ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Скверик у заводского Дома культуры. Вспыхивает и гаснет реклама кинотеатра. В мерцающем свете смутно различается неуклюжая фигура, сидящая на скамье. Когда зажигаются фонари, мы видим, что это укрытые с головой одним плащом А н а т о л и й и Ш у р а.
Ш у р а (выглянув из-под плаща). Дождик прошел… Слышишь, Толя?
А н а т о л и й. Слышу. (Увлекает ее обратно.)
Ш у р а. Свет зажгли.
А н а т о л и й. Пусть!
Ш у р а (после паузы). Толька! А про тебя в газете все наврали!
А н а т о л и й. Это почему же?
Ш у р а. Написали, что ты маяк, а ты не светишься!
А н а т о л и й. Дурочка!
Ш у р а. Подожди, Толя… (Сбрасывает плащ, поправляет волосы.) Холодно как стало после дождя!
А н а т о л и й (закуривая). Осень…
Ш у р а (негромко).
Как мимолетна тень осенних ранних дней,
Как хочется сдержать их раннюю тревогу,
И этот желтый лист, упавший на дорогу,
И этот чистый день, исполненный теней…
А н а т о л и й. Это чье сочинение?
Ш у р а. Блока.
А н а т о л и й. Память у тебя дай боже! Со школы помнишь?
Ш у р а. Недавно выучила.
А н а т о л и й. К ноябрьским, что ли? Не подходит вроде.
Ш у р а. Для себя. (После паузы.) А ты и вправду не светишься.
А н а т о л и й. Что я, по-твоему, святой, чтобы светиться?
Ш у р а (не принимая шутки). В глазах иногда у людей свет бывает. Особенный какой-то. Лучатся глаза. А ты сытый, довольный, важный!
А н а т о л и й. Начинается! Ну, буду голодный ходить. Легче тебе станет?
Ш у р а. Да не про это я говорю! Не хотел ведь ты с бригадиров уходить. Если честно, не хотел?
А н а т о л и й. Ну, не хотел.
Ш у р а. Мы тебя заставили. Верно? А в газете тебя как героя расписали. «Отказался от денег, встал к станку, призывает последовать!»
А н а т о л и й. Что же мне, опровержение надо было написать?
Ш у р а. Пенки снимать не надо! Опять в президиумах сидишь, на слетах выступаешь: «Наш почин, практика, опыт!» Василий бы себе такого не позволил.
А н а т о л и й. Не все же такие железобетонные!
Ш у р а. Здорово ты в людях разбираешься. Железо в нем есть, это точно. А весь бетон у тебя остался.
А н а т о л и й. Спасибо!
Ш у р а. Пожалуйста!
А н а т о л и й (после паузы). Не понимаешь ты, Шурка… Думаешь, карьеру я делаю? А что на виду — так это для нас полезно.
Ш у р а. Что значит «полезно»?
А н а т о л и й. Ну, мало ли… Нам не по шестнадцать лет, чтобы в садиках сидеть.
Ш у р а. Неужели ты из-за этого? Врешь, Толька! Ну, тщеславный, покрасоваться любишь. Но чтоб так? Неужели ты можешь?
А н а т о л и й. Можешь, не можешь! Я человек или плакат нарисованный? Семью я хочу иметь, детей! Разрешает мне это моральный кодекс или нет?
Ш у р а. На здоровье!
А н а т о л и й. А ты?
Ш у р а. Что я?.. Не обо всем же вслух говорить можно…
А н а т о л и й. Дурак я, выходит, что сказал?
Ш у р а. Прямострунный ты.
А н а т о л и й. Это что же такое?
Ш у р а. Рояль такой есть. Звук у него неглубокий…
А н а т о л и й. Ну, знаешь! Сегодня я тебе рояль, завтра барабаном назовешь. Тебе, значит, квартира не нужна? Ты выше этого, да?
Ш у р а. А ты, пока квартиру не получил, горишь на общественной работе, а получишь — гори эта работа огнем!
А н а т о л и й. Я не за квартиру работаю!
Ш у р а. Выходит, что за квартиру. А такой ты мне не нужен!
А н а т о л и й. Погоди, Шура… Послушай!
Ш у р а. Не надо, Толя. Не могу я сейчас с тобой разговаривать. (Уходит.)
Анатолий бежит за ней. Появляется А л е к с е й. Он одет во все новое и от этого чувствует себя очень неловко. Старательно поддернув брюки, садится на скамью. Входят З и н а и м о р с к о й с т а р ш и н а в наглаженной форменке и ослепительных клешах.
С т а р ш и н а. Исключительно трудный был поход!
З и н а. В тропиках плавали?
С т а р ш и н а. Точно! В Бискайке пошвыряло будь здоров! Двух человек за борт смыло. Пришлось личную отвагу проявлять.
З и н а. В воду за ними бросились?
С т а р ш и н а. Не совсем точно. У нас имеются более совершенные средства.
З и н а. Какие же?
С т а р ш и н а. Военная тайна, Зиночка. Присягу давал!
А л е к с е й. Спасательный круг он кинул. А то еще плотики надувные есть.
З и н а (старшине). Правда?
С т а р ш и н а. Гражданин не в курсе. Салага еще!
А л е к с е й. Сам ты салага! Моряк — вся корма в ракушках!
Зина прыскает.
С т а р ш и н а. За такие слова можно и прогуляться!
А л е к с е й. Пошли!
З и н а. Еще чего! (Старшине.) Это Лешка Лапин. Из нашей бригады.
С т а р ш и н а. Тогда — дробь. Но исключительно по вашей просьбе, Зиночка!
А л е к с е й. Давай-давай, отчаливай!
З и н а. Васю не видел?
А л е к с е й. Нет. Я только что пришел. А что?
З и н а. Ничего. Спросить нельзя?
Зина и старшина уходят. Алексей вынимает коробку «Казбека», вскрывает ногтем большого пальца, закуривает, но тут же бросает папиросу, задыхаясь от кашля. К скамье подходит д я д я К о с т я. Он навеселе. Тяжело опустившись рядом с Алексеем, гулко бьет его кулаком по спине.
Д я д я К о с т я. Отпустило?
А л е к с е й (вытирая слезы). Ага…
Д я д я К о с т я. Грудь, что ли, застудил?
А л е к с е й. Папиросы непривычные…
Д я д я К о с т я. «Север» курить надо. На, держи… А ты чего тут сидишь? На танцы иди или в кино. Твое дело молодое!
А л е к с е й. Успею еще.
Д я д я К о с т я. А я себе разрешил. По случаю укороченного рабочего дня и вообще. Заметно?
А л е к с е й. Не очень. По запаху только.
Д я д я К о с т я. А ты не нюхай. Я тебе не цветок. Целая проблема человечества — в субботу водки выпить! В магазинах — один сироп малиновый. Хорошо, у меня банщик знакомый — всегда литровочку держит для друзей.
А л е к с е й. Бесплатно угощает?
Д я д я К о с т я. Что он, убогий какой? Дерет, конечно, сукин сын, с рабочего класса! А с другой стороны, куда податься? Все шалманы на пирожки перевели. Закуски много, а выпить нечего. А у него тепло, радио играет…
А л е к с е й. В ресторан бы пошли.
Д я д я К о с т я. Не любитель я по ресторанам ходить. Мне после выпивки душевный разговор подавай. А там с кем поговоришь? Одни молокососы, под иностранцев переодетые, да интеллигенты с чужими женами.
А л е к с е й. Дома бы выпили.
Д я д я К о с т я. Дома не тот интерес. Раньше, случалось, выпивал. Было такое дело. А теперь не могу. С души воротит. А все почему? Бабы заедают! У них один разговор: деньги, деньги, деньги! За сколько ягода пошла, почем картошка на рынке. И все им мало! Лишнюю сотку земли отхвати, клетушку для поросенка поставь, веранду пристрой! Сказку про рыбака и рыбку слыхал? Я этот рыбак и есть! А рыбка золотая — вот она, руки мои. Я знаешь на работу какой жадный? И плотничать, и малярить, и по садоводству разбираюсь… А они умелость мою в оборот пускают! (После долгой паузы.) А я не противлюсь. Пошумлю-пошумлю, и деньги с ними считать сажусь. Намусоленные, к пальцам липнут… А я все равно считаю, и радость во мне шевелится, что много их. Вот какие дела, парень! Собственными руками достоинство свое рабочее хороню. Думаешь, жадный я? (Лезет в карман.) На десятку!
А л е к с е й. Зачем? Не надо мне.
Д я д я К о с т я. Бери, если дают! Мало тебе? На еще! Да бери, чудак… Двести рублей по-старому. Не валяются!
А л е к с е й. Не возьму.
Д я д я К о с т я. Ну и правильно! Плюй на них, пока плюется! Не в деньгах счастье. Вот… Четушку домой несу. Думаешь, выпить еще охота? Ничего подобного! Тещу позлить хочу. Приду и выставлю на стол. И закуску потребую. Страсть она не любит, когда я на водку трачусь. Брагу дома варит. А я — на тебе!
А л е к с е й. «Казбек» еще мой возьмите. А мне «Севера» штук пяток оставьте.
Д я д я К о с т я. Давай. Ох и взовьется она от «Казбека»! Это ты здорово учудил. Спасибо! Возьми десятку, а?
А л е к с е й. Да у меня свои деньги есть, дядя Костя.
Д я д я К о с т я. Ну и ладно. Ты парень настоящий. Наш парень. Сделал дядя Костя из тебя токаря или нет?
А л е к с е й. Развозит вас на чистом воздухе…
Д я д я К о с т я. Все правильно говоришь! (Шарит по карманам.) Вот! (Вынимает резцы.) Моей работы инструмент! Видал закалочку? При любой подаче крошиться не будут! Владей и пользуйся.
А л е к с е й. Спасибо.
Д я д я К о с т я. Будь здоров, не кашляй… Как я сейчас ей «Казбек» на стол шваркну, вот потеха будет! (Уходит.)
Алексей смотрит на часы, вскакивает, беспокойно оглядывается по сторонам. Вот он кого-то увидел, рванулся в ту сторону, но остановился и медленно вернулся к скамье. В Доме культуры распахнули окна, и тишина вечера наполнилась звуками музыки, шарканьем ног, веселыми голосами. Со ступенек подъезда спустился с т а р ш и н а. Вытер лоб платком. Закурил. За ним появился паренек в берете. Это Н ы р к о в, которого мы видели выходящим из ворот колонии. Увидев Алексея, он остановился и удивленно присвистнул.
Н ы р к о в. Лапа! Ты, что ли?
А л е к с е й. А-а, Нырок! Ты что в наших краях делаешь?
Н ы р к о в. Девуля знакомая на танцы пригласила, а дружинники не пустили. Водкой, говорят, пахнет. Совсем дошли. Ты тут с одним бухариком толковал. Где он?
А л е к с е й. А тебе зачем?
Н ы р к о в. У него денег полные карманы. Сделать его надо.
А л е к с е й. Я тебе сделаю! Наш это. С завода.
Н ы р к о в. Ну и что?
А л е к с е й. А то! (Вынимает резцы.) Видал?
Старшина подходит ближе, слушает.
Н ы р к о в. Уникальный инструмент! Он, что ли, передал?
А л е к с е й. Ага…
Н ы р к о в. На пару, значит, работаете?
А л е к с е й. Ну да! В одной бригаде.
Н ы р к о в. Старик-то ушлый, оказывается! Почем толкаете?
Старшина осторожно уходит.
А л е к с е й. Дурак ты! (Увидев кого-то за спиной Ныркова.) Вали отсюда!
Н ы р к о в. Ты, я смотрю, больно умный стал!
А л е к с е й. Вали, говорю, быстро!
Н ы р к о в. Мы еще повидаемся!
А л е к с е й. Давай-давай!
Нырков уходит. Алексей стоит у скамьи, крепко схватившись за спинку. Видно, что он очень волнуется. Входит Л е л я. На ней широкая пестрая юбка, свитер, туфельки на шпильках. Ей очень идет небрежная прическа и чуть подкрашенные губы.
(С трудом.) Здравствуй, Лель…
Леля молчит, жадно вглядывается в лицо Алексея.
Л е л я. Похудел как…
А л е к с е й. Ничего, поправлюсь.
Л е л я. Когда приехал?
А л е к с е й. Порядочно уже.
Л е л я. И не позвонил?
А л е к с е й. Я думал, ты знаться со мной не захочешь.
Л е л я. Поэтому и на письма не отвечал?
А л е к с е й. А зачем я тебе такой? Меченый. Ты и писала-то так, из жалости. Благородный поступок совершала!
Л е л я. Дурак ты, Лешка! (Отворачивается.)
А л е к с е й. Ты чего, Лель?