— Две тысячи грошей? Какие две тысячи грошей? Ты не в своем уме! На черта нужны мне твои английские капли? Я, слава богу, еще желудок себе не испортил! Водки у нас — весь Казанлык потопить хватит, а смокв и жареного гороха мы не едим.

Лавочник вытащил из-за пазухи длинную торговую книгу в красном кожаном переплете, перевязанную ремешком из красной кожи с шариками на концах, и стал читать:

— Одна ока розовой водки — четыре с половиной гроша; пол-оки английских капель — двадцать грошей; бочонок черного вина — сто тридцать четыре гроша…

— Стой, стой!.. И слушать не хочу, — воскликнул Нено, хватаясь за ус. — Лучше скажи мне, у кого ты черное вино брал?

— У вас, — ответил лавочник.

— Ну и пошел вон!.. С сумасшедшими я дела не имею. Кому продал вино и миндаль, с того и деньги требуй.

— Посмотрим, — ответил лавочник и ушел.

Это происшествие заставило вулкан призадуматься и серьезно поговорить с женой.

— Наш Николчо устроит нам большую пакость, — сказал он.

— Чем ребенок виноват? Он тут ни при чем. Наши лавочники и корчмари — скверные люди… Ты у них на два гроша жареного гороху купишь, они за тобой две тысячи грошей запишут. Не плати — и дело с концом.

— А ты брала что-нибудь у него в лавке?

— Брала оку риса да еще соли.

— Тогда заплати!

— Как? Две тысячи грошей?

— Заплати ему за рис и за соль!

О чем еще собирались толковать супруги с глазу на глаз, никому в мире неизвестно, так как в это время в совещательную комнату вошел один богатый казанлыкский житель, держа в руках полный кошель с деньгами. Взявши доску, Нено с гостем принялись их считать. Через четверть часа Нено спрятал деньги в два кошеля — серебряные монеты в один, золотые в другой — и, положив их на скамью, сказал должнику:

— Пойдем наверх. Я тебе расписку дам, и выпьем по чарке розовой.

Как человек разумный, должник не отказался пропустить чарку-другую, чтоб оттягать таким образом у своего заимодавца хоть один грош из хаджи-калчовских процентов: он последовал за Нено с таким смирением и благоговением, словно его вели на исповедь или к крестному. Скоро оба приятеля уже сидели в комнате верхнего этажа, где Нено с Неновицей принимали гостей, и перед ними стоял накрытый красной скатертью низенький столик с водкой и закуской.

Но мы не любим наблюдать, как пьют и жуют чужие рты, поэтому оставим чорбаджи Нено с его приятелем, спустимся вниз, приоткроем дверь в ту комнату, где оставлены кошели, и посмотрим, что делается там. Прежде всего мы увидим, что одно окошко, выходящее в сад, отворено и в него заглядывает Николчо. Лицо его горит, по лбу катятся крупные капли пота, глаза испуганно моргают, грудь тяжело дышит… Но глядите, глядите! Он чего-то ищет в саду, поднимает какой-то чурбан, тащит его к окну; становится на него и хватается за оконную раму; влезает в окно и спрыгивает на пол; подходит к лавке; берет один кошель и сует его себе за пазуху; наконец опять вылезает в сад, относит чурбан на место, закрывает окно и исчезает из виду.

Может быть, пойти сказать об этом отцу? Нет, погодите… Зачем нам мешаться не в свои дела, особенно в такие, которые происходят между родственниками? Человек так уж устроен, что не любит, когда посторонние открывают ему глаза на тяжелую, неприятную действительность; выражение: «Не суйся, куда тебя не спрашивают» — порождено тем обстоятельством, что он очень часто хочет скрыть то самое, чего ищет и что желает найти…

Когда приятели вылили в свои «недра» один за другим по три стакана, открылась входная дверь и Нено вызвали в конак. Уже подходя к калитке, он вдруг вспомнил, что деньги остались незапертыми, сказал жене, чтобы она убрала их, и ушел.

Неновица, не знавшая, сколько денег получил муж, вошла в комнату, увидела оставшийся кошелек, раскрыла его и принялась в нем рыться.

— Должна же я проценты получить, — подумала она и поглядела на дверь, словно опасаясь, как бы кто не увидел. — Только теперь уж не стану держать деньги в погребе. Людские глаза — завидущие… Надо под пол или в саду закопать.

В итоге этих практических соображений Неновица вынула пять серебряных меджидие[94], опять завязала кошелек и заперла его в стоявший под иконостасом сундук. А пять серебряных меджидие отнесла в сад, под большую яблоню. Что делала под яблоней эта умная женщина, нам знать незачем, так как деньги прячут в самых тайных местах, а кроме того, мы должны идти в конак, чтоб узнать, зачем туда вызван чорбаджи Нено.

Явившись в конак, Нено увидел перед собой Али-агу, который хранил важный вид и глядел строгим взглядом.

— Скажи, пожалуйста, — спросил Али-ага, — зачем ты посадил в тюрьму своих слуг и требуешь с них того, чего они не брали? Я прекрасно знаю, что ты сам не веришь, будто деньги твоей жены украдены этими несчастными. Покайся, Нено, пока не поздно. Давший тебе жизнь глядит на тебя с небес, готовясь отплатить тебе за бедняцкие слезы. Неужели ты не боишься бога? Скажи, зачем ты ходишь в церковь, зачем слушаешь слова служителей божьих, зачем бьешь земные поклоны, если сердце твое стремится совсем к другому? Ты знаешь, что говорил Иисус ученикам? Если не знаешь, так я тебе скажу, что он велел вам быть кроткими, как агнцы, и праведными, как младенцы. Эх, чорбаджи Нено, ты — не христианин, не справедливый человек! Не тот христианин, кто делает кресты из золота и молится на них, а тот, кто исполняет предписания пророков божиих, живет честно и праведно. Вы ненавидите евреев, говорите, что их прадеды распяли Христа. А сами что делаете? Не распинаете ли вы его каждый день, каждый час? Не издеваетесь ли над его священным именем? Ну погляди на себя: на кого ты похож? Посмотри на свои дела, подумай о своих грехах. Нет, не евреи, а такие люди, как ты, обагрены святой кровью Христа и его апостолов. Пойди отпусти своих невинных слуг, оплакивающих дни свои и проклинающих ту минуту, когда они вступили в дом твой. Деньги украл твой сын… Поверь мне, я никогда не лгал: Никола пошел по плохому пути. Натяни поводья!.. За одну неделю он истратил в городе больше пяти тысяч грошей. Открой глаза и постарайся удержать его, пока не поздно… Не считай всех дураками, неспособными правого от виновного отличить. Имей в виду, что если ты не послушаешь моих советов, наши граждане заставят тебя образумиться. А теперь ступай!

Речи Али-аги произвели сильное впечатление на тучное сердце Нено, давно уже переставшее волноваться, так как количество жира и способность к душевным переживаниям у человека тесно связаны между собой. Он, ни слова не говоря, пошел к начальнику полиции, заявил, что деньги найдены, и попросил выпустить слуг. Потом вернулся домой, позвал жену и сел на скамью. Он был бледен, и взгляд его выражал тревогу.

— Я говорил тебе, что деньги стибрил наш безобразник, а ты не верила, — сказал он. — Мы должны подумать, как с ним быть. Дерево надо выпрямлять, пока молодо.

— Что с ним делать? Не убить же его? — возразила мамаша.

— Не убить, а женить, — ответил Нено, и физиономия его залоснилась, как мокрый бархат. — Если мы его женим, он перестанет бегать к женщинам, а перестанет к ним бегать — не будет больше сорить деньгами.

Этот основательный вывод умного человека, поначалу встреченный матерью не совсем благоприятно, в конце концов, после долгих обсуждений и споров, был принят.