А вдруг он до сих пор любит Изабеллу? А вдруг он страдает из-за развода? От пришедшей в голову мысли я громко всхлипнула. Водитель с недоумением уставился в зеркало заднего вида.

— Сеньорита, с Вами все в порядке?

— Да, в порядке, — ответила я, яростно стирая салфеткой помаду с губ, и добавила через минуту. — Скажите, а Вы бы не хотели работать у меня?

Водитель удивленно крякнул. Это был крупный тяжеловатый мужчина, не первой молодости, с отполированной гладкой лысиной и сломанным носом. Другая на моем месте бы испугалась садиться к нему в машину, вид у него был бандитский. А глаза добрые. Это я увидела, как только заглянула ему в лицо. За почти пятьсот лет жизни чему-чему, а по лицам читать я научилась.

— Мне нужен человек, который будет меня возить с работы и на работу, — пояснила я, — а заодно создавать вид охранника.

В последнее время участились случаи навязчивого внимания. И поклонников, и папарацци. Я боялась и тех, и других. Возле моего подъезда все время дежурили какие-то сомнительные субъекты с камерами на шеях и с мерзкими ухмылками на лицах. Мартин посоветовала не обращать внимания. «Теперь, — сказала она, — ты стала публичной личностью, и известность будет сопровождать тебя постоянно». Не знаю, хотела ли я такой жизни, когда рассылала свои портфолио? Вряд ли. Но сейчас поздно сожалеть.

Сама я еще не скоро научусь управлять машиной. Меня или подвозила Мартин, или я брала такси.

— Если Вы думаете, что это мой лимузин, то Вы ошиблись, — в итоге заявил водитель насмешливо. — Я работаю в таксомоторной фирме, это их автомобиль.

— Я куплю автомобиль, — ответила легкомысленно. — Я только что сэкономила полмиллиона евро, так что могу себе позволить раскошелиться.

Водитель опять удивленно кашлянул.

— Если договоримся о зарплате, я согласен, — произнес он и добавил через пару секунд. — Меня зовут Альберто Санчас, и если Вам интересно, я бывший боксер. Так что и с охраной тоже проблем не будет.

— Отлично, — ответила я и буркнула под нос, — хоть в чем-то сегодня везет.

Вечером были запланированы съемки. За огромные деньги меня выкупили у «Эксрибы» для какого-то голливудского фильма. Всего несколько эпизодов, максимум на пару часов, но шуму было... По контракту я не имела права нигде сниматься. Переговоры велись за моей спиной. Сколько денег затребовало агентство — неизвестно, но Мартин мне по секрету сообщила, что немало.

Режиссеру фильма нужно было самое прекрасное и необычное лицо на свете. Из всех лиц манекенщиц, актрис и моделей, ему почему-то приглянулось мое. В космической опере недоставало императрицы. Я должна буду появиться в кадре на несколько минут, сидеть на троне с высокомерным видом в разных фантастических нарядах и все.

Так как лететь в Америку я категорически отказалась, съемочная группа с декорациями прилетела к нам в Барселону. На меня надели облачение под стать средневековому рыцарю. Изделие, сплетенное из цепей, шелка и страз вряд ли можно было называть платьем. Если в таких нарядах будут ходить наши потомки, я им искренне сочувствую.

— Вам ничего не нужно говорить, — произнес режиссер перед съемками.

Сняли с первого дубля. Что-что, а сидеть неподвижно с надменным выражением на лице я умела прекрасно. Потом переодели еще раз, и еще. Если я правильно поняла, кадры со мной вставят в разные концы фильма. Рядом на троне то сидел, то ходил вокруг, то кричал и размахивал руками какой-то красивый мужчина. Он играл моего мужа. Императора. Съемочная группа чуть ли не пылинки с него сдувала. Мне же имя Лукаса Бардена ни о чем не говорило.

Я только начала смотреть фильмы на домашнем кинотеатре, который был, помимо всего прочего, в моей квартире. Пришлось долго и старательно учиться обращаться с этим монстром, не раз и не два требовалась помощь Мартин в его включении и настройке. Особенно много проблем вызвал пульт дистанционного управления. Как бы там ни было, я дошла лишь до шестидесятых-семидесятых годов двадцатого века. Просмотрела «Унесенные ветром», «В джазе только девушки», «Касабланка», еще некоторые. Лукас Барден там, увы, не снимался.

— У Вас очень необычное лицо, в нем есть что-то неправильное, — произнес режиссер, подойдя к трону после окончания съемок.

Он взял мой подбородок и медленно поворачивал из стороны в сторону, изучая. Мужчине было за шестьдесят, и я не отнесла его интерес ко мне в разряд плотских. Скорее, он смотрел на меня, как на предмет искусства.

— Я бы сказал, экзотическое, — продолжал он, — ваш разрез глаз не сочетается с подобной формой бровей, формой скул. А детская припухлость щек с вашим взглядом. Подобная припухлость бывает лишь у четырнадцатилетних юных девочек. А вот взгляд у Вас терпеливый, можно сказать, старый.

Я внимательно слушала его размышления, отмечая проницательность и незаурядное умение читать по лицам.

— Вы молчаливая леди, — режиссер отпустил мой подбородок и отошел назад, — когда Вы появитесь на экране, я Вам гарантирую — Вас заметят и будут приглашать сниматься. Даже ничего не говоря, Вы производите впечатление. Что будет, если Вам дать несколько реплик?

— Время покажет, — произнесла я свою любимую фразу и встала с трона.

Пора было снимать эти садистские доспехи.

— Хорошо сказано, — пробормотал режиссер, — время расставляет все по своим местам, карает, милует, оно является лучшим из судей. Палачом и арбитром.

Он схватил блокнот и стал быстро писать, бубня что-то под нос. Я пожала плечами и направилась в гримерку. Время у меня было раньше. Много времени. Целые столетия. А сейчас? Я не знаю. Буду ли я стареть, как другие люди, или останусь в таком виде навечно? Время покажет…

Альберто выбрал обычный неприметный Форд. Мне, в общем, было все равно на какой машине ездить. Я не разбиралась ни в марках, ни в мощностях. Мартин сказала, что я могла бы купить машину и лучше. Авто — это статус. Мой водитель с ней поспорил. Таких машин, как Форд, на улицах тысячи и можно легко (если нужно) затеряться в толпе. А по мощности и другим показателям он ничем не уступает навороченным маркам.

Целыми днями я размышляла, как завладеть картиной. В машине, на съемках, в кресле у парикмахера. Джордж не хочет ее продавать, значит, я должна придумать другой способ. Ничего, кроме как украсть, на ум не приходило.

По поводу, что такое хорошо, а что плохо, у меня были смутные представления.

Библию я не читала, нравственным принципам родители в детстве меня не обучали. Все, о чем я знала, я почерпнула из наблюдений за чужой жизнью, вися в домах купцов, вельмож и владельцев борделей. У них я насмотрелась всякого. Того, что никак не добавило понимания морали. Убивать плохо? А если убиваешь, защищая свою жизнь или жизнь близких? Воровать плохо? А если умирают от голода твои дети, родные?

Практически мой Создатель украл полотно у дона Монтиньонес. Я видела, как убивают передо мной грабителей, как насилуют женщин, как отбирают последнее у сирот и вдов. Законы и мировоззрение менялись с течением времени. Да что говорить, даже Джордж купил меня незаконно.

Однажды, несколько веков назад, я висела в доме одного французского барона. Долго. Три или четыре поколения. Я видела, как растут и взрослеют дети, влюбляются, женятся, заводят своих детей. Стареют и умирают. Я искренне привязалась к этой семье, полюбила их. А однажды случилось несчастье — в их дом вломились грабители. Это потом, спустя время, я узнала, что произошла революция, что бедные восстали против тирании богатых. Было страшно. Грязная толпа с искаженными ненавистью лицами сметала все на своем пути. Мужчины и женщины топтали красивые ковры, били посуду, рвали портьеры, словно нарочно хотели уничтожить все красивое, что было в доме. В гостиную вывели барона с женой и двумя детьми. Перед моими глазами их зверски растерзали, не пожалев ни трехлетней Авроры, ни пятилетнего Жерома. В конце концов, дом подожгли, вынеся все ценное из него. Меня забрал себе их предводитель, повесив в спальне. Я несколько лет смотрела на его зверства, пока его самого не отправили на казнь.

Все относительно в жизни. То, что вчера было преступлением, сегодня — насущная необходимость.

Поэтому я все больше и больше склонялась к воровству. А иначе придется жить в Барселоне постоянно, надеясь, что полотно (как и Джордж) никуда не денется. Только как? Джордж почти никуда не выходит. В особняке круглосуточно находятся несколько слуг. Замки, сигнализация. Я в этом ничего не смыслю. Нужна помощь. Но от кого? Из всех мужчин, меня окружавших, я доверяла лишь своему водителю. Но толкать его на преступление?.. Подло и недостойно.

Мы с Альберто возвращались со съемок. Вечерело. Начали зажигаться фонари вдоль трассы, подсветки на рекламных щитах. Альберто со смехом рассказывал о своем внуке, который недавно начал ходить.

И вдруг резко меня охватила паника. Она нарастала стремительно, рывками. Внезапно заболела голова, затошнило. Симптомы были такие же, какие были при поездке в Мадрид. Я сообразила через пару секунд.

— Альберто, срочно разворачивайся и мчись изо всех сил туда, куда мы ездили на прошлой неделе, — произнесла я быстро, — к вилле сеньора Олдриджа.

— Что с Вами? — всполошился водитель. — Вызвать «скорую»? Или ехать в госпиталь?

— Ничего не поможет, — едва выталкивая слова сквозь сжатые зубы, ответила я, — делай, что говорю. Скорее. Умоляю.

Альберто развернул машину и направился на побережье, ловко лавируя между автомобилями, ныряя в переулки. Вскоре мы вырвались из города и повернули на пустующую трассу. Боль ширилась, росла, заполняя тело. Выступила испарина, холодный пот побежал по спине. В настоящее время картина удаляется от меня, очень быстро. Скорее всего, на самолете. Пока я еще хоть что-то соображала, я позвонила Мартин.