Чем дальше в лес…

Вышел из дома на улицу. Хорошо, морозец где-то градусов пятнадцать, за щеки не прихватывает, вот когда крещенские морозы придут, и под минус тридцать с ветерком завернет, вот тогда держись. Дорога возле нашего дома почищена от снега, а пешеходные места отделены от нее небольшим бруствером. Это я ввел такой порядок, сговорился специально для этого с Данилой, инвалидом с рождения, у него чего-то там с позвоночником, от того и ходит как-то перевесившись на один бок, бывший профессиональный нищий, между прочим. Думал, что человек испорчен своей профессией, оказалось нет, с удовольствием паперть покинул, и теперь не только снег чистит, за полкопейки в день, но и лошадиные 'яблоки' убирает. Последнее вызвало смех у соседних обитателей, снег они еще хоть как-то мне простили, а вот уборку навоза с проезжей части посчитали глупостью, мол, время еще на всякую ерунду тратить. Но как я уже не раз говорил, любому другому этого бы не простили, засмеяли бы напрочь, а мне как с гуся вода, к моим причудам привыкли, и никто всерьез не обращал на них внимания. Впрочем, смеяться смеялись, а гулянки устраивали почему-то в нашем околотке, все-таки тянуло народ к чистоте и порядку. Путь мой лежал к купцу Гандыбе и отправился я к нему в обход всей слободы. Зачем я делаю такой крюк? А вот здесь и появилась моя первая серьезная проблема, лицо я теперь в слободе, да и не только в слободе, довольно известное, а в силу своего возраста для всех доступное, вот и стали все меня замечать. Если отношение к другим мальцам обычное, их просто в упор не видят, то у меня все иначе, все за меня цепляются взглядом, поэтому приходится со всеми здороваться. А теперь представьте, что на моем пути, а он через всю слободу, встретится человек сорок, бывало и больше, и короткое 'Здрасти' здесь не катит. Представили? Замечательно, ну и кто сказал, что язык не отвалится? Не хотел, но видимо придется пересаживаться на коня или собственный выезд организовывать. К тому же когда наступит весна, пройти по улицам слободы не изгваздавшись в грязи по самые шапку просто не возможно, пешеходной части на улицах не предусмотрено, а конный движитель имеет четыре копыта, которые эту грязь на всех прохожих забрасывают.

Вот кстати, надо будет по весне, как снег на улице сойдет, нанять артельщиков деревянные тротуары с края дороги сладить, да и крупного песка с колотым гравием подсыпать, а то даже за пределы слободки без грязи на ушах не выбраться.

— Откуда у тебя это? — Гандыба с удивлением рассматривал три изящные чашки из фарфора с замысловатым цветным рисунком. — Никак кто в Китай тропу пробил.

Нет, не верят купцы в русский народ, совсем не верят. Как что хорошо сделано, так сразу заслугу либо немцам записывают, либо китайцам, а наш мастеровой Ванька даже в фантазии у них не всплывает, а зря, между прочим:

— Сладили в моей мастерской, в основном Иваном Степашиным, — сообщил я купцу, — мастеру двадцать два года отроду. Цветную глазурь подбирал китаец, а роспись сами сделали.

На самом деле Иван, имя которого я здесь засветил, потомственный гончар, и вся его заслуга пока состояла в изготовлении одной чашки из обычной глины, тут уж ничего не скажешь — мастер от Бога. А вот остальное делалось другими людьми, скрытно, втайне от всех. Даже печники не знали что именно обжигают в пеналах из белой глины, от них требовали только нужную температуру держать, да следить чтобы пеналы разогревались равномерно.

— Врешь! — Выпучил глаза купец. — Такой фарфор даже в Китае немалых денег стоит, а уж в Москве по весу золота пойдет.

— Не знаю, сколько там чего в Китае стоит, а сделано это у нас.

— Это, что же, столько лет здесь китаец прожил, а секрет фарфора только тебе открыл?

— Ну, да, — пожал я плечами, — чего удивляться? Мы же его на постой взяли, кормим за свой счет.

Вот в чем, а в фарфоре Лу совсем ни уха, ни рыла, но легенда с его якобы участием очень хороша, все дальнейшие вопросы отпадают сами собой. На местного мастера раз двадцать наедут все кому не лень: откуда узнал, кто показал, кто научил…? А тут сообщил, мол, китаец сделал и все этим сказано.

— Кто еще об этом знает? — Сходу обеспокоился купец.

Ха, сразу въехал в суть ситуации, тут ведь главное не заиметь, а суметь утаить, что имеешь.

— Все это делалось в тайне, Иван Федорович, — успокоил человека, — и дальше не будем об этом никого извещать. Даже печники не догадываются, но на будущее надо будет придумать чего, чтобы любопытные не лезли.

Странно, но главный вопрос так и не был до сих пор задан, неужели и дальше не спросит? Однако купец меня не разочаровал:

— Ну а мне тогда для чего об этом поведал? — Прищурился Гандыба.

— А как же, Иван Федорович? — Картинно развожу руки. — Товар есть, а покупателя нет.

— Ах, вона чего, — хмыкнул купец, — тогда только под продажу, и моя часть с того немалой будет.

Я вздохнул — вот и начался торг, но зря Гандыба надеется на этом с меня лишнее поиметь, прежде чем к нему идти, я почти всех караванщиков обошел и точно знаю, чего, как и почем.

Торговались на этот раз очень долго, по рукам ударили, кода солнце опустилось за горизонт, и все потому, что на этот раз я отказывался брать у купца товар и требовал оплату деньгами. Вообще-то мне понятно, почему купец не хочет расплачиваться деньгой, просто для него это упущенная выгода. Так бы он набрал товаров на эти деньги, накинул свой процент да привез сюда на реализацию, а на деньги процент не накинешь. Но местным товаром я и так обеспечен, а вот деньгами не очень, и своих не достанешь пока доход не объяснишь, так что деньги и только деньги, здесь они стоят больше своей номинальной стоимости.

— Значит, договорились, — подвел итог купец, — к концу февраля ты готовишь фарфору на три воза, два воза с простой росписью, с китайским зверем, и один воз с красной, золоченой, да такой, чтобы не стыдно было и знатным боярам продать.

— Договорились, — подтвердил я результаты наших торгов, — а с тебя, если получится, патент на стекло, на его выкуп можно потратить до трети моей доли. А будут требовать больше, то патент не нужен.

— Да зачем тебе это? — Стал увещевать меня Гандыба. — Монастырским-то понятно, они смальту в Москву без пошлины провезут, а нас-то в Томске обдерут как липку.

— Так я на смальту не замахиваюсь, будем стеклярус лить, а его пока никто пошлиной не обнес.

— А сможешь? Это не просто стекло варить, это же заводик ладить надо, люд мастеровой знакомый со стеклянным делом искать.

— А чего его искать? — Пожимаю плечами. — Сами напросятся.

— На каторжника надеяться — себя не уважать. — Изрек купец.

Опля, а это уже интересно, оказывается купцам все известно о Залепине. Где-то у Зосимы сильно течет, но это уже не мое дело, вернее мое, но именно такое, на которое я и рассчитывал. Замечательно, теперь, когда появится мастерская, вопросов под чьей она крышей не возникнет, а когда возникнет, будет уже поздно.

— Не каторжник он, отмолил грехи. — Ляпнул я, закрепляя уверенность Гандыбы в своем предположении.

Ладно, — махнул рукой купец, — как знаешь. Знак мастеров на фарфор не забудьте ставить.

Это ценное замечание, сей вопрос с Лу я уже проработал, нарисуем пару иероглифов, от нас не убудет, раз Китай в двадцать первом веке фирменными подделками торговать не брезгует, то мне тем более на него равняться надо.

— Это-то мы сделаем, — согласился я, — но у тебя, Иван Федорович, на днях караван в Нерчинск пойдет, пусть от туда пару возов с рисовой соломой привезут. Упакуем фарфор в эту солому и тогда все сомнения, чей фарфор, отпадут.

Гандыба расхохотался:

— Ну и хитер ты, Васька. Это же надо, два воза китайской соломы, да другие купцы голову себе сломают, будут гадать, чего такого я из Нерчинска везу? А и хорошо, скажу, что фарфор из-под самого Нерчинска вез.

За всем эти предметным разговором купец так и не поинтересовался, каких трудов стоило нам сделать эти три несчастные чашки. Он думает, открыл Лу нам секрет и на этом все. Ага, три раза 'ха-ха'. Саму глину замесить, сформовать чашки — на пару дней работы, а вот подобрать глазурь и цвета для раскраски та еще головная боль. То температуры не хватает для просветления глазури, то передержали в печи и вся глазурь пошла сеточкой, то присадки полностью поменяли цвета на рисунке. Каждый день кубометры дров и угля в дым улетали, кабы не прочные тылы, сами бы в трубу вылетели. Но вроде все закончилось хорошо, подобрали нужные рецепты, отладили технологию и даже наработали присадки для различных оттенков краски. А не было бы у меня опыта организации и систематизации ведения исследовательских работ, черта с два бы у нас все получилось. Во главе своего тайного производства поставил старика Ляшку (дали же прозвище мужику) — тоже из бывших гончаров, он в основном и отвечал за всю организационную часть производства сибирского фарфора. Нравился мне этот старик своей рассудительностью и основательностью, ничего из виду не упустит и ничего не забудет, и спуску нерадивым не даст. Кстати, к росписи фарфора приставил Дашку, здесь ее талан будет наиболее востребованным, да и Лизавета пусть руку набивает, ей такая работа нравится. Ну и наконец, как вишенка на торте, охранялось все это зачатками моей охранной сотни, во главе с Тропиным, который теперь отвечал за прищемленные носы любопытных и затыкание дыр болтливых.

Ах да, забыл сказать, моя маленькая экспедиция, направленная к бурятам на поиски угля окончилась откровенным… успехом. Уголь нашли и также нашли место, где до него можно было легко добраться, две сажени это не глубина, и самое главное, грунтовые воды добыче не мешали. До самой реки тоже расстояние оказалось небольшим, чуть меньше версты, поэтому уголек будет достаточно рентабельным. Плохо что придется там ставить небольшую крепостишку на четыре угла, но то затраты не сильно большие, потому как лес там был недалеко, это в мое время лес можно было с этого места только в бинокль увидеть, и то не во всякую погоду. Два ушлепка, которых я загнал в 'Тмутаракань', так это место я потом и назвал, вроде как, искупив свою вину, влились в охранную структуру Тропина, и теперь будут готовиться в новый поход с караваном Гандыбы. С этого дня купец будет под моим наблюдением, я ему, конечно, доверяю, но проверять буду на постоянной основе, и других тоже в будущем не минет сия благодать. Вот только как потом оказалось, одной охраны для ведения дел далеко недостаточно, нужна была и еще одна структура, которая должна заниматься предупреждением и убеждением, а то ведь некоторые люди, из-за отсутствия даже зачатков совести могут подумать, что им все дозволено.