Изменить стиль страницы

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Дымные багровые отсветы плывут по небу. Грохот недалекого боя сливается с медью оркестра. На зеленом взгорье — полковые музыканты. Тревожно звенит труба. Выбегает худощавый смуглый  ю н о ш а  в буденовке, кавалерийской шинели, с винтовкой в руках. Кричит: «Музыканты, в цепь!» И вдруг удивленно вглядывается в лица зрителей. Замирает грохот боя, рассеиваются багряные сполохи в небе, и, словно помогая юноше увидеть будущее, медленно зажигаются огни в зрительном зале.

О с т р о в с к и й. Какие вы все красивые… молодые… Как хорошо одеты… Девчата, вы не боитесь сломать ноги на таких каблучках? Какие на вас ослепительные рубахи, парни! Как у Ллойд Джорджа!.. Почему вы так спокойны? Вы не видите? Идет бой! Набухает кровью земля, горят пожарища, замертво падают замечательные хлопцы… Почему вы такие спокойные? Вам не за что драться? Неужели покончено со злом на земле? А?!

И вновь сигналом атаки захлебнулась труба, загрохотал бой, заметались по небу багровые дымы. Близкий разрыв снаряда. Островский покачнулся. Выронил винтовку. Схватился руками за голову.

А-а-а?!

Медленно меркнет свет в зале. До полной темноты. Затем высвечивается белый больничный стол. За ним — п р о ф е с с о р, рядом ординатор госпиталя — З и н а и д а  В а с и л ь е в н а.

З и н а и д а  В а с и л ь е в н а (читает). «Красноармеец Островский, Николай Алексеевич. Поступил двадцать второго августа тысяча девятьсот двадцатого года. Проникающее ранение с кровоизлиянием в правый глаз. Выписывается в распоряжение медкомиссии окрздрава».

П р о ф е с с о р. Глаз удален?

З и н а и д а  В а с и л ь е в н а. Оставили. Жалко было уродовать парня. Но зрение потеряно. (Помолчав.) Такой молодой…

П р о ф е с с о р (листая историю болезни). Война.

З и н а и д а  В а с и л ь е в н а. Во время операции ни разу не вскрикнул. Я спросила: откуда такая сила воли? Ответил: читайте «Овода». У нас в госпитале говорят: «Если Островский стонет, значит без сознания».

П р о ф е с с о р (рассматривая на просвет рентгеновский снимок). М-да… Пригласите.

Зинаида Васильевна выходит и тут же возвращается с  О с т р о в с к и м. Голова его забинтована. Поверх гимнастерки накинут больничный халат.

О с т р о в с к и й. Красноармеец Островский.

П р о ф е с с о р (все еще рассматривая снимок). Угу… Садитесь… Спина беспокоит?

О с т р о в с к и й. Спина?.. Вы меня с кем-то спутали, профессор! У меня вот… (Прикладывает ладонь к повязке на голове.)

П р о ф е с с о р. Я спрашиваю: боли в позвоночнике есть?

О с т р о в с к и й. Нет.

П р о ф е с с о р. И не было? Припомните.

О с т р о в с к и й. Слушайте! У вас что здесь, контрразведка? «Не была ли сумасшедшей ваша бабушка, не болел ли ревматизмом ваш прадедушка?» А может, он чем похуже болел: я его в глаза не видел!

П р о ф е с с о р (невозмутимо). Когда были контужены в позвоночник?

О с т р о в с к и й. Какая там контузия?! Трехдюймовка по шоссе ковырнула, а меня сзади — камнем. Чепуховина!

П р о ф е с с о р. Врачам показывались?

О с т р о в с к и й. Еще чего!.. Отлежался два часа — и на коня!

П р о ф е с с о р (хмуро). Так… Жалобы есть?

О с т р о в с к и й. Есть.

П р о ф е с с о р. Слушаю.

О с т р о в с к и й. Почему правый глаз ослеп? Лучше бы левый, стрелять удобней!

П р о ф е с с о р. А если серьезно?

О с т р о в с к и й. Может, операцию какую-нибудь? А, профессор? Я любую выдержу. Лишь бы глаз видел!

П р о ф е с с о р. Вряд ли поможет, голубчик. И рискованно. (Показывает Зинаиде Васильевне снимок.) Меня беспокоит вот это… Положу-ка я вас к себе в клинику…

О с т р о в с к и й (почти грубо). В какую еще клинику? Хватит! Належался!

З и н а и д а  В а с и л ь е в н а. Коля!

О с т р о в с к и й. Да не болит у меня ничего! Здоровый я! Мне в полк нужно!

П р о ф е с с о р. С армией придется проститься.

О с т р о в с к и й. Это почему?

П р о ф е с с о р (пожав плечами). Правый глаз.

О с т р о в с к и й. А я и с одним стрелять буду! Не могу я больше по госпиталям валяться! Давайте документы!

П р о ф е с с о р. Вот что… Если появятся боли в позвоночнике, немедленно ко мне! Слышите? Не-мед-лен-но! (Пишет на листке.) Вот адрес.

О с т р о в с к и й. Ладно.

З и н а и д а  В а с и л ь е в н а. Возьми, Коля. (Протягивает документы.)

О с т р о в с к и й (читает). «Увольняется в запас»… Рано меня в обоз списываете! Мы еще повоюем! До свиданья, Зинаида Васильевна. Спасибо!

З и н а и д а  В а с и л ь е в н а (грустно). За что?

О с т р о в с к и й. За то, что живым выпустили! (Выходит.)

Профессор и Зинаида Васильевна молча смотрят ему вслед. Возникают звуки баяна, далекая песня. Размахивая вещевым мешком, почти приплясывая, идет  О с т р о в с к и й. Он радуется солнцу, синему небу, зеленой траве, девичьим голосам. Весело подпевает песне: «Наш паровоз, вперед лети, в коммуне — остановка». И вот он уже под кумачовым плакатом во всю стену: «Даешь коммуну!» Посреди комнаты — продранный бильярдный стол. На нем — О к у н ь.

О к у н ь. Мать — крестьянка, отец — батрак. В комсомоле с девятнадцатого. Платформа — бей белых гадов до последнего! Прошу принять в коммуну.

Г о л о с а. Принять! Боевой парнишка! Знаем!

П а н к р а т о в. Следующий!

На бильярд взбирается  п а р е н ь  в  к о ж а н к е.

Т у ф т а. Владимир Туфта. Отец — рабочий, мать — по хозяйству.

Г о л о с. Какое хозяйство?

Т у ф т а. Два ухвата, два горшка! Не знаешь, что ли? В комсомоле с восемнадцатого. Бил панов и всякую другую контру! Демобилизован по ранению. Платформа — большевистская. Другой не признаю!

Г о л о с а. Принять! Наш парень! Знаем!

Туфта прыгает вниз. На его место вскакивает  О с т р о в с к и й.

О с т р о в с к и й. Островский. Николай. Год рождения…

П а н к р а т о в. Коля! Браточек!

Г о л о с а. Что с головой? Здорово, Коля! Отвоевался?

О с т р о в с к и й (покрывая шум голосов). Год рождения тысяча девятьсот четвертый. Кочегар, монтер, красноармеец.

Г о л о с а. Знаем! Чего там! Принять!

О с т р о в с к и й. Даю слово быть достойным имени коммунара! (Соскакивает с бильярда. Шумно здоровается с обступившими его парнями и девчатами в гимнастерках, красных платочках.)

П а н к р а т о в. Тихо! Товарищи коммунары и гости! Зачитываю устав соломенской коммуны. «Раздел первый. Опись имущества. Стол бильярдный — один. Он же — обеденный. Он же — для занятий. Он же — для спанья. Самовар — один. Кружек — семь».

О к у н ь. А баян?

П а н к р а т о в. Чужой.

Т у ф т а. Не густо.

П а н к р а т о в. «Раздел второй. Сапоги, гимнастерки, шинели, брюки, а также нижнее обмундирование впредь считается обобществленным. В личную собственность остается оружие».

Г о л о с а. Правильно!

П а н к р а т о в. Встать! (После паузы.) Я, коммунар, клянусь…

В с е. …я, коммунар, клянусь…

П а н к р а т о в. …делить с товарищем шинель и махорку…

В с е. …шинель и махорку…

П а н к р а т о в. …беду и удачу…

В с е. …беду и удачу…

П а н к р а т о в. …прикрыть своим телом от пули и вынести с поля боя…

В с е. …вынести с поля боя…

П а н к р а т о в. …считать себя мобилизованным до победы мировой революции…

В с е. …мировой революции…

П а н к р а т о в. Уважительной причиной для увольнения считать одну: смерть!

В с е. …смерть!

Т у ф т а (после паузы). Да здравствует мировая революция!

В с е (сурово и негромко). Ура!

П а н к р а т о в. А сейчас — банкет на сто персон! Кипяток — наш, сахарин — ваш! Музыка, туш!

Кто-то развернул мехи баяна. Д в а  п а р н я  внесли помятый самоварище. Водрузили его на бильярдный стол. Весело гремя кружками, все столпились вокруг.

О к у н ь (прихлебывая из кружки). Шинель пополам, это я понимаю. Махорку тоже. А если вдруг это… ну, девушку я полюбил…

П а н к р а т о в. Веди в коммуну — примем!

Ф а л и н. Я, например, и сам справлюсь!

О с т р о в с к и й. Брось, Фалин.

Ф а л и н. Гляди, братва! Монах объявился!

О к у н ь. Ну, приведу я ее в коммуну. Дальше как?

Ф а л и н. Маленький? Не знаешь? Когда пить захочешь — что делаешь?

О к у н ь. Воду пью.

Ф а л и н. Так и тут! Если ты сознательная пролетарка — удовлетвори мою потребность. Я тебе пожму руку, и разойдемся друзьями!

О к у н ь. А любовь как же?

Ф а л и н. Мещанский предрассудок!

О с т р о в с к и й. Ерунду городишь!

Ф а л и н. Литература есть по этому вопросу. Отстал ты, Островский.

О с т р о в с к и й. За тобой не угонишься!

О к у н ь (растерянно). Как же без любви, хлопцы? Это все-таки чувство…

Ф а л и н. «Чувство»! Канарейку еще потребуй, занавесочки кисейные!

О к у н ь (взорвавшись). Я тебе кто? Контра? Рвал белякам горло и рвать буду! Скажут, в Испанию или там в этот… Мадагаскар — первый пойду! (Помолчав.) Только без любви все равно нельзя… Как думаешь, Коля?

О с т р о в с к и й (задумчиво). Не просто это все… А насчет Испании ты здорово! (После паузы.) Позовут на помощь испанские братишки — и по коням, ребята! Марш, марш! (Негромко, для себя, напевает.)

Все подхватывают.

Там, вдали, за рекой, уж погасли огни,

В небе ясном заря догорала.

Сотня юных бойцов из буденновских войск

На разведку в поля поскакала.

Они ехали долго в ночной тишине

По широкой украинской степи…

Во время песни Фалин подсаживается к одной из девушек. Обняв за плечи, настойчиво нашептывает что-то на ухо.

П а н к р а т о в. Что приуныли? (Парню с баяном.) А ну, давай!..

П а р е н ь (торжественно). Па-де-спань!

Закружились по комнате пары.

Ф а л и н. Пройдемся для виду и потопали!

Д е в у ш к а. Куда?

Ф а л и н. У меня дружок есть с комнатой.

Д е в у ш к а. Не пойду я.

Ф а л и н (грубо обнимая ее). Пойдешь!

Д е в у ш к а. Пусти!

Ф а л и н. Не пущу! Ты коммунарка или нет?

Д е в у ш к а. Ну, коммунарка…

Ф а л и н. Должна быть сознательной!

Д е в у ш к а (почти кричит). Пусти, слышишь?

О с т р о в с к и й (вдруг). Прекрати, Фалин!

Ф а л и н. Ты что суешься?

О с т р о в с к и й. Прекрати, говорю!

Обрывается музыка. Девушка, вырвавшись из рук Фалина, тихо всхлипывая, отходит в угол.

Ф а л и н. Завидно стало? Сам не прочь, да? Оголодал на фронте?

О с т р о в с к и й. Что?! Ах ты…

Рвет карман брюк, дергая запутавшуюся рукоятку нагана. Панкратов и Окунь бросаются к нему, хватают за руки.

П а н к р а т о в. Брось наган! Слышишь, Николай? Брось!

Ф а л и н. На партийном суде будешь отвечать! Как коммунист коммунисту!

О с т р о в с к и й. Это ты коммунист? Гнида! Гад!

Ф а л и н. Все слышали? Ну, запомни это, Островский!..

Темнота. Когда зажигается свет, мы видим  О с т р о в с к о г о, сидящего перед столом секретаря губкома — А к и м а. Чуть в стороне — Р и т а  Б о р и с о в и ч, черноволосая, тоненькая, в гимнастерке, с браунингом на широком ремне.