- Сэм?! - помимо собственной воли. Бенедикт чувствовал, ка на глаза наворачиваются слезы. - Операция прошла успешно! Микк звонил мне.... Говорил, Сэм дышит самостоятельно и все хорошо.

- Похороны завтра, - совершенно спокойно продолжила Хоуп, всем видом показывая, что ей неинтересно выслушивать очередные предположения и вопросы.

Она умолчала о том, какая болезненная догадка пронзила ее и до сих пор не давала покоя: учитывая поведение Сэма за последнюю неделю, можно было подумать, что мальчик знал о том, что исход для него будет один вне зависимости от успеха операции. Те слова, что Хоуп приняла за бред и галлюцинации, относительно ее матери, теперь обретали смысл. Сегодня утром личные вещи Сэма собрали из палаты, чтобы передать отцу, среди прочего, Грейс Стоун обнаружила там конверт, с именем Хоуп.

Это был рисунок, над которым мальчик работал последние дни. Весьма схематичное изображение было разделено на две половины: справа были изображены дом с надписью «Бардаквилль», Хоуп, отец Сэма и Бенедикт, а слева — небольшой дом и две женщины, одна из которых была подписана, как мама, а другая — Виола. Именно она вела за руку Сэма, находящегося посередине рисунка, вела к его маме.

Домой.

И все бы ничего, вот только последняя была будто скопирована с той самой фотографии, которая неизменно находилась в комнате Хоуп и была напечатана в единственном экземпляре. Белое платье, прическа и нитка синих бус. Можно было притянуть за уши излюбленную теорию о совпадениях, но сложив нехитрый, но тем не менее невероятный пазл в голове, она поняла, что ей предстоит долгая борьба с собственными убеждениями и желаниями.

«Домой».

Сэм стремился туда, где его любили абсолютно и безоговорочно, в мир, который Хоуп не признавала, где не нужно было с пониманием относиться к вечной усталости родителя, который сам выгорел изнутри. Подтверждением тому была реакция мистера Хартлоу, который только ошарашено сторожил дверь морга больше суток, не проронив ни одной слезинки. Мужчина нечленораздельно мычал, когда с ним кто-то пытался разговаривать, штатный психолог развел руками и посоветовал сделать ему инъекцию успокоительного.

Столь незамысловатой манипуляции подверглась и Хоуп. Препарат был качественным до того, что боль в груди стала почти незаметной, притупились все чувства, только воспоминания стали отчетливее. Среди прочих, из головы никак не шли глаза Сэма, когда Хоуп «забалтывала» его перед наркозом. Так на нее смотрели в далеком детстве любимые родители, после обнаружения результатов очередной шалости — Хоуп по детской наивности думала, что врет весьма искусно, а они лишь кивали ей в ответ с печальной улыбкой, зная правду.

Понять, что мальчик умер, было несложно. Задолго до того, как голос одного из врачей-реаниматологов огласил время смерти, доктор Ванмеер в какой-то момент почувствовала, что крохотная рука Сэма в ее ладони больше никогда не шевельнется, оставаясь все еще теплой из нее ушло нечто, что до этого можно было ощутить, но не описать.

- Что я могу сделать? - голос Бенедикт вырвал Хоуп из ее мрачных мыслей.

Мотнув головой, она сглотнула. Реакция Купера была аналогичной — неверие, отрицание, гнев, боль.

- Уйти отсюда. Рано или поздно тебе придется это сделать, потому что ты волен так поступить, а мне в любом случае придется остаться и попытаться переварить сложившуюся ситуацию, от этого напрямую зависит моя профпригодность.

- Но как ты...

- Сам видишь, что выбрасываться в окно меня не тянет и передозировка сильнодействующих препаратов не грозит.

- Как и настырное желание убедить, что вместо сердца у тебя мешок с водой, - внезапно одернул неуместную браваду Бенедикт.

Самонадеянность Хоуп не была единичным случаем. Все отделение скорее ждало печального исхода в истории с Луизой и теперь, когда ожидания были попраны, каждый из родителей всерьез задумался об участи своего чада в обход статистике, аналогичным случаям и всякой уверенности.

Понять Хоуп можно было по-разному и сколь бы обидными не прозвучали ее слова, Бенедикт не торопился принимать их близко к сердцу, помня, что чувство такта и мягкость, отсутствуют в этой женщине по весьма объективным причинам. Сейчас она будто приготовилась к бурной тираде в свой адрес, а потому самым действенным способом достучаться до ее сознания было сделать так как она просит.

Не трудно было догадаться, что впереди было много слов соболезнований, которые ей придется услышать и произнести. Сэм был далеко не простым пациентом. И столь жесткая реакция Хоуп была способом примириться с данностью. Ей самой еще нужно было полностью осознать смысл слов «синдром внезапной смерти».

Замок щелкнул. Не обернувшись на прощание, Бенедикт молча вышел вон и аккуратно прикрыл за собой дверь. Внутри растекалась чуть ли не вакуумная пустота, которая начала заполняться отравляющим осознанием происходящего только после того, как Нэд очутился в палате Луизы.

Разительный контраст, теперь показался ему едва ли не чудовищным, по своему смыслу.

Роуз громко хлюпнула носом, покачал головой. Она не находила слов, чтобы хоть как-то утешить Бенедикта. Будто она была виновата в своей нечаянной радости, что дочь пошла на поправку вопреки всем прогнозам.

Чистая, заправленная койка была свободна для нового пациента. Бенедикт бездумно прикоснулся к покрывалу, на котором не было не одной складочки, пальцами и вздрогнул. Слова Хоуп о том, что он волен отсюда уйти в любой момент, теперь показались ему самым желанным, что он хотел услышать. Отрицать очевидное было глупо.

Из детского онкологического отделения, в этот день, Бенедикт уходил постаревшим на пару десятков лет, по сравнением с тем шалопаем, который попал сюда два месяца назад с рассеченной бровью и обидой на весь мир.

***

Семь месяцев спустя.

«Нужно следить за своей физиономией! Босс терпеть не может довольные и счастливые лица, которые принимает за отсутствие профессионализма».

В страховой компании решаются вопросы жизни и смерти по разным направлениям и скалиться здесь, как минимум не уместно.

Тем не менее, Сойеру Ноксу было трудно сдержать самодовольной улыбки, которая не помещалась в организме, как он ни старался.

ПОВЫШЕНИЕ.

Из начальника отдела страхования жизни, он мог метить только за заведующего филиалом. Как раз освободилась должность в Портленде, и в мозгу назойливой рекламой мигал список возможностей, от которого потекли слюнки. Были еще пара вариантов на северо-западе страны. Уезжать из прохладного климата, Соер не хотел принципиально, потому что жару не переносил физически.

- Меня вызвали, Салли, - бросил Нокс секретарше, не сбавляя хода и одернув пиджак, постучал дважды в дверь начальника. - Добрый день, мистер Уолшер. Вы хотели меня видеть?

Поджарый, с завидной внешностью мужчина, которому никто не мог дать больше пятидесяти, нависал над кем-то, кто сидел в его кресле, отвернувшись к окну. Очевидно, что с гостей у него была весьма доверительная беседа и Сойер не посмел заговорить, прежде, чем к нему не обратятся. Он почти не слышал приглушенного голоса, так как остался стоять у самой двери, а кабинет начальника мог вполне мог вместить в себя небольшой спортзал.

Мистер Уолшер выглядел довольным и широко улыбался, а значит, посетитель у него был из шишек еще более серьезных, чем он сам.

- А, Нокс! Чертов сукин сын! Я и не знал, что под маской небывалой скромности, у нас таится самоотверженный страховщик каких поискать. Не знаю, как ты обзавелся таким благодетелем, но отказать столь уважаемому человеку в просьбе я не могу.

- Простите? - улыбка Нокса немного искривилась.

- Ты безвозвратно покидаешь нашу компанию или соглашаешься на пост главы филиала в Мехико. Там сейчас, вспышка малярии и сотрудники зашиваются.

- Это какая-то ошибка... Мистер Уолшер, я не могу переехать в Мексику. Патологическая непереносимость жаркого климата.

Кресло мягко повернулось и Сойер увидел искренне удивленные глаза Бенедикта Купера.

- Он не рад, - лаконично подвел итог Бенедикт, скрещивания перед собой пальцы. - Кажется, это прямое нарушение условий контракта. Какой размер неустойки в этом случае грозит мистер Ноксу?

- Неустойки?! - промямли Нокс, окончательно теряя смысл происходящего. - И причем здесь Купер?

Каким образом Купер смог надавить на его начальника и как вообще, он мог манипулировать столь непреклонным человеком, каким был Александр Уолшер? И неужели Купер вернулся в компанию отца?

- Для тебя мистер Купер! Нокс! Прикуси язык. Как ты разговариваешь с нашим главным инвестором?

Ноксу не составило труда догадаться, из-за чего на него началась такая опала. Всему виной была эта проклятая Ванмеер! Только она могла показать на него пальцем!

- Новенький дюплекс, в который мистер Нокс переехал совсем недавно, уж точно придется продать, - пояснил Бенедикт явно получал удовольствие от сказанного. - Что ж... Не смею Вас больше отвлекать, Александр. Еще раз спасибо! Встретимся на выставке.

- Обязательно! Столь громкий успех. Благодарю за внимание к моей скромной персоне.

***

Выставка приуроченная к благотворительному приему, средства от которого будут направлены на лечение онкологически больных детей, имела небывалый успех. Здесь не было помпезной ковровой дорожки, хотя количеством именитых гостей, прием мог обойти многие светские события.

Гости не хвастались нарядами и чем состоятельнее были, тем скромнее выглядели, отдавая дань теме, которая могла затронуть каждого из них.

Имя Бенедикта Купера прогремело на всю страну, докатившись даже до Европы. И хотя, Пулитцеровская премия досталась другому фотографу, вполне заслуженно, работа, которую Нэд представил широкой публике говорила сам за себя. И как гениальное было просто, решение сыграть на контрасте поместив рядом две почти одинаковые фотографии, оправдало ожидания.