Бросилась к ним — и запуталась в подоле многослойных длинных одеяний. Длинные пряди волос разметались вокруг. Мальчики обернулись на мой вскрик. Поднялись. Подошли ко мне настолько быстро, насколько позволяли неудобные широкие одежды. Оба протянули мне руки, чтобы помочь подняться. Только один улыбался мне, а второй был пугающе серьезен. И я замерла, не зная, чью помощь принять. Глаза, черные-черные, внимательно смотрели на меня с необычайно миловидного лица. Глаза светло-карие смотрели на меня с лица красивого, но заметно уступающего в красоте рядом с этим спутником. Оттенки их шелковых одежд и вышивка на них были великолепны. И у обоих такие интересные благоухания окутывали одежды и тела…

Я принюхалась с наслаждением. Шумно принюхалась.

— Будто зверек какой-то, — презрительно сморщился мальчик с черными-черными глазами.

— А кто вчера учуял аромат мамы, возвращающейся из монастыря, задолго, как ее повозка с быком приблизилась к усадьбе? — проворчал мальчик со светло-карими глазами.

— С обонянием мне повезло, — ответил первый мальчик невозмутимо, словно речь шла о чем-то обыденном.

— А уж как ты убегал от соседской собаки, прежде чем ее их слуги поймали! — рассмеялся спокойно красивый.

— Я же не виноват, что собакам так не нравятся мои благовония! — возмутился черноглазый.

— Или проклятие на тебе какое? — усмехнулся его товарищ по игре на знание стихов, — Что собаки тебя ненавидят.

А я стояла и смотрела на них во все глаза. Таких красивых. И таких ароматных!

— А ты откуда? — поинтересовался кареглазый уже у меня.

— Там… — указала рукой куда-то за забор усадьбы, видневшийся из-за бока одной из галерей и крыши большого амбара. Сглотнула, — Там была женщина!

— Мало ли в мире женщин? — проворчал черноглазый.

— Нет! — сжала его рукав, — Если бы ты ее увидел! Она была такой красивой! А ее двенадцатислойный наряд… Ах, какие красивые переходы оттенков в слоях ее одежд! Какие длинные-длинные прямые черные волосы были у нее! Я таких красивых женщин никогда не видела! Даже залюбовалась!

— Лучше бы за собой следила, — проворчал черноглазый, развернулся ко мне спиной и пошел обратно к столику-подносу с ракушками, — Какое тебе дело до других женщин? Лучше бы стремилась стать лучшей сама.

— Быть лучшим — это у него любимейшая забава, — засмеялся кареглазый, подходя ко мне еще на шаг и, осторожно подхватив под руки, помог мне подняться, выпутаться из длинных одеяний.

— И верно! — засмеялась и я — и мой звонкий смех полился между благоухания сливовых деревьев, между белых и красных цветов на темных ветвях.

— Пойдем к нам? — предложил поддержавший меня.

— Пойдем, — улыбнулась ему, — Я с тобой пойду. С ним — нет.

— А мне и одному хорошо, — обиженно отозвался мальчик, уже степенно опустившийся возле столика, чтобы меньше примять свои одежды.

— Если тебе хорошо одному в твоих покоях, что ж ты выходишь к нам поиграть? — фыркнул мой спутник, все еще придерживающий меня. Он даже наклонился, чтобы подвинуть подолы моего кимоно, чтобы красивее лежали у моих ног по траве.

— Я когда-нибудь путешествовать уйду, — ворчун с тоской посмотрел на виднеющийся за галереей кусок забора.

Уже и я проворчала:

— И уходи! Уходи насовсем! Нам и без тебя будет хорошо. Будем играть друг с другом вдвоем. И никто не будет сидеть с таким скучным лицом. Никто больше не будет ворчать на нас.

Мальчик поднял на меня мрачные как ночь глаза.

Внезапный порыв ветра сорвал пригоршни лепестков с ближайших деревьев, окатив меня ими, словно брызгами воды. Растерянно голову подняла, глядя как они падают, легко кружась… будто душистый снег падал на мои ладони… Я невольно подставила руку, чтобы набрать этих хрупких тончайших обрезков небесной бумаги… Ведь, наверное, цветы родились где-то в небесной стране?.. Они так красивы! Так чарующе красивы…

Легкий уже ветер обдал меня незнакомым сложным ароматом чьих-то благовоний.

Невольно повернувшись туда, столкнулась со взглядом растерянных черных глаз. Он… почему он так смотрит на меня?

— Почему ты так смотришь на меня? — спросила.

Но мой вопрос остался без ответа. Беззвучно лишь соскользнул лепесток с моего плеча, поскользнувшись на другом… легко скатился по складке моего верхнего кимоно…

Этот странный сон не шел у меня из головы. Эти лица мальчиков, которые казались чем-то знакомыми, будто уже видела их где-то прежде. Но особенно завораживали меня черные-черные глаза, смотревшие с миловидного лица на меня. То чувство, будто стоишь перед бездной. То чувство, когда чье-то лицо настолько прекрасно, что захватывает дух от совершенства черт, рожденных природой. Или, может, то совсем не человеческая красота?.. Разве человеческое лицо может быть слеплено таким прекрасным, до малейших черт?..

Впрочем, не меньше, чем моя грустная любовь и ссора с Синдзиро, меня волновала загадка историй, которые слагал мой отец. Вот уже десять историй рассказал он мне. И, кажется, что героев шести из этих историй я встретила в реальной жизни. Или даже семи?

В один из последних дней учебы в младшей школе, я после занятий ушла в другой район, села там на свободную скамейку и, вооружившись блокнотом, стала чертить список.

Аюму, моя подруга, а так же девушка из истории отца, подружившаяся с кицунэ Амэноко.

Сенбернар Каппа, а также родители моей подруги, Еакэ и Сайвай, напоминали сразу трех героев истории отца о любви чудовища-водяного к молоденькой гейше из проклятой семьи.

Моя одноклассница Дон Ми, наполовину кореянка, а так же полицейский нашего района Сатоси-сан — словно отражение служанки Дон И и главы стражи Чул Су из папиной грустной истории про музыку в корейском дворце.

Дерзкая и жестокая девочка-якудза Кикуко и добродушный, вроде обычный Тэцу, как-то увязавшийся рядом с нею, из реальной жизни. Они же герои истории моего отца: дочь главы уничтоженного клана Мацунока Кикуко и ее знакомый Тэцу, они же — встретившиеся спустя несколько столетий после разлуки самурай Мацу и дочь богатого дайме Кику.

Европейская художница, обожающая Древний Египет и рисующая под вдохновением от него, а также ее охранник. И одна из жен фараона, а также военачальник — из истории отца.

Моя знакомая или даже уже подруга Хикари и репортер-фотограф из Росиа под псевдонимом Синсэй. Они же — японка-простолюдинка Хикари и самурай Судзуки из истории моего отца.

И, наконец, сказка будто бы про моих мать и отца, Кими и Кин, но в ней моя мать почему-то оказалась молоденькой кицунэ, а отец — хакером, добывающим деньги для оплаты лечения для бедных детей. Там же, кстати, просочился и лис Синдзиро.

Хм, выходит даже семь совпадений героев по именам. Из десяти историй!

Хотя… Пожалуй, Амэноко и Аюму можно вычеркнуть. Как и моих родителей, и Синдзиро. Я все-таки верю в божеств-ками. Сколько-то верю. Потому что мои мама и папа учили меня уважать синто и буддизм, вместе со мною проводили какие-то обряды. Но вот лисы-оборотни и чудовища… Разве они существуют?

Ученые ничего такого не обнаружили! Ученые пытались вывести происхождение людей от мутировавших обезьян. Но, правда, скучная и противная та версия. Мне куда больше нравилась идея о богах Идзанами и Идзанаги, брате и сестре, спустившихся с небесной страны вниз и сотворивших в священном союзе мужа и жены японские острова и вообще мир. Хм… или как там у европейцев?.. А, был один Бог, он сотворил людей. Вроде бы за семь дней. Хотя ученые говорят, что был большой взрыв и вжжуух — появилась вселенная. Или Земля? Ох, запуталась.

В общем, идей, откуда взялись люди, множество. И мне привычно верить в существование божеств. Но вот прочие нелюди…

Хм, если отбросить выдуманную сказку про папу и маму и, может, знакомого и мне Синдзиро, а так же историю о дружбе человеческой девушки и лисицы-оборотня, то останутся пять историй, чьи герои мне напомнили моих знакомых.

Что же объединяет эти пять историй? Может, тут разгадка? Пожалуй, это истории о драматических событиях, исковеркавших чьи-то судьбы. Судьбы простых людей. В этих историях про ками и нелюдей не упомянуто. Но в этих историях есть идея, что наша нынешняя жизнь — не единственная и, может быть, уже не первая и не последняя. И вера в то, что связь между душами близких людей не рвется даже после смерти. Вот ведь под конец отцовских историй некоторые из их героев снова встретились в новой жизни! А в истории о жене фараона военачальник рождался множество раз, прежде чем сумел освободить душу возлюбленной из давно засохшего тела-мумии.

Если допустить, что душа и в правду может возвращаться в жизнь снова и снова, облачаясь в новые тела, как в новые одежды, то эти истории могли бы сколько-то быть правдивыми?.. И, кто знает, может кто-то из моих знакомых уже не первый раз встречается друг с другом и со мной?..

Но, все-таки… Какое отношение имеет все это к моему отцу? Он — провидец, способный видеть прошлые и будущие пути чьих-то душ?.. Или… мой папа и сам… какое-то божество? Но если он — ками, то, стало быть, ками и прочие нелюди существуют?..

К тому же, я никак не могла понять еще одну вещь.

Какое отношение папины истории имеют к исчезновению моей мамы?! И… имеют ли?.. Мог ли папа зашифровать в своих историях какой-то намек мне на причину исчезновения моей матери или разгадку, где ее искать?.. Но… В его историях, подозрительно переплетающихся с реальностью, герои умирали при трагичных или грустных обстоятельствах, а потом уже рождались вновь и получали шанс снова встретиться с кем-то дорогим. А, нет, в одной истории встретились еще и давние враги. Той, про Египет. А, и про самураев, причастных к Симабарскому восстанию.

Но…

Папа, ты хотел сказать, что моя мама погибла, но у меня есть шанс встретить ее в новой жизни?!

Нет…

Только не это!!!