И с любопытством на нее уставился: насколько мог судить по богатому жизненному опыту, жрицы платной любви моряков обожают – мало кого можно так качественно выдоить, как поддавшего морячка. Ну, проявит она свою сребролюбивую сущность?

Нет, она с милой гримаской произнесла совсем другое:

– Значит, и у вас есть люди, которые хорошо зарабатывают? А я думала, у вас так ужасно… Не жизнь, а сущий ад.

Припомнив один из своих любимых романов, Мазур без зазрения совести выдернул оттуда цитату:

– Ну, почему уж сразу и ужасно? Разве что навернется кто-нибудь с пятого этажа. Но это и в Канаде чревато неприятностями, а? Вот видишь…

– Ты, часом, не собираешься вести коммунистическую пропаганду? – с любопытством спросила она.

– Вот уж чего не умею, того не умею, – совершенно искренне сказал Мазур. – Когда нормальный парень видит такую девушку, как ты, у него на уме что угодно, только не пропаганда, неважно чья… Ну, что там с вентилятором?

Вентилятор и правда застыл под потолком в полной неподвижности и безмолвии. Джоанна с наигранной беспомощностью пожала плечами, бросила лукавый взгляд:

– Смотри сам, ты же мужчина.

Мазур присмотрелся. Для того чтобы поставить диагноз, хватило секунд пять. Выпрямившись, он протянул не без ехидства:

– Понимаете ли, мисс Джоанна, вентиляторам, как и другим электроприборам, свойственно работать только тогда, когда вилка воткнута в розетку. А если она выдернута и лежит рядом на полу, вентилятор ни за что крутиться не будет…

– Как интересно! – воскликнула Джоанна с видом полной и совершеннейшей невинности. – Кто бы мог подумать! Вот что значит понимающий мужчина в доме… А как теперь сделать, чтобы он завертелся?

– Элементарно, – сказал Мазур, нагнулся и воткнул вилку в розетку.

Вентилятор моментально завертелся. Выпрямившись, Мазур покачал головой и процедил:

– Интересные дела…

Джоанна стояла уже без пестрой блузочки, в одних коротеньких белоснежных шортах, заложив руки за голову, отчего самые выдающиеся ее прелести проявляли себя во всей красе, – загорелая везде, куда достигал взгляд, невозмутимая, хитро прищурившаяся.

– Вот, кстати, об этнографии… – произнесла она как ни в чем не бывало. – Этнография меня всегда интересовала. Что делают поляки, увидев симпатичную блондинку в одних шортиках, давно потерявшую невинность?

Если она рассчитывала смутить трепетную душу славянина из-за «железного занавеса», то крупно промахнулась – видывал Мазур подобное не единожды, в руках держал…

Он ухмыльнулся и преспокойно ответил:

– Поляки, солнышко, в таких случаях очень даже запросто могут с блондинки и шортики снять, а потом кучу всяких фривольностей сотворить.

– За чем же дело стало? – перехватив взгляд Мазура, она вдруг фыркнула: – Эй, ты, часом, не подумал, будто я из профессионалок? Честное слово, я бескорыстная любительница. Просто понимаешь ли… Потом мы все будем ужасно респектабельными и примерными – муж, карьера, репутация, дети… А пока я еще беззаботная студентка, нужно оттопыриться так, чтобы было что вспомнить. Мы с подругами здесь уже шестой день, от скуки остервенели – ну нет подходящих парней, и все тут, одни уроды да женатые в компании супружниц… Ну?

Мазур по-прежнему допускал за происходящим ловушку, любой хитрый ход неизвестно чьих спецслужб, – но что поделать, ситуация требовала немедленных действий. А посему он, не колеблясь, подхватил легкомысленную студенточку в охапку и переправил на постель, уже через несколько секунд убедившись, что блондинка она самая натуральная. Все последовавшее за этим как нельзя более вписывалось в концепцию дружбы народов вообще, и польско-канадской в частности. Дружба народов проходила пылко, разносторонне и с фантазией, наглядно опровергая брехню западных пропагандистов о том, что две социальные системы разделены непроходимой пропастью, а западный мир и советский блок никогда не смогут найти меж собой общий язык. Видали б они…

Прошло довольно много времени, прежде чем дружба народов получила некоторую передышку, и представители двух социальных систем умученно успокоились, лениво поглаживая друг друга.

– Точно, на следующий год поедем в Польшу, – заключила Джоанна, умело охальничая пальчиками. – Может, там все не так и ужасно?

– Да ну, какие там ужасы…

– А меня там не начнут вербовать, если я в Польше буду с тобой спать? Сфотографируют украдкой…

– Глупости, – сказал Мазур. – Ты что, знаешь какие-то секреты?

– Да никаких я секретов не знаю. Просто пишут так…

«Самое интересное, что у меня абсолютно те же подозрения, – подумал Мазур. – Возможно, и не контрразведка. Возможно, это просто девочка-вербовочка. Вербушечка мелкого пошиба, работающая по тем, кто приезжает из-за «железного занавеса». Вот смеху-то будет, если нас сейчас щелкают, и нынче же ввечеру какой-нибудь скользкий хорь начнет этими фотографиями в харю тыкать. Ну и завербуемся от имени пана Юзефа, что нам стоит? Пусть ищут потом в Польше, пока пятки до задницы не собьют…»

Дверь громко стукнула, и он машинально напрягся, – но тут же подумал, что всполошился зря, спецура постаралась бы войти совершенно бесшумно.

И точно, вместо хмурых типов со стволами наперевес появилась блондинка в красном бикини – не та, что выглядывала утром из окна вместе с Джоанной, незнакомая какая-то. Мазур со свойственной полякам стыдливостью быстренько прикрыл кое-что простыней, зато Джоанна и ухом не повела, раскинувшись в непринужденной позе. Только повернула голову:

– Это Алиса, из нашего университета. Алиса, это Джузеф, он поляк, представляешь?

Алиса, присев на краешек постели и меряя Мазура бесстыжим взглядом, поинтересовалась:

– Судя по твоей довольной физиономии, сделан почин?

– Ага, – сказала Джоанна. – А учитывая, что у них там еще куча симпатичных парней, дела обстоят и вовсе прекрасно.

– Можно, я пока к вам присоединюсь?

– Да сделай одолжение, – хмыкнула Джоанна, усаживаясь в постели и потягиваясь.

Глянув на Мазура с потребительским интересом, Алиса притянула к себе Джоанну, погладила по груди, и подружки принялись целоваться взасос с большой сноровкой, выдававшей немалую практику. Стало ясно, что Мазура вот-вот затянут в вовсе уж растленные буржуазные забавы. Он в принципе был и не против – ситуация вынудила, так что нечего опасаться взбучки по партийной линии, – но хорошо понимал, что сослуживцы сидят сейчас как на иголках, гадая о его судьбе, просчитывая все мыслимые варианты и ожидая самого худшего. Делу время, потехе час…

Он бочком-бочком соскользнул с постели, прежде чем до него успели добраться расшалившиеся подружки, смаху запрыгнул в штаны и стал продвигаться к двери. Едва не налетел на третью жиличку – довольно симпатичную шатенку в коротком пестром платьице, вежливо посторонился.

– Джузеф! – с укором позвала Джоанна.

– Милая, великолепная! – проникновенно сказал Мазур. – Ты была прекрасна, я тебе безмерно благодарен, но мы, поляки, люди ужасно старомодные. Что поделать – католическая страна, застарелые предрассудки… Для меня это уже чересчур, я лучше назначу тебе свидание, и мы будем романтически гулять вдоль морского берега.

Он галантно раскланялся и выскочил наружу под взрыв девичьего хохота. Успел еще услышать, как Алиса жизнерадостно пообещала:

– Ничего, сами доберемся…

Ханжески закатив глаза, Мазур размашистыми шагами направился к своему домику, ни о чем особенно не беспокоясь. Существовала, конечно, слабая теоретическая вероятность, что за время его отсутствия всех остальных повязали враги, но ей противоречили два железобетонных практических факта. Во-первых, захвати кто-то в плен группу, ни за что не оставили бы Мазура разгуливать на свободе, с девочкой развлекаться. Во-вторых, если бы его друзей попытались брать всерьез, ни за что не застали бы врасплох. Не те ребята, какое коварство враг ни измысли. В случае чего шум стоял бы сейчас на десять верст в округе, отовсюду торчали бы ноги незадачливых агрессоров, мирные туристы с воплями разбегались бы подальше от канонады ополоумевшими толпами, и пламя вставало бы до небес.