На несколько минут Максим замолчал. Отец напряженно смотрел на него.

— Почему-то я стоял на мостовой… Рука сжимала гранитное ограждение… В лицо бил свежий сильный ветер… Я вдохнул воздух… Я слышал, как внизу вода бьется о каменное побережье… Мне казалось, что сейчас мир взорвется… Осколки камня брызнут во все стороны… Стена подо мной сломается… Закричат люди вокруг меня… Мир покачнется… и я с криком рухну в холодную воду… Страшный корабль выстрелит — и что-то темное пролетит надо мной… и когда я уйду под воду, то обломки стены будут тонуть вместе со мной… что-то тяжелое на моем поясе… Удар камнем… и саднящая боль в ноге…

Рука Максима вытянулась перед ним, словно он хотел за что-то уцепиться. Когда отец рванулся к нему, то мальчик уже отшатнулся, натолкнувшись на стену. И сполз по ней. Его дыхание было горячим. И лоб горел.

«Видимо, этот проклятый Виталик чем-то замучил моего Максимку! — мрачно подумал мужчина, — И правильно мой сын сделал, ударив его! Так ему и надо, этому малолетнему преступнику!»

«Я бы и сам ему врезал!» — негодовал он, опуская сына на свою кровать — от гостиной до его комнаты было ближе. И, позабыв снять с ног сына уличную обувь, позабыв, что сам в домашних тапках, нащупал в кармане своей куртки кошелек, выхватил его — и побежал в аптеку.

Уже только выйдя из аптеки, подумал, что, кажется, сначала надо было позвать врача. Сердце Сергея Петровича бешено колотилось… Казалось, что все потеряно, что он потеряет навсегда… Кого? Сына? Так от простуды же не умирают? Или… это что-то другое? Но нельзя так… нельзя опять его потерять! Опять? Что за бред?! Он, кажется, переволновался… Так, вернуться в аптеку за валерьянкой… Такой паникер-родитель врачу только навредит… испортит условия… А этот проклятый кинжал… Почему он тогда забрал у бабки эту чертову «драгоценность»?! Так, нельзя ж православному человеку этого рогатого поминать… не к добру это… Почему не выкинул кинжал? Он манил его… Нет, никаких злых мыслей по отношению к кинжалу и жене не возникало. Просто хотелось сжать кинжал… как последнее напоминание, о чем-то дорогом, но навеки потерянном…

Он стоял на стене крепости… Ветер трепал пряди черных волос, выбившиеся из пучка на затылке, хлестал ими по выбритому лбу и выбритой передней части головы… Рука сжимала ограждение… В лицо бил свежий сильный ветер… Молодой мужчина резко вдохнул воздух… Ему казалось, что еще мгновение — и он задохнется. Он слышал, как внизу вода бьется о берег…

Не он первый заметил большой иноземный корабль, скользящий на некотором расстоянии от побережья к крепости:

— Коомоодзин!!!(2) — проорали чуть дальше на стене.

Воины следили за чужим кораблем с замиранием сердца. Друг? Враг? Помощь Иисуса? Или… посланник Сатаны?

— Судзуки!!! — крикнули снизу, — Нэмуранайдэ!(3)

Воин посмотрел вниз, на внутреннюю площадку в крепости.

Невысокий самурай, примерно одних лет с ним, погрозил ему рукой. На несколько мгновений отвернулся, слушая приказ начальника. Потом, как почувствовал, посмотрел вверх, улыбнулся Судзуки. Вытащил из-за ворота кимоно простой крест, поцеловал его. Затем выхватил катану из ножен и поднял над головой. Судзуки улыбнулся в ответ. Выхватил свой длинный меч и также поднял над головой…

Крики на стене отвлекли его.

Огромный корабль иноземцев подплыл ближе. На палубе суетились красноволосые. Они двигались между своих безобразных сооружений, что-то таскали…

— Тэки!!!(4) — опомнившись, проорал Судзуки.

Первый вражеский удар лизнул по стене около него…

Казалось, что мир взорвался… Осколки камня брызнули во все стороны… Стена под Судзуки сломалась… Закричали люди вокруг него… Мир покачнулся… и он с криком рухнул в холодную воду… Страшный корабль выстрелил опять — и что-то темное пролетело над падающим Судзуки… И когда воин ушел под воду, то обломки стены тонули вместе с ним… Катана выпала из руки от удара об воду, но короткий меч остался… тяжелый… невыносимо тяжелый… он тащил на дно… обломок вгрызся в воду возле ноги… саднящая боль в голени…

Петренко-старший в тот же день, еще до прихода врача, решил избавиться от кинжала. На всякий случай. Врач сказал, что болезнь вызвана большим нервным напряжением. Едва он ушел, отец рванулся к комоду. Потом с усилием заставил себя обождать — надо было сыну холодное полотенце на голову положить или лекарство дать.

А когда позже схватил сверток, развернул и посмотрел на кинжал…то не смог с ним расстаться. Как будто приковало его к себе проклятое лезвие. Дрожащими руками затолкал кинжал в ножны, дрожащим пальцем провел по царапинам на ножнах. Сейчас и он подумал, что эти линии напоминают какой-то узор. Который имел какой-то смысл. Но мог ли быть смысл в каких-то царапинах? Что за бред?!

Мужчина мрачно захлопнул ящик. Потом нервно оглянулся на сына — тот все еще лежал на его кровати, в ботинках. Которые, кстати, надо было снять.

Рука Максима дернулась, сгребла покрывало.

— Но-бо-ру… — прошептал он.

— Что? — отец торопливо подскочил к нему, — Что ты сказал? Воду набрать? Так я сейчас…

Мальчик тяжело дышал, пот скатывался по его лицу. Он провалился в забытье… Он видел такой яркий сон…

Сумерки спустились на город. Два подростка крались по улицам между скоплений деревянных домов. Тот, который был ниже, уверенно шел вперед. Тот, что следовал за ним, повыше, все время пугливо оглядывался, сжимал рукоятку короткого меча.

— Нобору! Может, не стоит?

Темнота сгустилась. Площадь, на которой был манеж для лошадей, казалось, была поглощена мраком. Ивы, росшие вокруг манежа, своими силуэтами напоминали скрюченных и сгорбленных чудовищ. Темнела над домами пожарная вышка с большим колоколом. Луна освещала город очень лениво, лишь кое-где выхватывая из темноты силуэты строений.

— Ты сын самурая или сын торговца? — язвительно отозвался шедший впереди.

— Да как ты смеешь?! — прошипел идущий вторым.

— Вот то-то и оно! А я уж подумал, что ты испугался еще не услышанного кайдана или ночного города, — хмыкнул Нобору.

— Прирежу! — прошипел возмущенный спутник.

Насмешник захохотал.

— Кто здесь?! — проорали невдалеке.

Второй из приятелей зажал рот первому и дернул его в сторону. Еще не хватало попасться воинам, обходящим улицы! Порядочные мужчины в это время уже спят или развлекаются в Есивара. Бродят только стражи да лихие люди.

— Кто?! — проорали уже ближе.

Невдалеке из-за дома выскользнуло яркое пятно света, заключенное в бумажный фонарь. И обрисовалось несколько фигур взрослых мужчин — у них рукояти катан топорщили одеяния.

— Вот …! — тихо выругался высокий подросток.

Низкий схватил его за руку и потащил назад — он хорошо знал улицы Эдо(5), так как родился и вырос здесь.

— А ну стоять!!! — заорали охранники ночного города — и бросились следом.

Могут и зарезать, если в темноте сочтут за простолюдина. А двое подростков, еще не закончивших обучение, да с одними лишь короткими мечами, против нескольких вооруженных взрослых вряд ли выстоят. Разве что зарезаться… Но жить хочется!

Сердце бешено колотилось… Он сам этого города не знал, не представлял, где улицы, а где — жилища. Единственное, что оставалось — это рука Нобору, тащившего его в темноте. Оставалось только положиться на недавно обретенного друга и судорожно цепляться за его ладонь, забыть обо всем — и влиться в ритм его бега, чтобы не запнуться, не выпустить спасительную руку, не отстать… Сзади слышался топот преследователей…

«Ну, Судзуки, и сволочь же ты! — завтра скажет ему Нобору, — И сдались тебе эти рассказчики страшных историй, вздумавшие устроить поединок между собой и зрителями в одном из заброшенных домов?!». Скажет — и будет совершенно прав. Если завтра наступит… для обоих…

Деревянная сандалия соскочила с правой ноги. Судзуки споткнулся, упал, выпустив руку друга. Тот едва успел нырнуть за какой-то прилавок и ряд бочек, неимоверным усилием втащил друга за собой, зажал тому рот. Они сидели рядом. Плечо Судзуки упиралось в грудь Нобору: он чувствовал как бешено бьется у его спутника сердце. Преследователи остановились неподалеку.

— Ну и где эти…?

— Кто из них упал… где-то рядом.

— Сейчас найдем! Им мало не покажется!

— Думаешь, поджигатели?

Сердце Судзуки камнем обвалилось вниз.

Улицы Эдо, в отличие от прошлых столиц, вообще были препогаными: кривые, предельно узкие, чтобы ни пули, ни стрелы, ни вражеская конница не могли там разгуляться. Враги являться в гнездо военного правительства не спешили. А вот огонь шлялся по улицам с удобством для себя. Мелкая оплошность — и может начаться пожар. Да и пожарные — на это почетное дело никто добровольно идти не хотел, так что набирали всякий сброд — справлялись не всегда. Так что самым страшным преступлением из всех возможных считали поджог города. И преступников сжигали живьем. Ночь сегодня, как назло, не туманная и вполне может начаться пожар. И если Судзуки и Нобору схватят и сочтут за возможных поджигателей…

— Кажется, где-то тут должны быть… — задумчиво произнесли в паре шагов от их укрытия.

Свет фонаря проник между прилавком и стоявшими возле него бочками. Сейчас найдут…

Судзуки чувствовал, как задрожал его друг. И зачем было втягивать в эту рискованную прогулку Нобору? Пошел бы один. Один бы и попался, если что. Хотелось сказать «прости!», но тогда их найдут на несколько мгновений раньше.

— Пусть только попадутся нам, поганцы! — ворчал один из стражей.

— О, смотрите, чье-то гэта валяется!

— Да, они точно тут рядом споткнулись. Ищите лучше!

— Пожааааар! — возопили неподалеку.

Из чьих-то рук выпал меч. Впрочем, ошарашенный самурай его тут же поднял. И, наклонился он так, что сейчас поднимет взгляд и заметит в щели под прилавком…

— Пожааар!!! — опять проорали неподалеку. — Гоорииим!!!