Через полчаса собираем все, что удалось выловить, и все, что выбросило назад море. Что будем делать дальше? Попробуем еще раз или будем ждать, пока утихнут накаты? Решаем единогласно - выходить!

Вторая попытка закончилась молниеносно. Не успели мы загрузить лодку и наполовину, как нас накрыло и выбросило на берег с такой силой, что сразу стало ясно - надо ждать.

...Самое неприятное занятие, как известно, ждать да догонять. Особенно, если нечего есть. Далеко от лагеря не отойдешь - вдруг как раз в это время море успокоится, а пока дойдем, погода снова испортится. Изучаем обнажения вблизи от лагеря, ищем окаменелости, делаем недалекие маршруты.

Окрестности лагеря были буквально битком набиты медведями, но с охотой нам не везло. То встретишь мишку уже в темноте, то бежишь наперерез одному, натыкаешься на другого, стреляешь уже вдогонку и спугиваешь еще трех, которые спали неподалеку. Все пять уходят невредимыми, унося в своей шкуре по нескольку центнеров медвежатины, а в меню - по-прежнему одна вода.

Сначала мы настреляли было уток, но на следующий день нас обокрали вороны. Вместе с утками пропали Женькины носки, которые, как он уверял, сушились у костра. Правда, потом оказалось, что вороны здесь ни при чем, а носки лежат в Женькином рюкзаке, но нас это мало утешило.

Целыми днями пропадаем мы на обнажениях, а вечером снова возвращаемся к своей стартовой площадке. Море не успокаивается. Разводим костер, садимся вокруг, греемся, сушимся. Интересно, когда утихнут накаты? Еще день-два, и надо рисковать. Или пытаться прорваться или выделить день на охоту. И снова сидим мы у костра, уткнув носы в коленки... Никто не двигается... Пахнет паленым. Это горит Женькина портянка. Ему нужно только протянуть руку и снять ее...

— Женька!

Женька слегка шевелится.

— Чего?

— Портянка горит!

Сонный голос:

— ...Я вижу... - Женька говорит медленно и неохотно. - ...Все равно, она дальше половины не сгорит... там она еще сырая...

— Ты что? Давай снимай!

Женька с тяжелым вздохом встает, затаптывает тлеющую портянку и - уж все равно встал - идет за дровами.

Днем все чаще на нас нападает полусонное созерцательное настроение. Мы молча сидим рядом и смотрим вокруг. Уже осень. Желтые листья, сухая трава, на ручейках и лужицах до полудня не тает ледок. Сухие листья почти непрерывно шуршат. Это мыши. Их очень много. Серые, кругленькие, они как колобочки, катаются туда и сюда, очень торопливо и очень деловито. Они любят купаться. С разбегу бултыхается мышка в ручей и прямо под водой переплывает его. Иногда на другом берегу она попадает под лед и как очумелая бросается назад. Наверное, уже не хватает воздуха. Внезапно все шорохи затихают, остается только один, быстрый, короткий и часто прерывающийся, как азбука Морзе. Из кустов показывается острая мордочка с живыми черными глазенками - соболь. Все мыши попрятались, но он не отчаивается, - уж он-то себе мяса на обед добудет!

Мы заворачиваем образцы в старые отчетные документы поселковой столовой, найденные нами случайно, и мечтаем о еде. Конечно, меню захолустной столовой это не описание обеда у петербургского губернатора, но все-таки...

— Двадцать первого мая сорок восьмого года у них осталось сто пятьдесят три порции щей, а чаю - двести порций.

— Да ну, что это за щи. Посмотри раскладку, - Женька протягивает мне бухгалтерскую ведомость, - капуста - пятьдесят грамм, сало лярд - пять грамм, соль - пять грамм. У наших соседей собака и та не стала бы такие щи есть. Она мясо и то сначала понюхает, носом покрутит, а потом уж жрет.

Нет, не было мяса в меню рабочих рыбокомбината в сорок восьмом году. Весь архив перекопали, а мяса не нашли. Только акт о забое лошади, и в раскладке блюд на следующие три дня значились "щи с мясом конским", да несколько обедов с мясом китовым.

— Тогда как же...- Женька вдруг задумывается и смотрит на меня широко раскрытыми глазами: - Как же они работали после таких щей? Моряки, шофера, грузчики... Если бы мы в поле так ели, то как же мы бы в маршруты ходили?

— Вот так и работали. А ты разве книжек не читал, не знал об этом?

— Так то книжки. А то... - Женька подержал в руке бумаги, - исторический документ. Вот это да. Как они жили...

На пятый день мы решили еще раз испытать судьбу. Попытка почти удалась. Мы миновали опасную границу, и нас не опрокинуло, не выбросило назад. Все вещи были на месте. Экипаж в полной боевой готовности нес вахту, а мотор только и ждал, чтобы завестись с полоборота. Но гребень волны, которую мы почти удачно форсировали, заплеснул в лодку полтонны воды, и теперь следующая волна, даже самая маленькая, неминуемо пустила бы нас ко дну. Мы не стали ждать следующей волны. Мы предпочли быть выброшенными на берег, а не идти ко дну, и все разом прыгнули за борт.

И снова надо было сидеть у моря и ждать погоды. Но теперь совершенно необходимо было добывать еду. Наутро мы снарядили за добычей целую экспедицию. По карте наметили место, где в устье реки была обозначена широкая тундра. Здесь обязательно должны пастись на ягоде медведи. Мы взяли рюкзак для мяса, ножи, чтобы разделывать тушу, брусок, чтобы точить ножи - осенью у мишки очень много сала, а на сале быстро тупится лезвие, взяли карабин и патроны. И все-таки одной важной детали мы не предусмотрели - мы не взяли веревку.

Медведя нашли неожиданно быстро. Еще не дошли до тундры, а уже увидели бурую спину. Мишка вел себя странно. Он слишком долго крутился на одном месте и не обращал на нас ни малейшего внимания, хотя ветер дул в его сторону. Охота была заранее обречена на неудачу - бессмысленно идти на зверя по ветру вдоль ровной песчаной полосы без единого бугорка и кустика. Но Стасик, как всякий начинающий охотник, был полон азарта и оптимизма. Он ловко набросил ремень карабина на локоть и пополз по-пластунски. Стасик полз долго и старательно, потом полежал, отдохнул, встал во весь рост, подошел к медведю почти вплотную, прицелился и... опустил карабин. Подошел еще на несколько шагов, зашел с одной стороны, с другой, и, наконец, выстрелил. Мишка вскочил и бодро припустился в кусты. По понурой позе Стасика и без объяснений было понятно - мимо!

Подойдя ближе, мы поняли причину загадочного поведения медведя. На пляже валялся огромный кашалот. Хвост морского чудовища замыло песком, из полуоткрытой пасти торчали острые конические зубы, черная туша в нескольких местах была прогрызана и из-под кожи и мяса белели широкие ребра, изогнутые, как шпангоуты корабля. Всюду бросались в глаза остатки медвежьего пира - разбросанные куски мяса, дыры в боках - целые туннели, ведущие в глубь туши.

— Никак не пойму, как это я мог промазать. Так близко было. И целился спокойно, он голову туда внутрь засунул до самых плеч, можно было прямо стволом в него упереться и стрелять. Эх, надо бы еще ближе подойти...

— Бывает, Стасик, бывает. Однажды наши ребята вот так же стреляли медведя около кита, а он, вместо того, чтобы бежать, раз - и внутрь! Они стали стрелять в дыру, а оттуда вдруг... кто бы, ты думал? Три медведя, один за другим, с ревом, и в кусты!

Пока мы осматривали кашалота, Стасик решил взять зуб на память о неудачной охоте и принялся орудовать в пасти ножом, прикладом, то и дело помогая себе каблуками. Нет, не о такой добыче мечтал он! Выломав зуб, Стасик старательно упаковал его в траву, бумагу, чтобы от его сувенира не пропахли чужие вещи, - запах от зуба был не слабее, чем от самого кашалота.

— Пойти, посмотреть, что ли, следы. Может, кровь есть? - без особой надежды в голосе произнес охотник. Он прошел несколько шагов, завернул за куст и вдруг оттуда мы услышали истошный вопль:

— Сюда! Скорей!

За кустом мертвее мертвого лежал здоровенный медведь. Рядом в диком ажиотаже приплясывал и размахивал карабином Стасик.

— Я же знал... я не мог промахнуться. Разве можно было промахнуться, ну, вот как до тебя... Только почему он так бежал... ведь как на скачках бежал, - бессвязно бормотал Стасик.

Взяли мы мяса на три дня. Дольше все равно не сохранишь без снега, да и не собирались мы оставаться долго. Остальное завернули в шкуру и спустили в речку. Чтобы не унесло течением, решили привязать шкуру к дереву. Но веревки ни у кого не нашлось, хотя все уже привыкли таскать в карманах на всякий случай проволочки, ремешки, нитки, гвоздики, веревочки и другие мелочи. Удалось разыскать только кусочек ненадежного шпагата. Этим шпагатом мы и привязали тушу. И ушли.

За три дня мы съели все мясо. Еще раз попытались прорваться через накаты. И снова неудача. Пришлось идти за оставленной в реке тушей. Но вместо туши нас ожидал только обрывок шпагата на дереве. И ныряли мы, и шарили в речке ниже течения - результата никакого.

Медведи больше не попадались. Надо было придумывать что-то другое...

Сколько легенд ходит об отливной полосе! Многие геологи рассказывают примерно одну и ту же историю: работали на побережье, продукты кончились, все уже едва ходили от голода, и вдруг...

— Прямо на отливной полосе лежит бочка со спиртом!

А уж про менее дефицитные продукты, вплоть до шоколада, и говорить нечего! В ящиках, в банках, в коробках, совершенно свежие, чуть ли не голубой ленточкой перевязанные.

— Что же, другие находят, а мы чем хуже?

Впрочем, Коля однажды тоже находил. Целый бочонок селедки. Правда, я при этом не присутствовал, но некоторые соображения заставили меня поверить: во-первых, Коля не врет (в большинстве случаев), во-вторых, бочка была не с обычным для таких историй спиртом, а с селедкой, причем не самой свежей, а всего-навсего "...есть было можно", ну, и в-третьих, а почему бы и нет?

Решили и мы попытать счастья. Идем по берегу, и вдруг... прямо на отливной полосе лежит бочка! Нет-нет, не со спиртом, в ту я и сам не очень верю. А с чем бы вы думали? Ни за что не угадаете!