И все же, когда городской оркестр собирался провести в Доме культуры, в новом зале, цикл концертов, муниципалитет распорядился перенести его в другое место.

Оркестранты столицы были предупреждены: если они выступят в «коммунистическом» зале, то не получат потом в аренду других помещений. Пресса замалчивала и историю строительства, и те лекции, которые читались, и те концерты, которые давались в новом Доме. Эта «блокада» была своеобразным проявлением классовой борьбы.

Но когда на симфоническом концерте солистом выступил скрипач Давид Ойстрах, зал на 1500 мест оказался маленьким.

Большая часть любителей музыки и простых рабочих осталась за дверьми.

Мнение критиков, независимо от политического направления, было единым: «Зал и музыка вместе рождали слитное, несравнимое эстетическое наслаждение».

— Хоть раз мнения публики, критики, артистов и технического персонала сошлись, — улыбаясь, сказал мне Ээро Хаутаярви.

Заговор молчания был нарушен, блокада прорвана.

Рабочая же молодежь и до этого, еще среди неубранных строительных лесов, отыскивала вход в кинотеатр и охотно посещала танцы, устраиваемые в концертном зале.

Правая пресса до сих пор не перестает брюзжать: мол, недостойно в концертных залах устраивать танцы. Но если кое-кто из ревнителей «чистой музыки» и искренен в этих упреках, то для большинства подобных «критиков» это одна из форм влияния на молодежь.

В Рабочих домах культуры, возникших, подобно хельсинкскому, как народные стройки, я побывал и в других городах — на севере страны в Кеми, в сердце ее — в Куопио.

В этих зданиях помещаются комитеты массовых демократических организаций, отделения общества «Финляндия — СССР», кинотеатры.

Я внимательно осматривал прекрасно оборудованные театрально-концертные и спортивные залы — о своеобразном архитектурном решении каждого из них можно сказать не мало. Следовало бы написать и историю каждого такого дома, сооруженного на средства рабочих, руками добровольцев.

В Финляндии и в старое время Рабочие дома также строились на средства трудящихся. После поражения революции 1918 года, после того как и коммунистическая, а вслед за ней рабочая социалистическая партия были загнаны в подполье, этими домами полностью завладели социал-демократы, руководимые Таннером. Когда после войны из подполья вышла боевая партия рабочего класса, дома эти уже были закреплены за социал-демократами.

И вот теперь у сил, объединяемых Демократическим союзом народа Финляндии, появились свои Рабочие дома.

— Они являются как бы архитектурным оформлением раскола рабочего класса! — шутя сказал я директору нового Рабочего дома в Коми.

— Да, но наши дома лучше, чем уже устаревшие дома социал-демократов. Это видят все. И это особенно злит их, — ответил он, показывая зрительный зал. — Я говорю так не из хвастовства, а потому, что действительно и архитектура и оборудование их домов — это вчерашний день архитектуры и техники. А наши — сегодняшний и завтрашний день. Впрочем, разве это не закономерно! Архитектурное отражение процесса, происходящего в жизни, — улыбнулся директор.

В Куопио Рабочий дом также облицован металлом, но нисколько не похож на Дом культуры в Хельсинки. Мне там незаслуженно вручили нагрудный значок «три кирпичика», которым награждаются люди, бесплатно проработавшие на стройке сто часов. И хоть закончена была только первая очередь стройки, Дом уже работал с полной нагрузкой. В нижнем, полуподвальном этаже, откладывая лист за листом, машина печатала завтрашний номер рабочей газеты, а наверху танцевали.

Танцующих пар набралось столько, что прекращена была продажа билетов.

На танцах были девушки в нарядных, модных платьях-мешках и в платьях попроще. По-разному одеты и их кавалеры — молодые солдаты и лесорубы, железнодорожники и школьники старших классов. Было немного душно, но весело, и, когда оркестр кончал играть, все дружно хлопали в ладоши, требуя продлить танец. Танцевали и новомодный калипсо, и старинные вальсы, польки, танго. И в общей толчее трудно разглядеть, какая пара танцует лучше. Одно бесспорно: здесь так же, как и в Оулу, и в Кеми, в Рованиэми, танцевали серьезно и деловито.

Да что говорить, это действительно было серьезное дело: ведь, кроме всего прочего, они «оттанцовывали» свой Дом культуры. Большая часть выручки за танцы шла на погашение кредита, полученного на постройку этого Дома, этого зала для танцев, этих комнат для работы кружков. Чем больше будет танцевать молодежь, тем скорее освободит свой Дом культуры от долгов.

Большой зрительный зал Дома культуры был украшен молодыми соснами, прикрепленными под шатровым потолком на деревянных брусьях стропил.

Со столичным Домом культуры его роднил способ организации строительства. Ни одного платного рабочего на стройке.

В трех километрах от нынешнего Дома культуры стоял солдатский немецкий барак, который и разобрали для стройки. Он весь, по бревнышку, был перенесен на новое место на плечах добровольцев.

Когда я вошел в переполненный молодежью зал, концерт был в полном разгаре.

Несколько девушек на сцене пели и танцевали.

Они побывали в Москве на фестивале и там у своих новообретенных подруг-китаянок выучились танцу китайских девушек с веерами, который с таким жаром сейчас принимала аудитория.

Узнав о том, что среди них есть советский гость, зрители дружно спели специально для гостя народную финскую песню:

— Наш дом тоже построен на скале, — шепнула «приставленная» ко мне школьница-старшеклассница, владеющая русским языком.

Потом выступала «бригада» — пять парней — грузчиков угля из Хельсинкского порта. Они с редкой непосредственностью и талантом разыгрывали комические сценки, пародии и песенки, имевшие большой успех. В заключение хельсинкские грузчики спели песню о том, как строили рабочие свой Дом культуры. Это была веселая, «духоподъемная» песня на всем известный народный мотив со словами, сочиненными ими самими. Они исполняли ее так выразительно, сопровождая пение игрой, мимикой, что и человеку, не знающему финского языка, ясны были все перипетии стройки. Песню эту слушатели приняли с энтузиазмом.

Еще бы, ведь она была сложена о них самих.

Я возвращался домой. У дороги толпились заснеженные сосны, и, переживая волнения дня, я думал о благородном народе-строителе. У него нелегкая жизнь, но силы и энергия неисчерпаемы.