Теперь нужно было реализовать проект. Для чего, несколько раз наведывавшись в порт и посетив тамошние притоны, я завербовал корейца. Представившись сотрудником французского Интерпола. Документы прикрытия для этого имелись самые разные.

Он был из эмигрантов, за деньги готов на все и под мою диктовку накатал нужную информацию. Я ее закрепил сведениями якобы полученными от доверенного лица[101] и, связавшись с Парижем, попросил встречи со своим начальником.

А на ней ознакомил того с полученным оперативным сигналом.

Полковник заглотал наживку, даже не потребовав контрольной встречи[102], сказал «хорошо служишь сынок, так держать», доложил в Центр, и колесо завертелось.

В конце октября в ряде газет появилось сообщение о предотвращении покушения на Пак Чон Хи, а также задержании корейской спецслужбой американского наймита.

Мой шеф получил за это медаль, а Волобуев премию в размере двух должностных окладов.

— Ну вот. Есть первый результат, — сказал я себе, пересчитывая в кабинете премиальные франки. — Теперь можно немного расслабиться.

И пустился «во все тяжкие», желая изведать прелести загнивающего капитализма. Для этого после службы возвращаясь в свою холостяцкую квартиру, я менял скромный костюм фабрики «Большевичка» на иностранное шматье, садился в «Рено» и отправлялся в злачные места Марселя.

Еще находясь в Москве и готовясь к этой командировке, я читал обзорную справку по городу, называемому еще «Вратами Алжира». В ней значилось, что это французский Чикаго.

Из почти миллиона жителей, двести тысяч были выходцами из стран Магриба[103], сто пятьдесят тысяч из Южной Сахары (так называемой Черной Африки), чуть меньше из Центральной Азии и Китая. Среди молодежи число «понаехавших» составляло еще больше. В Марселе грабили на улицах, в барах, банках и даже в машинах. Причем с равным успехом в любое время суток.

Молодые, бедные, голодные, а потому до безумия отчаянные африканцы, в то время уже оставляли проституцию и игральные автоматы пенсионерам из Италии и Корсики, а сами начинали заниматься более выгодным бизнесом — наркотрафиком. Который контролировала американская диаспора. На восемьдесят процентов это была марихуана — травка, но ее годовой оборот составлял более одного миллиарда долларов в год только по официальной статистике.

Однако это меня особо не пугало, поскольку в «лихие 90-е» у нас было похлеще.

В данной связи вспомнилась занимательная история с американским Брайтоном. Самым криминальным районом Нью-Йорка. Там издавна проживали негритянские банды гангстеров, с которыми ничего не могло поделать даже ФБР. Не говоря о полиции. Онапатрулировала район только днем, в усиленном варианте, а по ночам отсиживалась в участках. И никакие меры правительства в борьбе с этим темным злом не помогали.

Пока не развалился Союз и в Гарлем не прибыли с дружеским визитом наши «братки». Часть гангстеров приказала долго жить, многие стали калеками, а остальные в панике разбежалась.

Но вернемся, как принято у французов, «к их баранам».

Для начала Волобуев посетил несколько борделей, где поочередно оценил африканку с француженкой, а после азиатку. Те оказались на уровне, но значительно уступали нашим. В сексапильности, цене и интеллектуальном развитии.

С борделей переключился на притоны, где покурил немного травки, поглядел «танец живота», а заодно подрался с пьяными моряками из Гданьска[104]. Так захотел сидящий внутри свой, вместе с шахтером.

Поляков было много больше и моим пришлось нелегко, в связи с чем я стал ругаться матом на родном, и соотношение сил тут же изменилось.

Откуда-то заорали несколько голосов «трымайсь, кацап!», и в драку ввязался пяток французов. Потом Волобуев пил с ними джин (парни оказались украинцами), а под утро вернулся домой без бумажника и часов. Хорошо хоть «Рено» не сперли.

Поскольку премия улетучилась как дым, а зарплаты скромного служащего консульства на все это «загнивание» не хватало, я решил пополнить бюджет, в очередной раз воспользовавшись своими необычными знаниями.

Для этого обратился к подшивкам старых газет, хранившихся в архиве консульства, изучая их на предмет нашумевших в Европе преступлений, которые остались нераскрытыми.

Спустя несколько часов, в одном из номеров «Юманите Диманш» за 1976 год я наткнулся на сообщение о том, что в июле неизвестные совершили дерзкое ограбление банка «Соцьет Женеаль» в Ницце, умыкнув оттуда шестьдесят миллионов франков, и за сведения о них гарантировалось вознаграждение в двести тысяч.

Что-то об этом я слышал раньше, и тут же напряг все свои составляющие.

Правоохранители забрюзжали, что ничего не знают, поскольку это не их профиль, шахтер зевнул, а вот моряк тут же выдал: — деньги умыкнул Альберт Спаджиари с двумя подельниками. Бывший военный.

— Откуда знаешь? — не поверил я.

— У нас в «Неделе»[105] было сообщение, — заявил он. — Прочел по случаю.

— Ну, молодец подводник, — умилился я. — Куплю тебе бутылку «Каберне». Вспомнишь боевую молодость.

— А нам? — тут же завякали другие.

— А вам привет от Волобуева. В том самом смысле.

Теперь дело оставалось за малым. Выяснить в банке, остается ли силе их предложение и если «да», слить Спаджиари.

Первое я проделал, позвонив из телефонной будки в финансовое учреждение, где все подтвердили, а второе провернул через одного из своих французских агентов по кличке «Ришар», пообещав ему половину премиальной суммы.

В результате тот, следуя полученным инструкциям, выехал в Ниццу, где встретился с банкирами и сообщил тем имя преступника, которое якобы узнал случайно (на этот счет имелась соответствующая легенда).

Спаджиари арестовали, все подтвердилось, и «Ришар» получил все, что причиталось. До последнего франка. На нашей очередной встрече половина перешла в мой карман, а агента я на время законсервировал[106]. В целях собственной безопасности.

«По тихому» прогуляв еще пару тысяч, я приобрел на остальные несколько бриллиантов, спрятав их в надежном тайнике, после чего хотел вплотную заняться планом в части своего исчезновения.

Но не тут-то было.

Дело в том, что близились летние Олимпийские игры, назначенные мировым сообществом в Москве, а это являлось важным политическим мероприятием для страны Советов. Впервые в истории действо проводилось в пролетарском государстве, и следовало показать торжество ленинских идей в большом спорте.

Еще три года назад, когда я обретался в столице, в 5-м главке КГБ СССР был организован отдел, задачей коего являлось осуществление оперативно-чекистских мероприятий по срыву подрывных акций противника, а заодно враждебных элементов в период подготовки и проведения Олимпиады.

Его личный состав сразу же ударно занялся чисткой Москвы в этом плане. Выявляя внешних, а также внутренних врагов тайными силами и средствами.

Первых брали в активные разработки с последующей локализацией, вторых же выдворяли за 101-й километр[107]. От греха подальше.

А за полгода до начала игр, акулы империализма в лице Великобритании, США и Канады, под предлогом ввода наших войск в Афганистан, организовали бешеную кампанию по бойкоту Олимпиады. Желая ее сорвать в своих гнусных интересах.

В этой связи все советские посольства за рубежом, а также состоящие при них «бойцы тайного фронта» получили указания всячески препятствовать проискам империалистов, а заодно пропагандировать мероприятие.

Для этих целей были выделены дополнительные средства, и работа закипела.

Наш посол во Франции заявил решительный протест их правительству, явно примкнувшему к организаторам всего этого шабаша, консульство выдало массу въездных виз французским коммунистам, а мы нацелили агентуру с доверенными лицами, а также сочувствующими, на пропаганду Олимпиады.

Помимо этого в нескольких типографиях были изготовлены с последующей раздачей тысячи ярких буклетов с видами Златоглавой, перечнем гостевых льгот и прочей «халявой»; две парижских и одна марсельская газеты поочередно тиснули заказные статьи о преимуществах социализма, а еще были организованы пикеты у посольств и миссий — организаторов бойкота.

В Марселе пикетчиками занимался я лично, для чего приобщил (естественно не бесплатно) десятка три люмпенов из недавно прибывших туда арабов с азиатами.

Им были выданы плакаты, на которых было написано по-английски: «Руки прочь от Олимпиады!», «Да здравствует Советский Союз!», а на трех (по-русски) «Картер и Тэтчер засранцы!». Последние исполнил ваш покорный слуга. Типа ответа Керзону[108].

Как известно, Мероприятие прошло при полном аншлаге: в нем приняли участие спортсмены из восьмидесяти стран, а наши атлеты огребли подавляющее число медалей. Да еще установили целый ряд мировых рекордов, в пику заокеанским друзьям. Мол, нате вам! Выкусите!

Когда же спустя месяц олимпийские страсти улеглись, и мир занялся своими обычными играми, меня вызвал в Париж непосредственный начальник, заявив: — Ну что, Волобуев? Допрыгался?

— Не понял, товарищ полковник — озадачился я. — А в чем, собственно, дело?

Далее последовала непередаваемая игра слов, самыми литературными из которых были — жертва аборта и недоносок.

Потом начальник чуть успокоился, выпил валидола и сообщил, что к нам едет представитель Центра. И вроде как по мою душу.

Оказывается, гнусные американцы с англичанами сфотографировали в Марселе три моих плаката на русском языке, передали снимки в свои посольства в Москве, а те заявило ноту МИДу[109].

Мол, недружественный шаг и оскорбление их лидеров.

— Ты знаешь, чем это для тебя может кончиться? — вопросил шеф, глядя на меня, словно Ленин на буржуазию.