.
— Чувствительность дело хорошее, — сказал Скоблев. — Но сыщик не должен откладывать на завтра, что нужно сделать сегодня. Если что-либо существенное узнаешь, звони мне домой. Пойду готовиться к отчету.
Сергеев позвонил в двенадцатом часу ночи.
— В апреле Лыч не мог попасть в медвытрезвитель, — услышал Скоблев. — Он находился в наркологическом диспансере на излечении. По третьему кругу пошел.
— Видишь, какую богатую личность мы раскопали, — сказал Скоблев. — Искать его надо. О дружках-приятелях узнал?
— Так точно. Участковый помог. Назвал несколько фамилий.
— Ну-ка, назови их.
— Ковришин Григорий, живет на Фруктовой, дом 15, квартира 3. Хрунов Михаил. Его адрес — Выставочная, дом 78, квартира 27.
— Хрунова знаю, — перебил его Скоблев. — Алкоголик. Трус и слабак. Года три назад у него в квартире мешок барахла ворованного нашли, но на убийство он не способен. Все?
— Нет, есть еще Арсин Лев Семенович. Когда-то был хорошим портным. Спился после того, как жена ушла от него. Участковый считает, что мог пригреть Лыча. Живет на улице Круговой, дом 2. Я прошелся около его дома, вроде тихо.
— А могли вечером вместе заглянуть, если бы ты сразу эту информацию собрал, — поучительно сказал Скоблев. — Сейчас уже поздно. После одиннадцати часов вечера нельзя беспокоить граждан. Ну да ладно. Иди отдыхай. Утро вечера мудренее.
В ПРОСТОРНОМ кабинете прокурора города собрались все, кто был причастен к расследованию убийства Тельновой. Докладывал Смолин. Он закончил свой доклад словами:
— Оперативно-следственная группа делает все возможное для раскрытия преступления. К сожалению, должного результата пока нет.
Смолин закрыл папку, но с трибуны не сошел. Ждал вопросов. Вместо этого услышал реплику прокурора:
— Одного оптимизма, Александр Иванович, мало для поимки преступников. Скоблев, вы такой же оптимист?
— Так точно, товарищ прокурор, — отчеканил Скоблев.
— Лихие вы ребята, — сказал Иван Иванович, — только забываете, что уже неделя прошла. Как чувствует себя Павел Кузьмич Тельнов?
— На поправку пошел, — ответил Смолин.
— Выздоровеет, начнет жалобы писать, — заметил Михеев, начальник отдела уголовного розыска. Он внимательно слушал Смолина и делал в блокноте какие-то пометки. — И поделом. Вы мало с ним работаете. Следствие лишь поверхностные данные имеет о пострадавшем. Это не годится.