— Пойми ты, Митрофан, мать ее, жизнь эту! — Цапленков, тужась, пытался отодвинуть от себя привинченный к полу стол. — Мне ж не денег жалко, мне себя жалко! Она, стерва рыжая, ворует у себя в столовой — никто ее, суку, не поймал! — Он грохнул по столу сразу двумя кулаками. — «Какой ты мужик, кричит, какой добытчик!» А я на автобусе работал, народ возил, машина без кондуктора — где мне взять?! Телевизоров одних три штуки сменила, — умерив голос, пожаловался он. — Изо всей улицы у нас у первых был «КВН» с линзой, по двадцать человек глядеть сходилось. Потом «Рекорд» купили… и этот надоел! Еще какой-то привезла — экран как в сельском клубе. Копейки ей мои нужны! — снова закипел он. — Унижение мое, вот что ей надо… Выпьем, Митрофан! — Цапленков пошарил под столом, вытащил четвертинку и уронил на пол шапку. — Ты, Митрофан, — «являющий свою мать». Эт-та мы по литературе в школе изучали… Я по-омню! — И погрозил пальцем.
Митрофан Капитонович, позвякивая стеклом о стекло, безошибочно разлил водку. Цапленков тем временем долго поднимал с полу шапку. Потом от полноты чувств хотел разбить порожнюю поллитровку о дверь вагона, но Митрофан Капитонович не позволил, не допустил безобразия. Он отстранил руки Цапленкова и осмотрел горлышко бутылки. Оно, к сожалению, оказалось щербатым, и Митрофан Капитонович, наклонясь, катнул бутылку под кровать, где она еще долго и недовольно громыхала.
— Эт-та, пошли на воздух, Митрофан, — предложил Цапленков, ладонью набивая на голову непокорную шапку. — Все выпили, чего сидеть? Кино сегодня, а?..
— Пошли, — согласился Митрофан Капитонович.
Ему вдруг стало как-то муторно, не по себе. И самогон был в этом повинен, и мысли. В желудке, не желая перевариваться, холодным комом лежали полторы рыбных котлеты. Митрофан Капитонович осторожно поставил на стол пустую четвертинку. Просить ее у Цапленкова он раздумал.
Вышли. Мороз, напоминая о себе, обжег щеки. Судя по афише, намалеванной на листе фанеры, в вагон-клубе показывали старый фильм «Разные судьбы». Слышно было, как стрекочет киноаппарат, как неразборчиво переговариваются экранные герои. Долетали обрывки музыки. Молодежь, томясь в ожидании танцев, бродила в ущелье между жилыми вагонами — парами, поодиночке и гурьбой. Прожектор излишне ярко освещал междувагонную улицу, и Митрофан Капитонович издали заметил, что у волнистого фанерного стенда, на котором Сеня-комендант вывешивал на гвоздиках газету «Гудок», а прочий люд — записочки о том, что и где продается, толпятся взволнованные люди. Увидел студента Славку, который выбирался из толпы со словами:
— Везет же людям! А дуракам особенно!
— Эт-та что тут? — Цапленков с ходу врезался в толпу, придерживая шапку, чтоб не упала.
Никто ему не ответил. Все жадно тянулись вперед, толкаясь и далеко вытягивая шеи. С высоты своего роста Митрофан Капитонович увидел половинку газеты с лотерейной таблицей, неизвестно чем приклеенную к стенду, а уж потом заметил скомканные, похожие на рубли бумажки, разбросанные всюду.
Вокруг говорили о том, что из проверивших свои билеты выиграли пока лишь двое: какая-то не то Даша, не то Клаша, Митрофан Капитонович не разобрал толком, выиграла рубль, а слесарек Мишка Крамаренко — мопед. Ему завидовали вслух.
Лотерее Митрофан Капитонович не доверял и удивлялся, как это люди могут в погоне за сомнительной удачей выкладывать свои кровные — кто тридцать копеек, кто трояк, а кто и все тридцать рубликов.
Сварщик Шатохин мечтал о мотоцикле с коляской. Однажды он отправился за ним на узловую станцию, в магазин, но мечту прямо из-под его носа увел какой-то полуответственный товарищ из дистанции сооружений. Потом-то выяснилось, что у товарища в ОРСе работал родственник — зять или, может, тесть. Или брат двоюродный. Шатохин с горя выпил и, случайно забредя в маленькую пристанционную сберкассу, взял да и скупил все лотерейные билеты, что там были, — сто семь штук.
— Не купил я себе мотоцикл, — вернувшись домой, заявил он Митрофану Капитоновичу, — значит, выиграю. Или «москвича», еще лучше! Билетов-то сколько, видал? — Он потряс толстенькой пачкой. — Тут не выиграть грех… Хочешь, подарю один? Или десяток? А, Митрош?
От такого немыслимо щедрого дара Митрофан Капитонович, конечно, отказался. Да Шатохин и не настаивал особо. Порыв внезапного великодушия прошел, и Шатохин едва и предложить-то успел, как тут же засомневался и пожалел об этом: вдруг подаренный билет выиграет? Именно он и выиграет, а остальные сто шесть — нет? Писали же в «Известиях»…
— Нет, ты не говори, Митроша — человек! — доказывал после этого Шатохин всем встречным и поперечным. — Он душевный, копейки твоей не возьмет! У эстонца научился, — глубокомысленно добавлял он, — был у него друг эстонец. Чужого — ни-ни, но и свое, конечно, извините… Да нет, ты не спорь, Митроша у нас душа золотая!
Подошел наконец и прошел день тиража. Шатохин ждал его с суеверным страхом. После розыгрыша ему пришлось помаяться еще с недельку, пока не привезли газету с таблицей. Оказалось, что выиграл Шатохин три раза по рублю и набор — автокарандаш и авторучку. Ругался он месяца два подряд, постепенно затихая, а потом, конечно, забыл — занялся вдовою.
Нет, не доверял Митрофан Капитонович лотерее, считал ее пустой забавой, но сейчас, как и все вокруг, остро позавидовал чужой удаче.
— А мопед… что такое? — спросил он, поскольку сегодня расслышал это слово впервые.
Ему наперебой объяснили, что мопед — это подобие простого велосипеда, но с моторчиком, и потому лучше. Из сбивчивых и невразумительных объяснений Митрофан Капитонович понял, что мопед штука неплохая. Для городских или по крайней мере оседлых жителей. И тут в голову Митрофана Капитоновича пришло то, что студент Славка назвал бы «идеей».
— «Идея», — сказали дети, — пробормотал он Славкино присловье. — А где он живет, этот ваш Крамаренко?
Ему с услужливой готовностью указали на нужный вагон. Митрофан Капитонович хотел захватить с собой Цапленкова, но тот, утешившись на морозе, занялся важным делом: спрятавшись за вагон, он украдкой выглядывал оттуда, а заметив проходящую мимо девушку, выскакивал и обнимал ее. Девчата визжали, скорей игриво, чем испуганно, а Цапленков, вдохновленный успехом, снова прятался, схватившись за шапку. Все начиналось сначала.
Митрофан Капитонович поглядел на это, поглядел, плюнул и один отправился к обладателю счастливого билета. В вагоне, на который ему указали, в каждой его половине, жили по трое, — так Сеня-комендант расселял молодежь. Митрофан Капитонович вошел в ту, окошки которой были освещены.
Двое молодцов, сидя на противоположных кроватях, кидали старую соломенную шляпу, норовя надеть ее друг другу на голову. Они ревели от восторга, валились на истерзанные постели и высоко задирали ноги. Ох, и весело же им было! Митрофан Капитонович вошел к ним не постучав. Ребята, не отвыкшие еще от деревенских обычаев, когда все приходят ко всем и никто не стучится, не обратили на него внимания. Шляпа под богатырский хохот продолжала летать по вагону.
— Крамаренко кто? — спросил Митрофан Капитонович, потопав валенками для порядка. — Ты, да?.. Слушай, ну на что тебе мопед? — Митрофан Капитонович взял быка за рога. — Все равно, я слышал, в армию идешь. Солдатам личный транспорт по штату не положен. — И, присев на край измятой постели, он искательно усмехнулся.
— Меня в моряки берут, не в солдаты, — отсмеявшись, гордо поправил счастливчик Крамаренко.
— Тем более, — обрадовался Митрофан Капитонович. — По воде будешь на нем кататься или как? По морю аки посуху? Продай ты лучше этот билет. Мне продай!
Со стен ему улыбались разнообразные красотки. Это были журнальные иллюстрации и обложки. «Ишь ты, на всяк вкус!..» — подумал Митрофан Капитонович и заволновался, потому что Мишка Крамаренко медлил с ответом. Даже в горле пересохло.
— Ладно, продам, — махнув рукой, выговорил тот наконец.
Он, видно, чувствовал себя морским волком, суровым, но добродушным. Вагон бороздил поверхность океана. Надвигался шторм. Имела место как бортовая, так и килевая качка. Соленые брызги обжигали лица экипажа. Митрофан Капитонович переступил валенками и с облегчением перевел дух.
— Вот и хорошо, — обрадовался он, — вот и договорились! Денежки солдату всегда пригодятся. Конфеток себе когда купишь или еще что. По молодости надо…
Исчезла качка, исчез океан. Морской волк Михаил Крамаренко обиделся на этого длинного за конфеты и решил было билет ему не продавать, но данное слово удержало его от отказа. Ведь моряки, как известно, слов на ветер не бросают, они не какие-нибудь там сухопутные! Да и деньги были нужны… Поэтому Мишка лишь нахмурился.
Отправились к вагон-клубу — проверять все сначала. Измятый билет, который вытащил Мишка Крамаренко, действительно выиграл мопед. Митрофан Капитонович лично убедился в этом, склонясь над газетой. Сопровождаемые толпой любопытных, продавец и покупатель вернулись в вагон. Митрофан Капитонович самолично запер дверь, кряхтя, полез за пазуху и вытащил деньги. Отсчитал, сколько надо, дождался сдачи и, радостный и окрыленный, пошел к себе, то и дело трогая карман со счастливым билетом.
Любопытные немного проводили его, но он лишь хмурился и молчал, и они отстали. Тем более что в вагон-клубе кончилось наконец кино, и все ринулись туда — на танцы. Но студент Славка, к великому огорчению Митрофана Капитоновича, был дома. Лежал, одетый, на своей кровати, курил не затягиваясь и ронял серый пепел прямо на пол.
— Привет! Попробуй, Капитан Митрофанович, настоящих, — предложил он, кинув Митрофану Капитоновичу картонный коробок, разрисованный, как подарочная шкатулка. — Попробуй, попробуй, не все тебе «Примой» баловаться! Аромат-то какой!..