Защитник чести Елены

Трудно сейчас установить, что Геродот действительно услышал от египетских жрецов, а что попросту вложил в их уста, чтобы сделать более достоверной милую его сердцу версию. Ведь рассказ о том, что Елена никогда не была в Трое, Геродоту наверняка уже приходилось слышать где-то и от кого-то — но не в Египте и не от тамошних жрецов. Эта версия показалась ему убедительной, тем более что он не мог примириться с мыслью, что троянцы пролили столько крови ради одной единственной, пусть и самой прекрасной женщины. Будь Елена у них, они сразу отдали бы этот предмет спора законным владельцам и Троянской войны не было бы.

А теперь познакомим читателя с человеком, который, насколько нам известно, первым сочинил историю о том, что Елена, в то время как под стенами Трои лилась кровь троянцев и ахейцев, благополучно и спокойно жила в Египте.

Имя этого человека Стесихор. Он жил около 600 года до н. э. то есть за полтора столетия до Геродота. Его родиной была не собственно Эллада. Он родился в городе Гимера, на Сицилии, и жил в греческих городах, расположенных в Южной Италии и на Сицилии. Много столетий спустя показывали могилу Стесихора в Катании, у подножия огнедышащей Этны. Стесихор был поэтом. Он сочинял главным образом песни, исполнявшиеся во время религиозных праздников. Содержанием этих песен чаще всего являлись старинные мифы о героях и богах. Писал Стесихор и поэмы. В одной из них описывается разрушение Трои, в других — приключения воинов, возвращавшихся из-под Трои на родину. Для пас наибольший интерес представляют два произведения Стесихора, известные сейчас — как, впрочем, и все остальные его поэмы — только по названиям и нескольким фрагментам. Первая из них — «Елена» — вобрала в себя все дурное, что только можно было сочинить и рассказать об этой женщине: что она распущенна, неблагодарна, заносчива, изменчива, коварна. Зато вторая поэма — «Палинодия»[73] — снимает с прекрасной Елены все упреки и обвинения.

Почему? С чем связан такой внезапный поворот? Об этом задумывались уже в древности. И был изобретен такой прекрасный ответ.

Елена была дочерью Зевса. Понятно поэтому, что после своей физической смерти она продолжала существовать как весьма могущественное божество. Узнав о первой поэме Стесихора, она сурово покарала поэта, лишив его зрения. Но одновременно пообещала, что он снова увидит солнечный свет, если засвидетельствует правду, то есть представит ее, Елену, в истинном свете — как женщину добрую, благонравную и достойную подражания. Послушав богиню, Стесихор создал «Палинодию», и к нему действительно немедленно вернулось зрение. Задача, которую поставил перед собой автор «Палинодии», оказалась необычайно сложна. Как убедить людей, что Елена была добродетельной супругой, если, по Гомеру, она находилась в Трое, являясь причиной кровавой войны? Более того, Гомер вполне определенно дает попять, что она в это время наслаждалась радостями любви со своим похитителем Александром-Парисом. Однако в голове истинного поэта никогда не бывает недостатка в интересных замыслах. И Стесихор нашел выход из положения, устранив противоречие следующим образом.

Оказывается, в Трое находилась не реальная, живая Елена, а лишь ее призрак, созданный по воле богов, желавших гибели Трои. Выходит, что девять лет герои сражались из-за этого призрака, в то время как подлинная Елена находилась в Египте, где ее задержал фараон.

Можно было бы отнестись ко всему этому как к шутке, игре поэтического воображения. Многим древним авторам и после Стесихора случалось писать шуточные похвалы Елене. Однако есть основания предполагать, что для создания «Палинодии» имелись серьезные причины. Речь шла, конечно, не об утрате зрения и не о желании умилостивить прекрасную, но мстительною дочь Зевса. Нет, Стесихор сочинил «Палинодию» и восславил Елену — вопреки старой традиции и авторитету Гомера! — по соображениям, если можно так выразиться, политико-религиозным. Кому-то это может показаться странным. Действительно, какое отношение имеет поэтический миф о неверной жене к государственным делам? И однако такая связь существовала. По оставим на время этот вопрос открытым. Мы вернемся к нему позднее. А пока займемся дальнейшей судьбой идеи Стесихора.