- Это дружеская встреча, а не свидание! - задумчиво протянула Хоуп, когда внезапно наткнулась в комоде на бархатный футляр с роскошным колье и серьгами, презентованный Уной.

- Это судьба, а не дружеская встреча. Такой генофонд! Еще скажи, что он у тебя в подчинении?! - балетки повторно полетели в окно и Гард снова кинулся прочь из комнаты.

- Сейчас так не говорят, бабуль, но фактически да.

- Проклятая толерантность! Поэтому мир и рушится. Происходит подмена ценностей, которая уже аукается человечеству. К чему это я? Ах, да! Так ты хоть пользуешься своим должностным положением?

- Все! Я их надела! - туфли заняли свое место на миниатюрных ступнях Хоуп и она недовольно поморщилась.

Не разношенные.

- Можешь не ночевать дома, - стараясь не кричать во весь голос, напутствовала внучку Уна, театрально придерживаясь за сердце.

Пожилая женщина притаилась за углом лестницы, жадно созерцая прекрасную метаморфозу, которая произошла с лицом мистера Купера. Его глаза не горели вожделением, и рот не приоткрылся от удивления, тело не напряглось, это было нечто другое, совершенное и настоящее.

Не любовь, даже не влюбленность, но фундаментальное открытие, словно была подтверждена самая противоречивая гипотеза.

Бенедикт был хорош собой, и Хоуп подловила себя на том, что ее взгляд отдыхал, когда медленно прошелся по высокой фигуре. Как все-таки мужчину меняет костюм.

Это был далеко не тот шалопай и грубиян, который стоил лишь сожаления и сочувствия. Оба знали и запомнили друг друга настолько не похожими на тех взрослых людей, что обменивались сейчас теплой полуулыбкой, что приходилось признавать очевидное — лучшей компании для ужина было не сыскать.

- Прекрасно выглядишь..., - тихим эхом донесся до ушей Уны низкий бархатистый голос, и она замерла, с упоением и тоской вспоминая себя молодой, красивой и полной надежд.

Бенедикт вовсе не удивился, когда узнал, какой ресторан предпочла его спутница. Это было заведение с хорошей кухней, но при этом доступное и спокойное. Как и не удивился тому, что Хоуп была знакома с хозяйкой ресторана, которая ждала ее, кажется, с нетерпением.

Их проводили до самого уединенного столика у панорамного окна, с которого открывался чудесный вид на весь зал, а с другой стороны на бухту Элиот в обрамлении небоскребов даунтауна.

Отвлечься от невеселых мыслей Бенедикту удалось только благодаря задумчивому виду Хоуп, которая то и дело замирала под гнетом очевидной проблемы, множил вопросы с каждой секундой. Из состояния оцепенения ее выводил постоянно бренчащий телефон. В основном это были сообщения, который Хоуп оставляла без ответа.

Кажется, она даже не заметила, насколько была любезна женщина, которая встретила их у входа. Хотя, очевидно, она была знакома со странностями своей гостьи и деликатные вежливые вопросы в скором времени иссякли. Хоуп, как завороженная приняла раскрытое перед ней меню, после чего у нее начался новый бзык и интервалом в минуту, она посматривала на часы, которые украшали тонкое запястье.

У Бенедикта, не было никаких сомнений о том, что случилось нечто плохое, уж слишком явно читалось наличие проблемы на лице его спутницы. Вместо ненужных вопросов, он окончательно расслабился и принялся с самым непринужденным видом изучать перечень предлагаемых блюд, как вдруг Хоуп резко поднялась со стула, бросив на ходу быстрое: «Я сейчас!»

И откуда такая прыть? Кажется, именно она пять минут назад судорожно цеплялась за его локоть, чтобы не свалиться с головокружительных каблуков.

Это не была походка от бедра, ни малейшего намека на соблазнительность и грацию. Хоуп Ванмеер со всех ног неслась к стойке бара, где ее дожидался Фредди Корцетти.

Облик мужчины был под стать мрачному настроению самой Хоуп, но на породистом, малосимпатичном лице итальянца растянулась искренняя улыбка.

Бенедикт тут же вспомнил ехидное замечание Грега Паунда о том, что его бывшая невеста могла совершать поступки далекие от морали.

Легкий поцелуй в щеку последовал незамедлительно, со стороны Фредди, едва Хоуп уселась на соседний высокий барный стул. Перед мужчиной стояли два стакана со светло-коричневой жидкостью — двойная порция виски. Он молча подвинул один из них для своей «знакомой», в то время как она закусила от досады губу, и Бенедикт мог поклясться, что Хоуп вот-вот разрыдается.

Эта мысль поразила его настолько неожиданно, что собственные проблемы померкли. За то время, что он провел в центре, под сомнительным прикрытием волонтерства, Купер сделал для себя честные и от того не особо утешительные выводы относительно себя и Хоуп. Ведь только они двое могли судить друг о друге и делать выводы о взрослении и достигнутых целях.

Главное отличие заключалось в том, что Бенедикт бежал от ответственности в любом виде, пока его не поставили перед фактами о грядущем крахе семейства Куперов. Он долгое время гнался за призрачным смыслом, сокрытым в людях, выискивая его в застывших изображениях на фото, и непременно ощущал, как внутри разгорается стыд, ведь жизнь была, до недавнего времени, пустой.

И какая же метаморфоза произошла, после встречи с Хоуп — взрослой до такой степени, что профессионализм и ответственность граничили на грани разумного. Что, впрочем, не мешало ей разговаривать с детьми на одном языке. Она могла подобрать ключик к любому, даже самому, замкнутому ребенку. Все отделение ее боготворило, а недоброжелатели и сплетники сами себя поднимали на смех, лишь бы сгладить углы своей неприязни. Многие колкости и обвинения принимали шуточную форму.

Каждого работника буквально насыщала уверенность и энергия Хоуп, которая не допускала паники и сомнений в исходе лечения, самых тяжелых пациентов. И вот, сейчас, Бенедикт видел ее раздавленной, надломленной и что хуже всего с мольбой в глазах, перед человеком, которого большинство считало потерянным человеком.

Она просила денег на операцию Сэма.

Осознание этого факта, далось Бенедикту на удивление спокойно, но во рту появился привкус горечи, он как завороженный наблюдал за течением краткой встречи, которая, судя по всему, уже подходила к концу.

Хоуп опустила глаза и лишь изредка понимающе кивала головой. Она осушила бокал с виски и не отдернула руку от мистера Корцетти, который словно утешая ее, взял за запястье. После этого, Фредди виновато улыбнулся и, повернув голову, пристально посмотрел на Бенедикта. Взгляд с хитрецой был слишком молниеносным, чтобы разглядеть там что-то еще, но несколько фраз были брошены Хоуп явно с предостерегающим видом, а она наконец-то беззаботно улыбнулась, обнажив красивые ровные зубы.

Эта улыбка преобразила ее настолько, что очарованию противиться было невозможно. Фредди на прощание галантно поцеловал руку женщины и не теряя времени, покинул зал ресторана.

Не было никакого смысла изображать из себя человека, который десять минут может изучать меню или вид за окном, учитывая то, что Хоуп ненароком поглядывала на Бенедикта. А потому, она с потерянным видом уселась на свое место и тяжело вздохнула.

Ожидая закономерных вопросов, она кивнула официанту и тот сразу же подошел к столику.

- Желаете аперитив?

- Да. Виски двойной.

Но и после этого молчание продолжилось, а взгляд Бенедикта был далеко не пытливым или полным недоумения.

Оказывается, что Фредди Корцетти был знаком с Купером и напоследок их краткой встречи поинтересовался, какого рода отношения связывают его с Хоуп, на что она ответила, что это встреча с недалеким одноклассником.

«Бенедикта Купера можно охарактеризовать как угодно, но считать его недалеким, было бы огромной ошибкой... Не шути с такими людьми, Хоуп. Ты же умница и правильно поймешь мои слова!»

- Прагматичность твоя сильная сторона! Уж чего не отнять. Действительно, что время зря тратить?! Совместить приятное с полезным - апогей практичности. - легкая ирония заиграла в полуулыбке Бенедикта. - Неужели все то, о чем говорил Паунд, правда?

Хоуп поблагодарила официанта за расторопность и подхватила толстый хрустальный стакан, чтобы тут же поставить его на стол, тем самым демонстрируя растерянность.

- Приятное, ох, это, конечно, занятно! А как ты сам считаешь? - внезапно парировала она, источая сарказм.

- Чудаками Сиэтл давно славится. Но думаю дело в другом... Ты вполне способна на безрассудные поступки, но прежде, крайне тщательно их планируешь или обдумываешь. Люди не могут столь кардинально меняться.

- Столь? - переспросила Хоуп, искренне удивившись.

- Ты всегда было тихоней и недотрогой... По крайней мере в школе. Не знаю, что должно было с тобой произойти, чтобы ты стала спать с мужчинами за деньги, пусть даже ради благородной цели.

- Почему ты уверен, что цель благородная?

- Потому что тебе ничто и никто не нужен.

Хоуп вздрогнула и застыла не в силах ответить. Казалось, что и дышать она перестала. Ее карие глаза, сверкнули сомнением и интересом, а последние слова Фредди теперь обрели форму едва ли не предсказания.

Шестнадцать лет, она пыталась найти в своей жизни нечто, что даст ей сил двигаться дальше, после того, как не стало мамы, и работа была только посредником в этом поиске. Смысл был совсем рядом, но никак не давался в руки. Происходила подмена интересов, ценностей... Хоуп брала за образец жизнь родителей, прислушивалась к советам, жадно впитывала опыт друзей, коллег, знакомых. Вследствии чего, запуталась окончательно, чувствуя, что она потеряна для мира и единственный человек, который понимал ее лучше, чем она сама, ушел навсегда.

Теперь же, на вымученном полусвидании, она в первые в жизни лицом к лицу предстала перед правдой. И довольно горькой...

Бенедикт наблюдал, как все самообладание Хоуп покрывается трещинами и крошится, но под опавшим слоем, с немыслимой скоростью нарастает новый.