14

Давид Исаевич расстается с женщинами без особого сожаления, ему хочется остаться одному, наедине со своими воспоминаниями. Но прежде всего он думает о том, что Анна Арнольдовна правильно заметила: Илюше надо дать больше свободы. Да и Дуся с этим тоже согласна.

Свобода, свобода… Давид Исаевич немало сил отдал ради нее.

Эта свобода висела на волоске в начале ноября тысяча девятьсот сорок второго года, когда фашисты рванулись к городу Орджоникидзе, который раньше называли Владикавказом из-за его географического положения. Ибо кто являлся хозяином города, тот может владеть всем Кавказом, всем этим горным краем с его нефтеносными источниками, с его главной дорогой, которая идет через горы на Ближний Восток и в Индию.

Уже давно Давид Исаевич не вставлял в свой дневник, заведенный еще в Пензе, в артиллерийском училище, ни одной грустной мысли о том, что происходит с ним и вокруг него. Но сегодня, увидев слева от себя, очень далеко от его позиций, вражеские осветительные ракеты, он не выдержал. Рука сама потянулась к карандашу. Давид Исаевич прижался спиной к влажной стенке окопа, вынул из полевой сумки свой дневник — толстую книжку, составленную из десятка школьных тетрадок в клетку и одетую плотным картонным переплетом. Давид Исаевич раскрыл дневник и вписал туда: «К сожалению, мы еще до сих пор деремся хуже, чем враг, и в первую очередь — мы, командиры». Чуть погодя, когда к нему подошел его заместитель, который еще в начале лета носил звание комиссара, Давид Исаевич высказал эту мысль ему.

Комиссар посмотрел на своего командира хмуро, потом положил ладонь на плечо Давида Исаевича и сказал тихо:

— Кто лучше, кто хуже — не знаю. Во всяком случае, советую тебе попридержать язык за зубами. Не все правильно поймут тебя. Могут найтись и такие, которые твои слова истолкуют превратно…

— Может быть, ты и прав, комиссар, — вздохнул Давид Исаевич. — Самое страшное не бой, страшно ожидание, и нет ничего хуже для солдата, когда откладывают назначенное наступление…

Везде, вдоль берега реки в Эльхотовской долине, куда ни совались фашисты, они получали достойный отпор. Видимо, из-за этого, а еще и потому, что на орджоникидзевском направлении враг наступал удачно и беспрерывно вводил все новые и новые силы туда, здесь, на эльхотовском плацдарме, его атаки вскоре заглохли.

Но Давиду Исаевичу легче не стало. Действительно, стоять и ждать гораздо сложнее, чем драться врукопашную, когда многое зависит от тебя, от твоих сил и умения, от твоего ума. Напрасно, разумеется, Давид Исаевич вписал в свой дневник жесткое обвинение себе и своим товарищам. Пытались же изо всех сил фашисты прорваться в долину Алхан-Чурт, из кожи лезли вон, чтобы достичь Малгобека, а ничего ведь из этого у них не получилось.

Давид Исаевич не мог знать, что происходит в штабе северной группы кавказского фронта. Но он верил, что там знают обстановку, знают, что делается на любом отрезке обороны. Он не ошибался. Но он забыл, что в нашем штабе знают все, что происходит на нашей стороне, однако что делается у противника, штабу не все и не всегда ясно, хотя разведслужба ни днем ни ночью не дремлет.

Не только Давид Исаевич, большинство командиров не знало в начале ноября, как сложно будет исправлять ошибку, допущенную в начале осени. А состояла она в том, что штаб предвидел только один-единственный путь вражеского наступления — по дороге на Моздок, мотивируя это тем, что сами Кавказские горы являются мощной преградой для врага и танки через них не пройдут…

В штабе были довольны тем, что врага к Моздоку не подпустили, но не заметили, что враг начал скрытно, тихонечко концентрировать свои силы на нальчикском направлении — готовить наступление как раз в том горном районе, где оно меньше всего ожидалось. Удар врага по Нальчику был неожиданным, и теперь приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы поправить создавшуюся ситуацию.

К Давиду Исаевичу подошел комиссар с какой-то бумажкой в руках.

— Вот, бойцы нашли листовку фашистскую.

Давид Исаевич взял немецкую листовку, рассматривая распростертого орла и большие расплывчатые буквы. Полного текста не было, слева не хватало части листовки, но смысл понять можно было.

«…Немецкому командованию точно известно, что Красная Армия разбита, а большевистские комиссары гонят вас в горы на верную смерть… Население обязано вернуться на свои рабочие места и помочь великой армии рейха строить новую жизнь…»

— Ловко сочинили этот, как его?

— Ауфруф, — подсказал комиссар.

Давид Исаевич задумался. Потом поднял глаза, усмешка сошла с его лица.

— Ну и благодетели! Думают, советские люди так и поверят этому вранью и встретят их хлебом-солью. Ничего, скоро фрицы поумнеют… И начнут соображать, куда их Гитлер затянул, — Давид Исаевич аккуратно разорвал немецкую листовку на клочки и бросил по ветру.

Между тем немецкие дальнобойные орудия уже обрушили первые свои снаряды на предместья Орджоникидзе. Одновременно вражеская авиация начала бомбардировки городских кварталов. Почти сотня фашистских танков уже кружилась у внешнего кольца орджоникидзевского укрепленного района и в конце концов прорвала его у селения Фиагдон. Враг потерял в воздушных боях восемнадцать самолетов, тридцать танков наши солдаты уничтожили на земле. Но фашисты напирали и напирали, им удалось захватить Гизель. Еще несколько таких ударов — и Орджоникидзе падет. Это вынудило штаб северной группы войск закавказского фронта начать контрнаступление раньше, чем это было запланировано.

Уставший от ожидания Давид Исаевич с радостью воспринял приказ включиться в эту операцию со своей батареей. Вот теперь-то, в последних ожесточенных боях, он понял, что пришлось испытать защитникам Орджоникидзе при отражении вражеского прорыва.

Немецкая группировка войск, прорвавшаяся к Гизелю, была прижата к подножию гор — окружить ее полностью не удалось. Она сумела удержать узкий коридор и старалась его расширить всеми силами. Особенно тяжелые бои происходили в селении Майрамадаг, у входа в Суарское ущелье. Через него гитлеровцы смогли бы просочиться к Военно-Грузинской дороге, которая была главной артерией снабжения наших войск. Мало того, через Майрамадаг враг получил бы возможность вводить подкрепления своим силам, прорвавшимся в Гизель.

Сражение под Майрамадагом было неравным: враг обладал здесь силой, во много раз превосходившей наши. Защищали Майрамадаг курсанты военно-морских училищ, сведенные в стрелковую бригаду. А противостояли им не только отборный фашистский полк «Бранденбург», но и румынская горнострелковая дивизия. Обладали они большой огневой артиллерийской поддержкой. Кроме того, в их распоряжении были танковые части.

Курсанты оказали упорное сопротивление противнику, но силы их таяли, и штаб северной группы решил послать в Майрамадаг десятую гвардейскую бригаду, а заодно и дивизион, приданный бригаде как самостоятельная артиллерийская часть.

Давиду Исаевичу вновь крупно повезло.