ВЕЧНО СВЕЖИЕ СЛОВА

Она не спала уже четвертую ночь.

Профессор, все трое суток не выходивший из квартиры, с удивлением посмотрел на Надежду Константиновну, вглядывался в ее припухшие, незнакомые без очков глаза.

— Теперь можете отдохнуть, — вздохнул он. — Опасность миновала.

Она не шелохнулась. Слова профессора словно не дошли до нее. Конечно, она их слышала, но трудно было поверить в то, что угроза действительно миновала. Оставить Владимира Ильича в затемненном кабинете Надежда Константиновна не решалась. Правда, кроме нее здесь, у стола, освещенного тусклым светом лампы, сидела фельдшерица.

Если б он был здоров, если б он знал, что она пренебрегает распоряжением врача, непременно бы сказал ей: «Спать! Немедленно спать!»

Она вспомнила, как пять лет назад Володе удалось уговорить ее согласиться на операцию, хотя она порядком трусила, под нож идти не хотела ни в коем случае. Помнится, как брат Володи, Дмитрий Ильич, врач опытный и знающий, не советовал ей оперироваться.

Тогда, в июле девятьсот тринадцатого, понимая, что иного спасения от базедовой болезни нет, Владимир Ильич привез жену в Берн, к швейцарскому хирургу Кохеру и сам много дней высидел у ее постели в клинике профессора, пока она не поднялась после операции. Вспомнилось, как легко лежала его ладонь на ее руке. Ей было трудно говорить. Но он все понимал. Он внимательно всматривался в ее лицо.

Сейчас ей хотелось положить свою ладонь на его руку, гладить его неподвижные пальцы. Но она боится разбудить его. Она прислушалась к его дыханию. Да, дышит он легче, чем раньше. Что же, случилось чудо? Это после двух отравленных пуль… Профессор сказал, что болезнь миновала… Что завтра сообщит бюллетень о состоянии его здоровья?.. На лбу почти нет пота. Профессор, должно быть, прав. Эта мысль успокаивает ее, ресницы слипаются, сон ласковой лапой закрывает ее глаза и отбрасывает далеко-далеко… может, в Шушенское…

Она молода, стройна и не знает, что делать со своей длинной толстой косой, то и дело перекладывает с одного плеча на другое. Деревенские девушки, собравшись вокруг избы Зиновьева, с интересом разглядывают невесту ссыльного Ульянова: такая тоненькая, как былинка, а косу такую и подавно не сыщешь. На улице слышен рев полицейского: «Выходи замуж за Ульянова немедленно. Или сейчас же отправлю в Уфу…»

Она смеется. Ей весело. Ну скажите, ради чего она тащилась в эту глушь? Конечно, чтоб стать женой Ульянова. Да, священник не обвенчал их. Что ж делать, раз нет свидетельства о том, что ссыльному Ульянову разрешено жениться?.. Бумажка эта застряла где-то в Красноярске. Ее не могут отыскать ни в Шушенском, ни в Минусинске.

Зато Надежда Константиновна показывает скандальному полицейскому другой документ. Для него он вовсе не документ, а так себе, письмо Ульянова, сугубо личное, в котором государственный преступник просит ее приехать в Шушенское и стать его женой. Она сует это письмо под самый нос полицейского и не перестает улыбаться: наверное, сейчас Володя предъявит ему и ее ответ. Как она там написала? «Ладно, согласна. Женой — так женой».

Чувствуется, что полицейский поставлен в тупик, для него это сложный случай, такого он еще не припомнит. Тяжелым взглядом он уставился в пол, сосредоточенно рассматривает свои сапожищи. До него доносятся слова Ульянова: «Даю вам честное слово, что мы поженимся».

Еще она вспоминает, как хочет поднять саквояж и переступить порог дома, но Володя отстраняет ее, отбирает поклажу:

— Я сам…

Налетает рой комаров, Володя принимается их отгонять. Она уже знает, как злы местные комары, как больно и жадно кусают. Они спешат войти в дом…

Через окно виден вскопанный огород. Володя говорит, что это он вскопал его. Огород маленький, но для них хватит — картофелем себя обеспечат, народятся свекла, лук, чеснок, морковь, даже огурцы будут. Словом, с голоду не помрут. К тому же кругом растет щавель, водятся в этих местах и грибы. В конце концов, он охотник, его щенок вскоре станет отличной охотничьей собакой.

А лес… Вот они идут по лесу. В сумке Володи уже несколько глухарей. Он меткий стрелок. Заяц! Навстречу им несется большой заяц. Володя в восторге, он целится, стреляет… Заяц приподнимается на задних лапах и оборачивается в медведя, который грозно надвигается на Володю. Надежда Константиновна выбегает вперед, прикрывает мужа и наотмашь бьет медведя по морде:

— Не трогай!

Неожиданно она понимает, что из пасти зверя несет водкой… Это вовсе не медведь, а шушенский полицейский…

И просыпается.

Снится же такое! Откуда этот медведь взялся? На медведя Володя никогда не ходил, хотя охотником стал в Шушенском отменным.

И все-таки там она была счастлива. Такого больше не повторится. Все было сообща, все делали вместе. Вместе переводили с разных языков на русский, вместе переписывали работы Володи. Там же она написала свою первую брошюру «Женщина — работница». Никогда после они не гуляли столько на свежем морозном воздухе.

Когда он заявил, что каждое утро необходимо заниматься физическими упражнениями, она, помнится, громко рассмеялась. Он настойчиво и серьезно объяснял ей, что крепость должна быть не только духовная, но и физическая. Революционер обязан быть закаленным, у него должно хватить сил сопротивляться любым обстоятельствам. Сказано — сделано. Он катался на коньках, плавал, охотился. Может быть, именно это и помогло ему позже…

Кажется, Владимир Ильич просыпается. Если бы можно было, она б не задумываясь приняла на себя его болезнь, взяла себе все его страдания. Но приходит же такой час, когда все испытания человек должен вынести сам. И ничего тут не придумаешь. Единственное, что остается, — сострадание. Да разве ж только она… Миллионы людей взяли б на себя его муки. Сколько уже предложили свою кровь! Сколько посылок с едой приходит в Кремль! Ничего не жалеют для Ленина.

Как это профессор сказал? Угроза миновала… Хорошо бы. Ресницы дрогнули, на нее взглянули живые, может быть, лукавые глаза.

— Я люблю тебя, Володя, — зашептала она. — Ты даже не знаешь, как я тебя люблю.

— Почему же? Я это знаю, — ответил он тихо, и его запекшиеся губы растянулись в мягкой улыбке.

Она ощущает на своей руке тепло его ладони.

— Это архиважно, что я не ушел на тот свет, — говорит он.

— Знаешь, мы получаем множество писем и телеграмм. Рабочие требуют, чтоб ты жил.

Владимир Ильич пытается приподняться, но тут же звучит голос фельдшерицы:

— Нельзя, товарищ Ленин. Такая гимнастика вам еще противопоказана.

— Лежи спокойно, — просит Надежда Константиновна.

— Ладно, — успокаивает женщин Ленин. Обращаясь к Надежде Константиновне, он продолжает: — Мой принцип ты знаешь. На письма надо отвечать. Ни одно письмо не должно остаться без ответа.

Он помолчал немного, и затем в комнате вновь раздался его голос:

— Говоришь, Надюша, что мне приказано выжить?

— Непременно!

— Как тут ослушаться. Нельзя же быть наглецом…

Он прикрывает глаза. Надежда Константиновна успевает подметить в них знакомый ей огонек упорства. Теперь-то уж он непременно победит.

— Спасибо тебе, Надюша, большое спасибо, — слышит она его голос, ощущая прикосновенье его ладони к своей. — Кажется, выхолощенные слова, а какие свежие… Я тоже люблю тебя, дорогая. Люблю…

Такие же слова Владимир Ильич написал ей симпатическими чернилами в тюрьму свыше двадцати лет тому назад. Надежда Константиновна хорошо помнит тот петербургский рассвет, когда она в одиночной камере читала признание Володи.

Вечно свежие слова. И тогда трогали, и сейчас трогают душу. Теперь, пожалуй, ещё сильнее, чем тогда…

_____