51

После появления охотничьего отряда, видимо, напавшего на их след, не осталось ничего другого, как поспешно удалиться. Они едва успели в общих чертах набросать план действий, который в других условиях могли бы разработать гораздо лучше.

Пробираясь сквозь тёмные кусты на опушке джунглей и тщетно стараясь не потревожить тишину ни единым звуком, Райли молил всех богов, чтобы его товарищи правильно поняли свою задачу. Если они совершат ошибку, то катастрофа, случившаяся на Мальте, покажется безобидной шуткой в сравнении с тем, что ждёт их сейчас.

Песнопения приспешниц Кляйна уже стихли, и теперь Райли старался не смотреть в ту сторону, чтобы не видеть зверской картины расчленения Верховена.

Он видел в своей жизни смерть многих людей. Даже слишком многих, по правде сказать. Иные погибли от его собственной руки, смерть других была нелепой и совершенно незаслуженной. Но то, что он увидел сейчас… Это была поистине ужасная смерть. Даже Гитлеру не пожелал бы он такого конца…

Отогнав эту неприятную мысль, он дал себе слово, что любой ценой заставит Кляйна заплатить за все сполна.

Тут снова послышались гортанные голоса туземцев — совсем рядом с тем местом, где они только что прятались. Трудно было понять, пришли ли охотники сюда по их следам, обнаруженным лесу, хотя в такой темноте подобное казалось невероятным, или же просто вернулись в деревню, привлечённые песнопениями своих жён, словно звуками гонга, возвещавшими о начале ужина.

Пробираясь сквозь густой подлесок, Райли присмотрел хорошее местечко, где они смогли расположиться — высоко на холме, надёжно скрытое зарослями, прямо напротив дома Кляйна.

От заветной двери его отделяло не более пятидесяти метров. У дверей, явно скучая, несли караул двое туземцев, выкрашенные белым пеплом. Они опирались на длинные копья, словно стражники на алебарды у ворот средневекового замка. Казалось, они даже не пытаются наблюдать за округой, поглощённые каким-то своим разговором. Тем не менее, пространство, отделявшее дом от кустов, где прятался Райли, слишком хорошо просматривалось. Несмотря на тусклый свет керосиновых ламп, льющийся из окон дома сквозь щели в закрытых ставнях, не было сомнений, что, стоит ему приблизиться к дому на десять метров, как его тут же увидят.

Если бы охранник у дверей был только один, у Алекса, возможно, и был бы шанс ошеломить его и обезвредить прежде, чем тот поднимет тревогу; но, поскольку их было двое, об этом нечего было и думать. К тому же караульные были вооружены острыми кольями и обладали такой мускулатурой, какой Алекс в жизни не видел.

В это время Джек уже добрался до берега тёмной реки, с глухим и ленивым рокотом несущей свои воды к далёкому океану. Он остановился, прислушиваясь, стараясь уловить малейший шорох, выдающий присутствие поблизости дикарей. Убедившись, что рядом никого нет, он вошёл в воду по грудь и вновь остановился. Затем огляделся по сторонам, стараясь уловить на воде блики от факелов или тень каноэ, полной каннибалов. Ничего.

Тогда он посмотрел в сторону хлипкой плавучей конструкции, пришвартованной в нескольких десятках метров выше по течению, о присутствии которой можно было догадаться лишь по смутному чёрному силуэту на фоне речных вод, слабо освещённых звёздными бликами.

На борту было совершенно темно; казалось, никто не наблюдает за пароходом, хотя последнее было крайне маловероятным. Но, во всяком случае, ни на судне, ни поблизости никого не было видно. Добраться до судна вплавь, даже против течения, было вполне возможно, но Джек слишком устал, а потому просто шагал по дну, держа над водой голову и руки.

Дикари были отнюдь не единственной проблемой. Хотя до сих пор каким-то чудом удавалось избегать неприятных встреч, он не сомневался, что крокодилы здесь чувствуют себя как дома, а за те дни, что они провели на реке после отплытия из Леопольдвиля, Джек обратил внимание, что по ночам эти твари становятся намного активнее, чем днём.

Стараясь не думать об огромных челюстях с острыми зубами, готовых в любую минуту схватить его и утащить под воду, он старался держаться как можно дальше от плавающих брёвен и толстых корней, покрывающих дно реки. Наконец, он добрался до «Короля буров». Схватившись за лопасть кормового колеса, он на миг затаил дыхание, зорко вглядываясь в темноту и прислушиваясь к каждому шороху, однако не увидел и не услышал ничего подозрительного. Это, конечно, ничего не значило, поскольку в береговых кустах вполне могли таиться с полдюжины дикарей, которые только и ждут его появления, чтобы зажечь факелы и броситься на него с ликующим криком «Сюрприз!» — или что там принято кричать у дикарей на их дикарских днях рождения…

Затем Джек скользнул вдоль борта, держась обеими руками за леер, пока не добрался до поперечной балки, поддерживающей сходни со стороны правого борта. Ухватившись за перекладину, он едва сумел подтянуться, не найдя опоры для правой ноги. Наконец, упрямо пыхтя, он почти ползком взобрался на палубу, где, задыхаясь от усталости и совершенно измученный, укрылся за грудой ящиков.

Там он просидел почти минуту, в который раз дав зарок сесть на диету. Затем, осторожно высунув голову и убедившись, что на палубе никого нет, не теряя ни минуты, бросился в носовую часть палубы, в закуток, служивший камбузом. Там должна была остаться керосинка и острые кухонные ножи Верховена — за которыми он, собственно, и пришёл. Но, увы! — дикари разграбили пароход, унеся с собой все, что только можно.

— Черт! — выругался он про себя, опускаясь на четвереньки и ощупывая пол в слабой надежде, что туземцы что-нибудь уронили и не заметили.

Наконец, пошарив под пустым мешком, его пальцы сомкнулись на деревянной рукоятке. Он чуть не подпрыгнул от радости, поняв, что это действительно нож. Однако, проведя рукой по лезвию, он обнаружил, что половина его отломана. Очевидно, именно поэтому дикари на него и не польстились.

— Ничего, на что-нибудь да сгодится, — проворчал Джек, ощупывая уцелевшие четыре или пять сантиметров лезвия и убеждаясь, что оно все же достаточно острое.

Затем он направился в сторону кормы, чтобы сократить путь по причалу, не сводя глаз с берега, который, к величайшему его удивлению, был пуст.

Он пожал плечами, подумав, что дикари так поглощены своей чудовищной церемонией, что даже не потрудились оставить караульных на пароходе.

Половинка ножа, хоть пару раз и застряла в волокнах каната, все же перерезала его достаточно быстро и совершенно бесшумно.

Затем Джек направился на нос, чтобы точно так же перерезать носовой швартов, все больше увериваясь, что его действия не привлекли внимания. Поднеся нож к канату, он принялся увлечённо водить им туда-сюда.

Натянувшись, канат соскользнул и с шумом упал в воду.

Джек неподвижно застыл, выжидая, что теперь будет. Однако ничего не произошло. Теперь он был совершенно убеждён, что кроме него на судне никого нет.

Едва носовой швартов был перерезан, пароход тут же понесло течением вправо и назад. Не теряя ни минуты, Джек бросился по трапу на верхнюю палубу, распахнул дверь рулевой рубки и ворвался внутрь.

«Король буров» лениво дрейфовал вниз по течению, развернувшись носом к противоположному берегу, и теперь его уносило все дальше, все сильнее разворачивая бортом поперёк течения.

Джек понимал, что через считанные секунды пароход развернёт поперёк течения, и если за эти секунды он не успеет повернуть штурвал и выправить курс, в скором времени судно неизбежно окажется на мели или врежется в берег. Причём сделать это предстояло в полной темноте, без помощи двигателя, поскольку разжечь котёл и запустить кошмарный двигатель в таких условиях попросту невозможно.

Схватившись за штурвал, он повернул его по часовой стрелке в надежде, что ленивая старая калоша отреагирует достаточно быстро. Если не получится использовать силу первоначального импульса, судно станет неуправляемым, и его потащит по течению, пока пароход не врежется в берег или не сядет на коварную подводную мель. Иными словами, лишит их последней возможности спастись из этого ада и обречёт на ужасную смерть.

— Ну, давай же! — прорычал он, стиснув зубы! — Поворачивайся же, черт возьми!

Киль заскрёб по дну, глухо царапая деревом по дереву, и пароход вздрогнул, угрожая перевернуться.

Джек сердито посмотрел на небо.

— Ну, что тебе ещё? — сердито спросил он у того, кто его мог услышать. — Мало ты меня мурыжил, не наигрался ещё?

Но, конечно, никто не ответил ему с высоты.

Зато он вдруг почувствовал, как острая холодная сталь прижалась к самому его горло, а хриплый голос угрожающе прошипел за спиной:

— На да мбеле… мзунгу.

Хадженс пошёл в противоположном направлении — не в сторону реки, а в сторону деревни. Вскоре он добрался до крайних хижин, самых дальних от большого костра и безумного действа.

Несколько раз ему пришлось лечь на землю, затаившись в густой растительности, когда мимо него проходили отряды невесть откуда явившихся дикарей, возвращаясь в деревню после неудачной охоты.

«К счастью, им в голову не приходят, что мы можем быть здесь, а потому они даже не думают скрываться, — решил Хадженс. — Потому что, вздумай они подкрадываться, мне пришлось бы худо».

Тут добавилась ещё одна проблема — весьма серьёзная, надо сказать. Дело в том, что он был босиком. Вероломное нападение на пароход застало Хадженса врасплох, как и всех остальных, и ему пришлось выбирать: надевать ботинки или заряжать оружие, то и другое он просто не успевал. Разумеется, тогда важнее было оружие, но сейчас, когда приходилось пробираться вслепую по вязкой грязи, переплетённую корнями и кишащую мириадами крошечных насекомых, что копошились у него под ногами или пытались взобраться по ним, выбор в пользу оружия уже не казался столь правильным. Тем более, что большая часть патронов все равно пришла в негодность.