Изменить стиль страницы

Все это так, но вместе с тем встает вопрос: как следует оценить значение аграрных преобразований, осуществленных Хидэёси? Каковы их объективные показатели и социальные последствия? В какой мере они повлияли на социально-экономическое развитие страны?

Надо сказать, что у японских исследователей нет единой точки зрения по этим и другим вопросам. Очевидно, однозначного подхода и не может быть, учитывая сложный и противоречивый характер как самой личности Хидэёси, так и своеобразие его эпохи. Но в одном, пожалуй, сходятся все авторы: аграрная политика Хидэёси имела своим результатом полную и окончательную ликвидацию старой феодально-поместной системы среднего и мелкого землевладения (сёэн), которая в ходе непрерывных феодальных войн пришла к упадку и разорению и на ее развалинах шло становление новой формы феодальных отношений, утвердившейся на основе создания крупных княжеств-даймиатов: в руках нескольких десятков богатейших феодальных домов были сконцентрированы огромные земельные массивы. Крупные феодалы, владельцы огромных территорий, опираясь на военную силу и поддержку новых правителей страны, стали повсеместно разрушать поместья сёэн, непосредственно подчиняя себе крестьян и прибирая к рукам все доходы от их эксплуатации. Собственно говоря, появление и укрепление крупных феодальных княжеств означали разорение и разрушение вотчинной системы мелких и средних поместий (сёэн). В результате аграрной реформы Хидэёси исчезли даже прежние наименования, указывавшие на принадлежность земли или крестьянского поселения к сёэн[415].

Что касается оценки аграрной политики Хидэёси, ее целей и социальных последствий, то в работах японских историков на эту тему довольно четко прослеживаются два подхода. Одни из них делают упор в основном на экономическом аспекте аграрных преобразований, другие подчеркивают главным образом их социальную сторону. Некоторые, в основном довоенные, авторы оценивали земельную реформу Хидэёси главным образом с точки зрения укрепления феодальных отношений и насаждения таких порядков, которые просуществовали в Японии без каких-либо заметных изменений более двух с половиной веков. Как отмечает Ханами Сакуми, дом Токугава, который пришел на смену правлению Хидэёси, в основу своей феодальной политики положил систему земельных отношений, разработанную и внедренную Хидэёси; благодаря этому за 250 лет она в сути своей не претерпела никаких изменений[416].

Разумеется, политике феодального дома Токугава были свойственны определенные черты преемственности, которые сохраняли связь времен, особенно с периодом правления Ода Нобунага и Тоётоми Хидэёси. Однако насколько тесными и органичными были эти связи, настолько и разнились эти режимы если не по коренным принципам отношения к феодальным порядкам, как таковым, то по крайней мере по многим весьма существенным признакам политического и социально-экономического развития Японии.

Неправильно было бы идеализировать Хидэёси, противопоставлять его последующим правителям феодальной Японии, видеть в его деятельности, в данном случае в его аграрных преобразованиях, лишь позитивные стороны. Между тем такой именно подход характерен для ряда японских исследователей, особенно довоенного времени. Такаянаги Мицухиса, специально исследовавший аграрную политику Хидэёси, в частности его земельный кадастр, по существу, не находит никаких слабых сторон или отрицательных последствий этой политики. Он утверждает, что, «какой бы аспект этих преобразований мы ни взяли — введение ли нового тана как единицы земельной площади, когда были изменены старые порядки и землю стали измерять с помощью бамбуковой палки длиною немногим более 1 м и 90 см, или отмену старой системы и установление налога в пропорции: две части — казне, одна — крестьянину, или отказ от определения урожая в кан и переход повсеместно к единой системе оценки урожая в коку (кокудака) — все эти мероприятия, несомненно, представляли собой реформы выдающегося значения в системе земельных отношений, когда-либо прежде осуществляемые в Японии»[417]. В своей оценке аграрных преобразований Хидэёси автор идет еще дальше, заявляя, что Хидэёси, придавая исключительно большое значение земле как самому важному составному элементу экономической мощи государства, который в ту пору серьезно осложнял обстановку, разрешил вопрос о земле в масштабах всей страны. В этом автор усматривает историческую неизбежность и огромную значимость кэнти Хидэёси[418].

Значение аграрных преобразований, осуществленных Хидэёси, действительно велико, особенно если их рассматривать в контексте его политики объединения страны и создания единого централизованного японского государства. Но при этом нельзя не учитывать то, какими методами и средствами достигалась поставленная цель, а главное — то, что земельный вопрос, о котором говорит японский исследователь, решился главным образом в пользу крупных феодалов. На основании такого «решения» усиливалась феодальная эксплуатация крестьян, которые попали в еще более сильную феодальную зависимость. Можно ли вообще говорить о решении земельного вопроса, если в результате бремя феодального гнета не только не ослабло, но усилилось?

Не соглашаясь с теми, кто явно преувеличивает значение аграрных реформ Хидэёси, утверждая, будто они разрешили вопрос о земле, японский историк Мацуёси Садао, автор интересного исследования «Тоётоми Хидэёси и крестьянство», справедливо заметил, что в результате этих реформ выросли не земельные площади, а налоги с этих земель[419]. То, что аграрные преобразования, проведенные Хидэёси, кому-то кажутся решением земельного вопроса, продолжает автор, является всего лишь иллюзией. На самом же деле, отмечает он, главной целью кэнти Хидэёси было формально и фактически закрепить феодальную эксплуатацию японского крестьянства, держать его в беспрекословном повиновении и на этой основе утвердить свою верховную власть в стране[420]. Одним из показателей невыносимо тяжелого положения крестьянства было то, что бегство крестьян, выражавших в такой форме свой протест против аграрной политики феодалов, и Хидэёси в том числе, практически не прекращалось, хотя важной задачей кэнти было как раз прикрепление крестьян к земле и строжайшее запрещение всех видов бродяжничества.

Что же касается оценки аграрных реформ Хидэёси в более широком смысле, то Мацуёси Садао видит их историческое значение в том, в частности, что проведенное резкое разделение между воинами-самураями и крестьянами явилось необходимой предпосылкой, составной частью процесса перехода японского феодализма от средневековой формы к новой стадии его развития[421].

Вместе с тем некоторые исследователи склонны рассматривать аграрные реформы Хидэёси не как развитие японского феодализма, а скорее как шаг назад, как чуть ли не возвращение к натуральной системе ведения хозяйства. Такой вывод делается обычно на основании введения по всей стране системы кокудака (измерения урожая риса и вообще богатства в коку), которая вытеснила все другие существовавшие до того системы, в том числе денежную ренту (кандака). На этом основании они считают, что в стране была установлена «рисовая экономика» и что именно таким путем центральная власть стремилась «ограничить развитие товарно-денежных отношений и предотвратить разложение феодального строя»[422].

То, что система кокудака, по крайней мере внешне, представлялась как натуральная рента, еще ни о чем не говорит, тем более что феодалы, в том числе самураи, которым платили жалованье в виде так называемого рисового пайка, вполне свободно реализовали свой рис на внутреннем рынке, который в то время был уже достаточно развит и принимал общенациональные черты. Влиятельные купцы и ростовщики, обладавшие огромными денежными средствами, охотно и во все больших количествах скупали рис у феодалов, а затем перепродавали его, наживая немалые прибыли на этих товарно-денежных операциях. В то время, несомненно, происходило не свертывание товарно-денежных отношений, а их дальнейшее развитие и расцвет.

В этом смысле более убедительной представляется точка зрения тех японских историков, которые, как отмечал Е.М. Жуков, справедливо рассматривают период правления Ода Нобунага и Тоётоми Хидэёси как «рубеж, отделяющий средневековый период истории Японии от истории нового времени, проходящей уже под знаком постепенного вызревания буржуазных общественных отношений»[423].

Как отмечает японский историк Вакита Осаму, до введения системы кокудака доля риса в общем производстве сельскохозяйственных культур в Японии была не так уж велика. Земельный налог выплачивался различными сельскохозяйственными продуктами, но в основном соевыми бобами. Что же касается денежной формы, то в системе налогообложения она не превышала 20 %[424].

В послевоенные годы в японской историографии развернулась довольно острая дискуссия по вопросу о характере и социальных последствиях кэнти Хидэёси, в ходе которой выдвигались более широкие проблемы, касающиеся закономерностей и особенностей развития японского феодализма, классовой основы политической власти в стране в период правления Ода Нобунага и Тоётоми Хидэёси, социально-классовых противоречий той эпохи, особенностей генезиса капитализма в Японии и др. Многие японские историки, оценивая аграрные преобразования Хидэёси, особое внимание обращают на их социально-политические последствия и рассматривают эти реформы под углом зрения социальной эволюции японского общества. Иноуэ Киёси выделяет такой, например, момент, как значительное расширение и углубление классового расслоения японской деревни, охватившего уже в начале правления дома Токугава всю страну, процесса, основы которого были заложены кэнти Хидэёси[425]. Иначе говоря, аграрные преобразования Хидэёси в известном смысле можно рассматривать, с одной стороны, как меры, направленные на укрепление феодальной системы на базе крупных княжеских владений и на усиление эксплуатации крепостных крестьян, а с другой — как объективные предпосылки следующего за ними качественно более высокого уровня социально-экономического развития страны. Не случайно этот период японской истории (последняя четверть XVI столетия) все чаще оценивается как переходный этап, знаменовавший собой стабилизацию феодального государства, образование общенационального рынка, утверждение новой формы феодальных отношений, а вместе с этим и постепенного вызревания элементов или «кусочков» капиталистического развития Японии.